Выбери любимый жанр

Прививка совести (СИ) - Кучер Павел Алексеевич - Страница 20


Изменить размер шрифта:

20

Который час? Тент на крыше задраен. Части приемника атмосферного электричества погромыхивают в грузовом отсеке, вездеход, под вспышки молний, прет напрямик, сквозь заросли камыша. На приличной скорости, кстати… Значит, всё же заснул. Владимир рулит. Давешняя антенна укреплена прямо за лобовым стеклом. На радиомаяк правит… Вика, что там у вас? Нормально! Сигнал, общего сбора. Не мешайте… тут помехи… Можете ещё спать. Нам далеко. Ха, при такой тряске уснешь… проснешься на полу. Разгибаюсь. Фиксирую спинку вертикально. Вовремя. После пары прыжков под колесами ощущается почва. Остров?

Есть тут острова. Намывает течением. Несколько лет они изображают из себя земную твердь. Затем вдруг пропадают в половодье, и возникают в другом месте. Значит, можно кричать «Земля!». Приехали… в светлое коммунистическое прошлое. Ревела буря, гром гремел… Струи дождя хлещут сплошным потоком. Владимир ежится, набрасывает на голову капюшон. Сидите здесь! Обращается к Вике — Особенно ты! Ещё простынешь! Я сам смотаюсь и всё разузнаю. Виктор сладко посапывает. Как он ухитрился не слететь с лежбища во время последних прыжков? Э-э-э! Нашел ремни и пристегнулся. Хитер, бобер. Ну, раз смог — пусть спит. Виктория, вы освободились? Вполне. Что сейчас будет? Ничего особенного. Вон, видите, ангар надувают. Сейчас, загоним технику и будем разбираться. Кто туда, кто обратно. Почти прибыли… Впереди, за залитым водой и облепленным листьями ветровым стеклом, возникает освещенный проем. Темная на его фоне человеческая фигура машет руками. Вика прыгает на водительское место. Машину буквально бросает навстречу свету. Дождь и ветер разом остаются позади. Через секунду — не слышны вовсе. Выгружайтесь…

Чисто, светло, стерильно… Пахнет озоном и ещё какой-то дезинфекцией. Я и Вика сидим на лавке с надувным верхом и складными металлическими ножками, вроде медицинской кушетки. Владимир погнал вездеход через портал. Это громко так называется. На самом деле — плоская черная бесформенная клякса, извивающаяся между ограничителями. Пленка, разделяющая миры. Обстановка не то вокзала, не то пункта сбора резервистов, не то вестибюля студенческого общежития. Даже не верится, что полчаса назад этого сооружения просто не было, а через пару часов, перед рассветом — снова не станет. Про погоду снаружи, напоминают разве потеки грязи и тянущиеся к порталу следы протекторов. Виктор двинул на поиски новых знакомств и впечатлений. Вроде бы, влился в коллектив… Совершенно разновозрастный. Уже бренчит на гитаре и вдохновенно хрипит «Рассказ ветерана» Юрия Визбора. Местные слушают. Понимают, о чем?

Мы это дело разом увидали —
Как роты две поднялись из земли
И рукава по локоть закатали,
И к нам, с Виталий Палычем, пошли.
А солнце жарит, чтоб оно пропало,
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,
Постой, подпустим ближе, дорогой».
И тихо в мире, только временами
Травиночка в прицеле задрожит.
Кусочек леса редкого за нами,
А дальше — поле, Родина лежит.
И солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я шепчу: «Постой, Виталий Палыч,
Постой, подпустим ближе, дорогой».
Окопчик наш — последняя квартира,
Другой не будет, видно, нам дано.
И серые проклятые мундиры
Подходят, как в замедленном кино.
И солнце жарит — чтоб оно пропало! —
Но нет уже судьбы у нас другой,
И я кричу: «Давай, Виталий Палыч,
Давай на всю катушку, дорогой!»

Нахватался военной романтики по разным клубам. Кто там боевой подготовкой на лоне природы занимается… Кто солдат Великой Отечественной хоронит… Кто, под шумок, оружие и боеприпасы ищет… Боюсь, что первоначальный эффект от весьма хорошей песни не воевавшего автора сразу пропадет, стоит не служившему исполнителю раскрыть рот, высказать что-то своё. Очень специфический вокруг контингент… Суровый. Зато герои песни, с этой компанией, общий язык бы нашли моментально. Они тоже — жили, а не притворялись. И умирали… Двое бегом тащат к порталу носилки. На них тело с бледным, заострившимся лицом. Очередные партизаны раскладывают-надувают похожие скамейки и преспокойно рассаживаются в кружок. Они тут — почти у себя дома. На оккупированной территории СССР, временно лишенной законной власти… с деморализованным населением. Для них такая жизнь — привычная норма. Для нас — уже элемент фольклора. Как в анекдоте, про последнюю стадию «толкиенутости»: «Ненавижу толкиенистов — они в нас играют. Ненавижу цивилов — они в нас не верят!». Это психологическая защита от лжи? Кто-то машет Вике рукой. Одну минуту, я быстро! Да хоть час… Куда теперь отсюда деться? Буду, хе… вживаться… Долетают обрывки разговоров прибывших. Молодые, насквозь мокрые, вымазанные в тине… всё ещё распаленные азартом борьбы, обсуждают. Местный студенческий треп. Но, если вслушаться… Ух, это стоит послушать!

А у него святой обет! И он третий сын герцога Эдинбургского, что в четырех поколениях, клянутся на семейной Библии, воде и огне, при первой возможности его выполнить. Оттого, наш Эдик, шпагу свою не снимал. Оттого, влетел в избушку первым, размахивая этим вертелом. Оттого и получил вполне заслуженно пулю в живот… Но, вы же таки знаете нашего Эдю! Из любого дела раздует немыслимых размеров понты! На местных «Хоббитских Игрищах», в качестве светлого эльфа, ему бы цены не было! У чуда перитонит, его спешно готовят к эвакуации, а он как ни в чем не бывало, осведомляется — всё ли у девушки в порядке? Умирающий рыцарь, блин… И ему, с дуру, говорят, что не всё, что участковый зажал, где в доме схоронка. А пытать его вроде как некультурно, да и времени, нет совсем… Девчонка уже согласна отправляться и так, без ничего, и в чем была. Но нет, вожжа под хвост попала. Я командир группы, я приказываю! Ну, есть…

Кладем на носилки, несем в дом. Там, на табуретке, сидит уже скрученный оперуполномоченный, дядя Федя. Морда у него — поперек себя шире… и учит нас разным нехорошим словам. Типа мы, сосунки, хоть и нежить поганая, но настоящей жизни не видели. А у Эдика, раз уж он жив остался — другая забота. Железно оправдать дырку в тушке, что бы за ляп итоговый балл не снизили. Якобы, так было задумано с начала. Для пущего вдохновения… Я этот спектакль писал на флешку, своими словами не перескажу. Разве что, совсем кратенько… Опер Федя, интересуется — А почто упыренок ещё не подох? Эдуард, с ложа скорби, разъясняет, что в этом суетном мире его задерживают дела… Надо бы уточнить место нахождения нескольких дорогих известной всем юной особе предметов. Идет семиэтажное объяснение дяди Феди, что, покуда он жив — вот вам крест, побрякушки бомжихи Машки никто не увидит…И? Эдик вручает мне теннисный мячик (заранее припас, как знал!), дабы закупорить сосуд мерзкого сквернословия. Это мы легко… нос зажать, а что бы рот раскрыл шире — в нервный узел пальцем. Выплюнуть уже никак, тяни воздух через хобот и внимай. Дальше он вещает сам… Что сожалеет о недостойном поведении некоторых дорвавшихся до власти мужланов… О том, что фамильные драгоценности наследной баронессы Хантли (во как!), она же в девичестве — Векшиной Марии Романовны — не пустая мелочь, а символ, ради которого не жаль и жизни потратить… И разъясняет, как именно он сам завещает соратникам потратить жизнь оппонента, буде только того доставят в подвал его фамильного замка. А надо помнить, что уже два века, в рамках программы гармоничного образования, всех отпрысков герцога, мужского пола, с 5 лет, напрягают, для укрепления духа, прислуживать палачу в том самом пыточном подвале. То есть, предмет разговора им известен досконально. В силу фамильной, так сказать, традиции… Могут сами поучить жизни кого угодно. Благо, риторику постигали… да и свой язык подвешен будьте-нате… Э, что там говорить, помните, как Эдик экзамен по литературе сдавал? Вот!

20
Перейти на страницу:
Мир литературы