Игра в марблс - Ахерн Сесилия - Страница 10
- Предыдущая
- 10/52
- Следующая
А потом мелькнула мысль: может быть, они вовсе и не папины. Он мог их унаследовать. Его отец умер, когда папа был еще маленьким, а его отчим Мэтти еще жив, но все, что я знаю о Мэтти, убеждает: он бы не стал возиться с шариками и не сумел бы так тщательно составить каталог. Может быть, они достались папе от родного отца или от дяди Джозефа, а отец поручил кому-то их оценить и составить каталог. Единственное, в чем я могу быть уверена: каталог написан его рукой. Все остальное – загадка.
Но есть человек, который может мне помочь. Я поднялась, нашла телефонную трубку и позвонила маме.
– Я не знала, что у папы есть коллекция марблс, – сказала я с ходу, стараясь не впадать в обвиняющий тон.
Молчание. Потом:
– Ты о чем?
– Почему я об этом не знала?
Она негромко рассмеялась:
– Он собирает шарики? Как мило. Лишь бы его это радовало, Сабрина.
– Нет. Сейчас он ничего не собирает. Я нашла их в коробках, которые ты сегодня отослала в больницу. – Вот обвиняющий тон и прорвался.
– О! – Тяжелый вздох.
– Мы договорились, что ты будешь хранить их. Почему ты вдруг отослала их в больницу?
Пусть шарики оказались для меня полной неожиданностью, содержимое других коробок я узнала – те самые вещи, которые мы сложили в коробки перед тем, как выставить его квартиру на продажу. Меня до сих грызет совесть за то, что мы ее продали, но нам требовались большие деньги на реабилитацию. Мы постарались сохранить все дорогие для отца сувениры, счастливую футбольную форму, фотографии, еще какие-то штучки, я все это держу в сарае на заднем дворе, больше мне хранить их негде. То, что не поместилось у меня, забрала мама.
– Сабрина, я готова была хранить его коробки, но Микки Флэнаган предложил держать их у себя, и я все отправила ему.
– Микки Флэнаган, юрисконсульт, забрал папины личные вещи? – возмутилась я.
– Он же не посторонний человек. Он почти что друг. Много лет консультировал Фергюса. Он и развод наш провел. Ты же знаешь, он уговаривал Фергюса добиваться опеки над тобой. Тебе было пятнадцать, как бы Фергюс справился с пятнадцатилетней девочкой? Ты и сама-то с собой не справлялась. Микки предложил взять вещи Фергюса, у него полно места, к тому же он занимается его страховкой и счетами.
Я почувствовала, как нарастает во мне гнев.
– Знала бы я, что папины личные вещи достанутся адвокату, лучше держала бы их у себя.
– Конечно. Но ты же сказала, что больше ничего не помещается.
И это ведь правда. Мне собственную обувь негде поставить. Эйдан шутит, дескать, ему приходится выходить из дому, чтобы сменить мнение.
– Так почему же Микки отослал сегодня утром эти коробки в больницу?
– Потому что Микки нужно было от них избавиться, и я сказала ему, что там для них самое место. Не хотела, чтобы они загромождали твой домик. Печальная история на самом деле: сын Микки лишился дома и вместе с женой и детьми переезжает к Микки. Они забрали всю свою мебель, ее придется составить в гараже Микки, и он говорит, что вещи Фергюса больше у себя держать не может. Это ведь Фергюса – пусть сам и решает, что с ними делать. Он вполне может решать, ты же знаешь. Я думала, он будет рад, – добавила она мягко, без сомнения, слыша мое недовольство. Подумай, как он будет перебирать все, что лежит в коробках, пустится в воспоминания.
Я опять почувствовала, что задерживаю дыхание. Выдохнула.
– Ты обсудила с врачами, полезно ли ему пускаться в воспоминания?
– О! – спохватилась она. – Нет, не обсуждала, я… о боже! С ним все в порядке, дорогая?
Тревога ее была искренней.
– Да, я добралась до них первой.
– Мне так жаль, Сабрина, я не подумала, что это может навредить. И тебе не хотела говорить, ты бы все забрала и забила свой дом совершенно тебе ненужными вещами и, как всегда, взяла бы на себя слишком много, когда в этом нет никакой необходимости. У тебя и так полна коробочка.
Да, да, все это правда.
И я не могла винить маму за то, что ей хотелось избавиться от папиных вещей: забота о нем вот уже пятнадцать лет как не входит в ее обязанности. И конечно, она хлопотала о моем же благе, не хотела нагружать меня еще и этим.
– Так ты знала про коллекцию шариков? – уточнила я.
– Ох уж этот человек! – вернулась ее обида на другого Фергюса. На прежнего Фергюса. Былого Фергюса. – Отыскалась среди прочего – коллекция хлама конечно же? Мне кажется, честное слово, он все подбирал. Помнишь, сколько мы разбирали кладовку перед продажей квартиры? Каждый день он приносил домой пакетики горчицы и майонеза из тех кафе, где обедал. Я просила его прекратить. По-моему, это уже расстройство. Знаешь, говорят, люди, склонные делать такие запасы, имеют какие-то эмоциональные проблемы. Они цепляются за все, что им удалось накопить, боятся отпустить.
Ее речь продолжается бесконечно, я пропускаю девяносто процентов сказанного мимо ушей, включая ее манеру отзываться об отце исключительно в прошедшем времени, как о покойнике. Тот человек, кого она знала, и вправду умер. Тот, кого она раз в две недели навещает в больнице, вполне ей по душе.
– Однажды мы поссорились из-за шарика, – донесся до меня обиженный голос.
Нет такого повода, по которому они бы хоть раз в жизни не поругались.
– В чем было дело?
– Не припомню, – чересчур поспешно ответила она.
– Но про коллекцию ты ничего не знала?
– Откуда мне было знать?
– Ты была за ним замужем. К тому же, раз я не упаковывала эти шарики, значит, их сложила ты.
– Умоляю тебя, я уже пятнадцать лет не замужем за ним и не могу отвечать за то, что он делал потом, да и за то, что он делал в браке, на самом-то деле, – рассердилась она.
Тут уж я совсем растерялась.
– Кое-чего в коллекции недостает, – сказала я, глядя на все богатство, рассыпанное передо мной по полу.
И чем больше я думала над тем, как они хранились у папиного адвоката, тем более укреплялось во мне подозрение. Мисс Марпл – дело о марблс.
– Я не намекаю, будто Микки Флэнаган украл их, – намекнула я. – Может быть, папа их как-то потерял.
– Чего не хватает? – с искренней тревогой спросила она. Разводилась она с недоумком, но тому приятному мужчине в реабилитационном центре никто не смеет причинять ущерб.
– Часть коллекции шариков.
– Он лишился шариков? – Мама хохочет, но я в этом не участвую. Потом, отдышавшись, она говорит: – Знаешь, дорогая, твой папа едва ли когда-нибудь мог иметь дело с шариками, наверное, это ошибка, они не папины или Микки вовсе отдал не те коробки. Давай я ему позвоню?
– Нет, – отвечаю я в полном недоумении. Смотрю на пол, вижу страницы, исписанные отцовским почерком, полный каталог этих шариков, а мама, похоже, действительно ничего о них не знает.
– Шарики точно его, и пропали самые ценные.
– По его собственным прикидкам, разумеется.
– Не знаю, кто проводил оценку, но здесь есть и сертификаты. Шарики подлинные. На пропавшие шарики сертификатов нет. Если верить каталогу, один из этих предметов стоит до двенадцати тысяч долларов.
– Что? – задохнулась она. – Двенадцать тысяч за шарики?
– За коробочку шариков, – усмехнулась я.
– Неудивительно, что он разорился. А при разводе они не были включены в состав подлежащего разделу имущества.
– Может быть, тогда он еще не начал их собирать, – заметила я негромко.
Но мама продолжала свое, будто я ничего и не говорила, в ее голове уже сложилась целая теория заговора, но один вопрос так и остается без ответа. Я не упаковывала эти шарики в коробки, и она про них ничего не знала, но каким-то образом они соединились с остальным папиным имуществом.
Я взяла у нее телефон Микки и на том закончила наш разговор.
Шарики полностью покрывают пол комнаты. Они прекрасны, сверкают на ковре, словно полуночные звезды.
В доме тихо, только голова моя гудит. Я подняла с пола тот набор шариков, который значился в каталоге первым. Та коробочка кровяников, которую я показала папе, – в каталоге они называются «камрады».
- Предыдущая
- 10/52
- Следующая
