Полет Сокола (СИ) - Алексей Широков - Страница 21
- Предыдущая
- 21/62
- Следующая
От такого заявления комендант аж покраснел и перестал дышать. От смерти удушением его спасли очередные ученики, пришедшие на заселение. Отойдя в сторонку, я сделал вид, что ищу что-то в карманах, надеясь послушать, это мне настолько повезло или просто характер такой у человека. Оказалось, что любого первокурсника, независимо от его расы и происхождения, комендант искренне считал помесью гиббона с имбецилом. То бишь, гиперактивной личностью с тягой к массовым разрушениям и с полным отсутствием мозга.
Размышляя о том, что же пришлось пережить коменданту, я поднялся на третий этаж, где располагалась моя комната. Все жилые помещения были однотипные. Если ты заселялся в комнату, то она становилась твоей на весь срок обучения. Когда освобождалась, её заселял следующий первокурсник. Никаких номеров-люкс никому не полагалось. Если учесть, что здесь обучались даже дети императорского рода, это было круто.
Моё новое жильё представляло собой студию размером около тридцати квадратов, разделённую на рабочую зону, зону отдыха и небольшую кухню, скорее даже просто буфет с электрочайником. Глаз просто резало отсутствие микроволновки, и это я собирался в ближайшее время исправить. Вот только познакомлюсь с обещанными мне мастерами. Также имелся приличный санузел, с ванной, душевой кабиной и набором белоснежной сантехники. Начиная от раковины и заканчивая биде. Тут же стояла корзина для грязного белья. Стирка осуществлялась централизовано. Каждый вечер корзины собирались, и утром ты получал уже выстиранные и выглаженные вещи.
Приняв душ и переодевшись в один из комплектов выданной мне формы, я решил не отсиживаться в комнате, а спуститься на первый этаж. Там находилось помещение приличных размеров, именуемое клубом. Эдакая помесь красного уголка с кают-компанией. Вечерами студенты стекались туда, чтобы поболтать, посмеяться, посмотреть фильм, на одной из стен было натянуто полотнище экрана. Алкоголь и азартные игры были строго запрещены. За это можно было даже вылететь из лицея, невзирая на знатность рода. Девушек же можно было приглашать, но только в клуб. «Нахождение лица или лиц противоположного пола в жилом помещении общежития возможно лишь при наличии действующей помолвки между хозяином жилого помещения и лицом или лицами противоположного пола». Такую фразу без запинки мне выдал комендант при заселении. Причём тут все знали, кто с кем помолвлен, а кто нет. И могли даже остановить любого, если этот любой собрался «увлечь в альковы», так сказать, чужую невесту. Или свободную девушку. Потому как кто знает, может, твои родичи уже с её договариваются. А ты всё проморгал.
Атмосфера в клубе царила на удивление демократичная. Молодёжь всех рас, невзирая на курс обучения и социальный статус, общалась, знакомилась, рассказывала, как прошло лето, хвасталась достижениями, покупками и подарками. То тут, то там стихийно возникали кучки с очередным рассказчиком в центре. Время от времени в сопровождении братьев и женихов появлялись девушки. С ними церемонно раскланивались, но запала хорошего тона хватало ненадолго, и вскоре все, включая самих девушек, уже дружно смеялись. Или сами что-то рассказывали, размахивая руками и помогая себе мимикой. Кто-то уходил, кто-то приходил, короче, жизнь бурлила.
Я вписался в этот студенческий водоворот на удивление легко. Ко мне подскочил парень с причёской вида взрыв на макаронной фабрике и улыбкой, похоже, приклеенной к лицу, потому как улыбаться он не прекращал. Улыбаться и разговаривать. Своим видом он так напоминал, не к ночи будь помянут, Наруто, только славянин-стайл, что я с трудом сдержался, чтобы не ударить всеми имеющимися у меня силами. Пока он тащил меня в центр клуба, я узнал, что зовут его Егор Веселов, он тоже первокурсник, учиться будет на лекарском факультете, и «здорово ты у ворот охране наподдал, а то совсем распустились».
Вытащенной буйством стихии в центр зала, в ближайшие сорок минут я только и делал, что отвечал на вопросы. С учётом в основном мужской аудитории, вопросы были соответственные. Особенно интересовало, как в шестнадцать лет я стал полноправным бойцом вольного отряда и членом братства. В вкратце поведав о охоте на Лича, я пообещал желающим, что всё расскажу подробнее позже. И нарисую. И дам ТТХ винтовки. И мин. И пистолеты покажу, но в тире.
Вторым по значимости оказался вопрос о том, как я вообще умудрился поступить в Лицей практически из тундры. Многие дворяне и аристо из столицы не смогли этого сделать. А уж стипендию вместе с бесплатным обучением получали не больше десяти человек за курс. Внятно ответить я на него не смог и рассказал, что знал сам. Какая там была подковёрная возня, кого привлёк капитан и кто кому и сколько занёс и занёс ли вообще, мне было неизвестно.
С моей стороны это выглядело так. Сдав экзамены в средней школе города Пангоды, ближайшего к нашей крепости, я спокойно дожидался результатов. В себе я был уверен и рассчитывал если не на высший балл, то уж в районе девяноста пяти-девяноста восьми точно. Надо сказать, что система оценок тут напоминает японскую сто балльную. И примерно дня через три утром меня поднимают криками, типа «умывайся, собирайся, поешь по дороге», запихивают в машину, и мы с капитаном мчим, ну как мчим, на военной технике особо не разгонишься, но мы очень стараемся, в сторону всё той же Пангоды. Поскольку стараемся мы очень-очень, поговорить в дороге не удаётся, поскольку это чревато потерей языка. Прибыв к той же школе, вывалившись из машины и убедив себя, что земля не может качаться, я узнал, что, оказывается, прибыла императорская комиссия проверять итоговые работы выпускников. И наткнулись на мою. Написал я действительно хорошо, девяносто девять баллов, но в личном деле оказалось отмечено, что обучение я проходил домашнее. Будь я аристократом или хотя бы дворянином, это не имело бы никакого значения. Но то, что я простолюдин, сыграло свою роль, да ещё затаившие зло на капитана чиновники Службы Надзора за Детьми напели представителям комиссии, в каких жутких условиях я живу, и просто не реально, чтоб такой ученик получил самый высокий балл в районе.
Мою работу аннулировали. На апелляцию дали неделю, однако через сутки комиссия собиралась двинутся дальше, а пересдать местным чинушам для меня будет нереально. Если Итоговый экзамен проводился централизованно, с постоянным контролем на каждом этапе, и испортить мне оценку и при этом не спалиться местные не могли, то пересдача находилась уже целиком в их руках. Будь я хоть Эйнштейн и Ломоносов в одном флаконе, сдать экзамен искренне ненавидящей тебя, не побоюсь этого слова, бабе нереально. И следовало это сделать до отъезда императорских проверяющих.
Буквально вломившись в помещение, где работала комиссия, капитан с ходу наехал на проверяющего, практически обвинив его в ангажированности и классовом шовинизме. Причём это было сказано таким высоким штилем, что смысл доходил до меня с некоторым опозданием, даже пришлось немного ускорить мышление, чтоб успевать следить за мыслью оппонентов. Через двадцать минут высококультурной ругани высокие договаривающиеся стороны сошлись на том, что я вот прямо здесь и сейчас продемонстрирую им свои знания, без подготовки ответив на любой вопрос любого варианта итогового задания.
С моей скоростью работы мозга это было не сложно. К тому же по точным наукам глубина моих знаний даже превосходила школьный курс. А уж по математике я показал мастер-класс загрузив экзаменатора теоремой Ферма. Да, я понимаю, это было подло. Но что делать, если тут она не была сформулирована. Пообещав себе при случае вспомнить и записать доказательство, я получил свои законные сто баллов. Накинули балл в качестве извинения за доставленные неудобства. Оставив комиссию трясти Службу Надзора, мы отправились домой. И я уже выкинул из головы произошедшее, начав присматривать себе высшую школу в Новом Уренгое, когда капитан снова меня огорошил. С ним на связь вышел этот самый экзаменатор, оказавшийся ни много, ни мало деканом кафедры физ-мата в столичном университете. Принимал участие в комиссии он по личной просьбе брата императора, главы СИБ.
- Предыдущая
- 21/62
- Следующая
