СМЕРШ. Без легенд и мифов - Лузан Николай - Страница 15

Прочитав шифровку, Рязанцев бросил взгляд на дверь: несколько минут назад она захлопнулась за спиной Прядко, но не стал его возвращать. Накануне Петр, приняв предложение внедриться в абвергрупу 102, спустя сутки усомнился в том, что сможет выполнить задание. Причиной тому являлся вовсе не страх. За прошедшие полтора месяца Рязанцев имел возможность убедиться в том, что это чувство Петру было неведомо.

Все оказалось гораздо сложнее и глубже. Коммунисту, вступившему в партию во время финской войны, человеку честному и бескомпромиссному – Прядко было поперек души обратиться в отъявленного мерзавца и предателя. Рязанцев это видел, понимал и потому не пытался любой ценой склонить Петра к участию в операции. Он посчитал: в сложившейся ситуации будет разумнее, если на время предоставить Прядко самому себе.

Пока же в душе Петра царило смятение. Он все еще не мог принять произошедший несколько дней назад этот невероятный и немыслимый поворот в своей судьбе и службе. Он – боевой командир, познавший на себе жестокость фашистов и мерзость предательства, пылавший лютой ненавистью к ним, готовый рвать их зубами, должен остаться в прошлом и превратиться в такую же мразь, как Струк. Но и этого было недостаточно, чтобы выполнить задание Рязанцева. Ему предстояло доказать прожженным, не верящим на слово вербовщикам абвера, что он, Петр Прядко, из всех предателей и мерзавцев – самый подходящий.

«Все! К чертовой матери фашистскую псарню! Завтра так и скажу Рязанцеву. Скажешь? Ты же согласился? В конце концов, ты мужик или нет? Ну, не могу я! Не могу!» – терзался Петр.

– Эй, в сторону! Жить надоело! – сердитый окрик заставил его встрепенуться и отпрыгнуть в сторону.

Обдав снегом с головы до ног, рядом пронеслась полуторка. Выбравшись из сугроба, Петр перешел на натоптанную тропку, ведущую к дому Зинаиды. Она к этому времени управилась со своим хлопотным хозяйством и теперь колдовала над плитой. Там, в чугунных казанках, доваривались картошка и каша из тыквы, а на столе в миске матово поблескивали бочками ядреные соленые огурцы. Петр, отряхнув от снега валенки, вошел в сени. В воздухе аппетитно пахло испеченным хлебом.

– Петро Иваныч, цэ ты? – окликнула Зинаида.

– Я, – обронил он и, повесив тулуп на гвоздь, направился к в комнату.

– А обидать? У мэни уси готово! – встала на его пути Зинаида.

– Спасибо, Зина, я не голодный.

– Ничего нэ знаю, сидай! – потребовала она и, подхватив под руку, усадила к столу.

Петр отсутствующим взглядом смотрел на то, как она сняла с плиты казанок с картошкой, слила воду и принялась раскладывать по мискам.

– Та шо з тобой, Петро Иваныч? Так смотришь, шо кусок в горло не лэзе. Може, сто грамив? – пыталась растормошить его Зинаида и, достав бутыль с самогонкой, разлила по кружкам.

Он мотнул головой, достал из миски картошку, повертел, но не стал есть, извинился и прошел в свою комнату. Там, свалившись на кровать, уставился в потолок и, продолжая разговор с Рязанцевым, старался найти достаточные аргументы, которые бы убедили того искать другого кандидата для выполнения задания.

Появление в доме Кулагина оживило атмосферу. Богатырская фигура лейтенанта, казалось, заполнила собой все свободное пространство. Перебросившись парочкой шуточек с Зинаидой, он прошел в комнату к Петру и, пробежавшись взглядом по его хмурому лицу, спросил:

– Скучаешь, разведчик?

– Не то слово, – буркнул тот.

– Счастливый. А я как белка в колесе.

– Какое тут, к черту, счастье – одна маета!

– Значит, я вовремя! – бодро заявил Кулагин и положил на стол папку.

– Что это? – вяло отреагировал Петр.

– Материалы по абвергруппе 102.

– Думаю, они уже не к чему.

– Это ж почему? – удивился Кулагин.

– Понимаешь… – и Петр замялся.

– Понимаю, не густо, но если надо, организуем встречу со Струком, чтобы, как говориться, лицом к лицу…

– Чего-о-о?! С этой сволочью?

– Да ладно тебе! Я их подлые рожи вижу каждый день, и ничего.

– Одно – видеть, а другое – жить.

– Согласен. Однако человек ко всему привыкает.

– Легко сказать. А если сорвусь, то задание насмарку.

– Перестань! Лучше тебя его никто не выполнит!

– И все-таки как представлю, что с гадами жить и из одной миски хлебать, так колотить начинает, – продолжал терзаться Петр.

– Зря себя накручиваешь, смотри на это проще.

– Стараюсь, ни черта не получается. Башка скоро расколется.

– Ты вот что, – Кулагин понизил голос, – лучше подумай о Зинаиде, ведь мается бедная баба.

– Что-о-о?

– А чего такого сказал? Все при ней. А попка? Как орех, так и проситься на грех.

– Да иди ты! – вспыхнул Петр.

– Все-все, ухожу, а ты присмотрись, глядишь, голове легче станет, – хмыкнул Кулагин и вышел в горницу.

В сенях еще какое-то время звучали их голоса, затем скрипнула петлями входная дверь, и в доме воцарилась тишина. Петр проводил взглядом мелькнувшую за окном внушительную фигуру Кулагина и посмотрел на папку. В нем проснулось любопытство, рука потянулась к ней, и под пальцами зашелестели протоколы допросов гитлеровских агентов, захваченных особистами, схемы расположения зданий и сооружений абвергруппы 102 в городе Славянске. На глаза попались листы со знакомым почерком – Струка, и кровь прихлынула к лицу Петра. Перед ним как наяву возникла с поразительной точностью картина боя у моста.

Отряд, зажатый между дорогой и рекой, пытался вырваться из кольца. Но гитлеровцы, подтянув минометную батарею, принялись бить прямой наводкой и отсекли все отходы к лесу. Спасение было за рекой, и те, кто уцелел, решились на отчаянный шаг – прорываться к мосту. Петр поднял бойцов в атаку. Смяв первую цепь гитлеровцев, они вырвались на мост: впереди, в десятке метров, начинался спасительный берег, и тут с обеих сторон на них обрушился кинжальный огонь пулеметов. Западня, устроенная Струком, захлопнулась. После этого гитлеровцы бросили в бой полицаев.

Пьяная орава в черных бушлатах, сотрясая воздух отборным матом, высыпала из перелеска и устроила безжалостную охоту на измотанных боем и голодом красноармейцев. Они, израсходовав все патроны и гранаты, не собирались сдаваться и бросились в рукопашную. Клубок человеческих тел, изрыгающий проклятия и стоны, скатился в болото. Зловонная жижа отбирала последние силы у раненых и слабых, на другой берег вместе с Петром выбралось всего девять человек.

Все это и истязания, которым подверглись попавшие в плен красноармейцы, излагал Струк в своих показаниях. У Петра уже не оставалось сил читать дальше. Он швырнул на стол эти, казалось, сочащиеся кровью его бойцов листки и заметался по комнате. В нем все клокотало от ненависти к предателю. Отбросив штору в сторону, он закричал: