Я - судья. Кредит доверчивости - Астахов Павел Алексеевич - Страница 17
- Предыдущая
- 17/60
- Следующая
Пришлось сделать Дармоеду прививки и еще операцию, за которую Виктор выложил сумму ежемесячного ипотечного взноса – у пса оказался «врожденный вывих тазобедренного сустава с большим образованием фибрина и повреждением тканей». После операции Дармоед перестал хромать, и это позволило ему носиться по комнатам с реактивной скоростью, приводя в восторг Екатерину Викторовну.
Наряду с непрекращающимися хлопотами по хозяйству приходилось гулять Дармоеда три раза в день, что не мешало ему от восторга, испуга и других эмоций, которые он испытывал по сто раз на дню, делать лужи в самых неподходящих местах – перед входом в ванную, например.
Екатерина Викторовна звала щенка «дада» и отказывалась есть и спать, пока не погладит «даду».
– С такими темпами нам нужен будет сервиз на двадцать четыре персоны, – ворчал Виктор, вытирая очередную лужу…
Роды начались на две недели раньше.
– Только не падай в обморок, – разбудила его в три часа ночи Лика. – Я рожаю.
– Здесь?! – ужаснулся Виктор.
– «Скорую» вызови, горе ты мое! И если вздумаешь опять лезть в родильный зал, я вызову милицию.
– Так ведь Екатерину Викторовну оставить не с кем, – плохо соображая, сказал Виктор.
– Вот-вот, так что сиди дома. И позвони Свете, чтобы срочно приехала.
– Так в «Скорую» или Свете?
– Сначала в «Скорую»! Потом Свете! Господи, когда в следующий раз буду рожать, отправлю тебя куда-нибудь… на курорт!
Мальчишек назвали Миша и Петя. С тех пор как их привезли из роддома, квартиру по праву можно было назвать сумасшедшим домом.
Петя и Миша спали по очереди, ели по очереди и подгузники пачкали тоже по очереди…
Среди этой круговерти нужно было находить время для Екатерины Викторовны – кормить, укладывать спать, гулять. Дармоед тоже требовал своей доли внимания. В общем, в сутках не хватало еще двадцати четырех часов, а то и всех сорока восьми.
Лика ослабла после кесарева сечения – ей запретили что-либо поднимать, много ходить, долго сидеть. Шов почему-то долго не заживал.
Спасала Света.
Если б не она, жизнь развалилась бы на кусочки, собрать которые оказалось бы невозможно. Тогда впервые Виктор вовремя не внес ипотечный платеж – не из-за того, что не было денег, нет, он просто замотался настолько, что потерял счет времени.
– Месяц прошел? Быть такого не может, – пробормотал он на вежливое напоминание оператора о просрочке платежа. – Сегодня же погашу задолженность.
Его тогда неприятно поразила сумма штрафа, который пришлось внести за просрочку. Виктор дал себе слово больше никогда не забывать о взносах и даже забил в мобильный «напоминалку» на первое число каждого месяца.
В общем, было так трудно, что не оставалось сил и времени осознать свое счастье.
– Ничего, лет через пятнадцать-двадцать отдохнешь, – как-то сказала ему Света.
– Спасибо, мама, успокоила, – хмыкнул Виктор, стараясь побыстрее доесть тещин борщ, чтобы броситься на подмогу Лике, укачивающей близнецов.
– Еще раз назовешь меня мамой, уволюсь, – пригрозила теща.
– Понял, исправлюсь, – Виктор поднял вверх руки, – мама…
– Заберите у меня хотя бы Дармоеда! – закричала из детской Лика.
Виктор со Светой чуть ли не наперегонки бросились к ней.
– Нет, двадцать лет я не выдержу…
Жизнь устаканилась вовсе не через двадцать лет, как обещала Света, а уже через год.
Тещу сменила няня, Евгения Савельевна, пожилая, милая, аккуратная женщина, которой они доверили детей без страха.
Няню нашли через агентство, а агентство Лике порекомендовала лучшая подруга, которая его и организовала.
Все вошло в более-менее спокойный ритм – работа, дом, прогулки, покупки, ипотека и даже семейные торжества.
Евгения Савельевна сначала приходила в восемь утра и уходила в семь вечера, но потом Виктор предложил ей переехать и жить в детской. Няня согласилась за дополнительную плату, и стало совсем прекрасно – дети находились под постоянным присмотром, а Лика смогла брать на дом работу – в издательстве ей предложили переводить одного модного писателя, книги которого еще не издавались в России.
Сначала Виктор протестовал, но Лика взмолилась:
– Не могу больше! Нужно хоть что-то делать, кроме домашней работы. И потом, ты же понимаешь, язык – дело такое, им постоянно надо заниматься, иначе забуду.
Виктор согласился, что язык – «дело такое».
Семейный бюджет ощутимо пополнился, когда Лика стала брать переводы на дом.
Как-то вечером она виновато призналась:
– Вить, я в издательство вернулась, меня проектом руководить позвали…
– А дети? – попытался возразить он.
– А детям нужны успешные родители с карьерой, а не домашние клуши, – твердо сказала Лика.
Виктор не нашел что возразить.
Теперь семейный бюджет еще более окреп, и Виктор всерьез подумывал: а не попробовать ли договориться с банком об обмене этой квартиры на трехкомнатную?
Впятером, да еще с няней и Дармоедом, в двушке было невероятно тесно. А когда приезжала Света, и вовсе шагу не могли ступить, чтобы не столкнуться друг с другом.
Но мечты о трешке так и остались мечтами.
Лика вдруг стала очень уставать на работе. Как-то необычно, тяжело, физически уставать, будто не руководила проектом, а вручную мыла огромные производственные помещения. Она приходила, садилась на кухонный диванчик с ногами и каждый день с улыбкой говорила одно и то же:
– Впечатление, что вагоны с кирпичами разгружала…
Хорошо еще, что няня взяла на себя и обязанности домработницы – за дополнительную плату, разумеется. На плите всегда стоит свежеприготовленная еда, в комнатах чисто убрано, Дармоед выгулян и накормлен. Как она со всем этим справлялась, имея на руках троих детей, уму непостижимо…
– Все, завтра же увольняешься, – сказал Виктор Лике, когда она в сотый раз пожаловалась на усталость.
– Вить, но моя зарплата…
– Проживем без твоих денег. Уволим Евгению Савельевну, то на то и выйдет.
– Мне кажется, я без нее не справлюсь.
– Справишься. Я помогать буду. Зато тебе не придется полдня убивать на дорогу.
– Я забуду язык…
– Не забудешь! Что тебе мешает, как прежде, брать переводы домой?!
– Не всегда такое место найдешь… – голос Лики становился все тише и тише. Она уронила голову на руки и заснула, так и не притронувшись ни к жаркому, ни к пирогу с яблоками.
Виктор взял ее на руки, отнес на кровать, прикрыл пледом.
– Вить, – позвала неожиданно Лика, когда он на цыпочках подходил к двери, – Вить, мне ночью сегодня сон приснился…
– Какой? – Он вернулся и, присев на край кровати, обнял жену. – Что за сон?
– Папа мне позвонил и сказал, что я немедленно должна к нему приехать. Грустный такой… Лик, говорит, я очень соскучился.
– А ты?
– Я пообещала приехать. Если билет достану… – Лика закашлялась – сильно, до слез. Потом, отдышавшись, спросила: – Что это значит, Вить?
Папа Ликин умер, когда ей исполнилось десять лет. Света замуж больше не вышла, уверенная, что любовь, как и жизнь, – одна.
– Ничего это не значит. Просто сон. Спи.
Он вышел с тяжелым сердцем – знал, что во сне покойники зовут к себе только к самому худшему. Глупости все, думал Виктор, успокаивая себя. Мне вон даже присниться некому – отца отродясь не знал. Если приметам верить, жить невозможно – тут кошка дорогу перебежала, здесь зеркало случайно разбилось, и почти каждый раз – о, ужас! – приходится возвращаться домой, потому что вечно что-нибудь забываешь…
С работы Лика все же уволилась – пару раз попала в небольшие аварии и решила: все, хватит, два часа по пробкам не для нее.
– Понимаешь, – пожаловалась она Виктору, – у меня состояние, будто транквилизаторов напилась. Реакция, как у древней старухи.
– Нужно сходить к врачу, – обеспокоился Виктор.
– Отдохну, все пройдет, – отмахнулась Лика. – Работник из меня никудышный. Ты не увольняй, пожалуйста, Евгению Савельевну, пока я не отосплюсь.
- Предыдущая
- 17/60
- Следующая
