Прыщ - Бирюк В. - Страница 14

• Предыдущая
• 14/79
• Следующая

— ???

— Ну, «мончес» — по-лапландски — красивый. Мончегорск, например.

— Ваня… а ты чего? И туда хаживал?! К лопарям?!

Факеншит! «Пападун попадёвый»! Географию, блин… А что ответить? — Нет, не хаживал, только лётывал, катывал и поездунил?

Отвечать не пришлось: пошло представление команд-участников.

Не Хогвартс. Совсем — «не». Да и откуда у нас, в «Святой Руси» эти глупые брито-масонские заморочки? Чтобы наш князь да хоть перед кем вставал с трона?! Бывает — перед сюзереном, епископом. Но мы-то… Мы ж подданные — чего перед нами вставать? Улыбка? — Улыбка была. Такая… елейно-вымученная. И рук он не разводил — исполнил лёгкое помановение дланью. Типа: ну давайте уж, раз пришли…

Знакомый мужик-веник в кафтане брусничного цвета…

Для знатоков: в 21 веке «брусничный» — красный, по цвету ягоды, здесь — зелёный, по листикам.

«Веник» развернул свиток, огладил бороду и возопил:

— Боярин! Доброжай! Колупай! Из Пропойска! С сыном! Третьим! Добробудом!

В старости парня будут звать с отчеством: Добробуд Доброжаевич… или — Колупаевич? Мда…

«Колупай» означает мешковатый, медлительный. Похоже. Не знаю, какой из этого парня вырастет «строитель добра» («будивельник» — строитель, укр.), но пока просто испуганная красная мордочка с растерянно бегающими глазами.

Пропойские боярин с сыном подходят к князю, кланяются. Кланяются в пояс, но боярин шапки не снимает. А мальчишка — сдёргивает. Потом, под шипение отца, снова напяливает. Снова кланяется, уже невпопад. Шапка валится, он её подбирает, снова надевает, пытается поклониться, но, от толчка отца в спину, снова теряет шапку, снова надевает… Этикет, однако. По залу прокатываются лёгкой волной смешки. Аким наклоняется к моему уху:

— Доброжай — падла гадская. «Колупаем» я его прозвал. Было дело раз на походе… Ладно, после расскажу.

А мне мальчишку жалко — неловок малость. Но это ж от волнения, это ж не преступление! Но я — сын Акима, а этот Добробуд — сын прежде неизвестного мне Доброжая. Когда-то между отцами возникла неприязнь. Теперь нам её продолжать. Иначе меня тут не поймут. Я уже говорил о родовой вражде, об интригах, которые живут в аристократии поколениями.

Князь кивает, что-то говорит, делает улыбку… У него что, зубы болят? Отец с сыном отходят к стене и усаживаются. Во, статус — повысился, а центр тяжести — понизился: они уже сидят, а мы ещё стоим. Аким начинает нервничать. Хотя почему «начинает»?

— Аким, ты чего?

— Выкликают… Не по чести.

Международно-пиндосовской манеры устанавливать порядок следования по латинскому алфавиту — здесь нет. Эти либерастические выдумки из серии про равенство и дерьмократию. Пока же — первыми идут более «честные». Что может означать: родовитые, уважаемые, приближённые к престолу, титулованные, богатые, боголюбивые, прославленные… Тема — богатая, как повод для мордобоя — постоянно. Московское местничество, драки между стольниками — кому ближе к столу стоять…

— Аким, посылай всех на х…

— Всех?! И… самого?!!

— Всех. Поднял руку. Сказал. Опустил. Вот так.

Наша бурная жестикуляция привлекает внимание. Я старательно делаю публике извиняющуюся морду. Аким, не обращая внимания на окружающих, пытается повторить мой жест. Поднимает, шепчет себе под нос «а пошли они все на…». Махнуть — не может. Свободы не хватает. Внутренней. Повторяет. Никак.

— Не получается? Не беда. Тебе по жизни ещё многих… Мда… Ты как домой вернёшься — вели зеркало принести да потренируйся. Очень полезный навык. Пойдём, Аким, наша очередь.

И правда, бирюч орёт:

— Сотник! Аким! Рябина! Из Елно! С ублюдком! Иваном!

Подходим, кланяемся. Несколько не дотягиваем. Не дотягиваем поклон ни по глубине, ни по длительности. Аким — от вздрюченности, я… — а я что, не человек? Князь Роман Ростиславович, по прозвищу Благочестник, смотрит… милостиво. Вы кариес, геморрой и мигрень — с гастритом смешивать в одном флаконе не пробовали? А потом — залпом… Взгляд будет… княжеский.

— Рад видеть тебя, Аким, в добром здравии…

А уж мы-то как рады… всеми фибрами и рёбрами, телодвижениями и мордовыражениями, припаданиями и придыханиями…

— Сынка в службу привёл? Это хорошо. И куда ж охота тебе отпрыска определить? Не решил ещё? Аль к стрельцам по старой памяти?

Аким переваривает княжескую милость: предоставлена свобода выбора места несения службы. Воспоминания молодости… Но мне интереснее убраться так, чтобы не отсвечивать. В погреб какой-нибудь…

— Дозволь, твоя княжеская милость, к оружничему, к Гавриле.

Благочестник чуть морщится — лезу «поперёд батьки в пекло». Наверняка он помнит мои… выверты. И с цацками княжны-сестрицы, и с «частицей креста животворящего»… Видеть — видел, но обращать «их высокое, светло-княжеское» внимание на сопляка… И не надо — задвинут в оружейку, маячить на глазах не буду, лишнего не болтану. А нужен буду — он меня и из-под земли…

— Ну и ладно, быть посему.

Мы были предпоследними. Так что вскорости удостоились высокой чести услышать речь напутственную, светло-княжескую. Что хорошо: вставать не надо — гос. гимнов здесь пока не поют.

Князь коротенько, в двух словах, обрисовал особенности текущего политического момента:

— … и возблагодарим же господа нашего, коий попустил нам житиё спокойное, мирное, великими трудами отца моего, Великого Князя Киевского и всея Русскыя земля государя, Ростислава свет Мстиславовича, женившего ныне брата меньшего мово Рюрика на дочке хана половецкого Берука, от чего установился добрый мир и согласие промежду Русью нашей православной, богоспасаемой и дикарями степными дикими поганскими…

— …но не дремлют злыдни-вороги! Точат-грызут они основы, столпы и устои… А посему надлежит с особым тщанием, прилежанием и смирением исполнять, следовать и блюсть…

Тут Благочестник несколько оживился, помановение дланью стало происходить чаще, в его посадке на троне появился намёк если не на величие, то, хотя бы, на наличие — на наличие позвоночника. Быстренько проскочив по теме: «Постоим за Землю Русскую, за Веру Православную», он почему-то, не продолжил: «за Надежду, за Любовь…» и за других девочек, а погнал кусками из Иоанна Златоуста:

А в остальные дни, как я понимаю тёзку-златоуста, всё это — можно.

Приводимые князем примеры, как библейские, так и из личного опыта — были красочны и познавательны. Некоторые случаи «укрощения похотей»… и «обуздания языка»… А совместить? — Нужно будет попробовать.

«Твои бы слова да богу в уши» — исконно-посконное русское пожелание. Глубоко задушевное стремление Смоленского князя Романа — «жрать не дам никому!» — попало-таки в надлежащие ушные раковины. Не в боговы, конечно, но через три года, в 1166 году, Лука Хрисоверг, Патриарх Константинопольский, установит продолжительность Рождественского поста — в 40 дней. Взамен более древней семидневки.

Ещё в глубоко застойные времена я понял, что парторг-говорун — большое счастье. В 21 веке навык полезного высиживания на бессмысленных собраниях молодёжью уже утрачен. А вот при комуняках… Навязанная необходимость неподвижности с умным видом — просто заставляла повторять таблицу интегралов или неправильных глаголов. Главное — чтобы докладчик был дураком. Тогда — не отвлекает. А то скажет вдруг что-нибудь интересное…

Наконец, Благочестник, само-умилился своей проповеди, умилостивился и, с искренним чувством, от всей души, пожелал нам всем доброй службы. На ниве служения себе, любимому.

Жаль мужичка — попик из него неплохой бы вышел. Душевный. Прихожане бы его любили и щедро жертвовали. А вот корзно княжеское… Не на своём месте мужик оказался. А куда деваться? — Должность предопределена от рождения. Бедненький…

• Предыдущая
• 14/79
• Следующая