На маленьком кусочке Вселенной - Титаренко Евгений Максимович - Страница 16
- Предыдущая
- 16/44
- Следующая
Однако юная Софа не превратила свою красоту в разменную купюру: она очень берегла себя. Начитавшись Жорж Санд и Стивенсона, коими волею случая оказалась полна библиотека матери, она поверила в единственное назначение женщины – быть женой, быть любимой, все остальное должно было зависеть в будущем от того, кто придет, чтобы выбрать ее.
О собственных чувствах Софа не думала при этом – важно, чтобы ее любили…
Однако неудачное замужество принесло Софье Терентьевне только разочарование.
Рыцари нашего двадцатого века мало походили на героев Жорж Санд и слишком медленно, слишком нерешительно восходили по ступеням популярности, достатка, власти…
Софья Терентьевна не собиралась топтаться вместе с ними.
Но ошиблась еще раз.
Она встретила своего теперешнего мужа на областном совещании учителей. Работал он заместителем заведующего роно в одном из отдаленных райцентров и внешне даже понравился ей. Ничем особенным, правда, не выделялся, но держал себя с достоинством и производил впечатление интеллигентного человека, с будущим. Его заметки печатала иногда «Учительская газета», а на совещании было сказано немало лестных слов по поводу его только что вышедшей брошюры «Опыт преподавания литературы в пятых – седьмых классах сельской школы». Говорили, что это тема его будущей диссертации.
Без всяких колебаний оставила Софья Терентьевна город и, как раньше, устроилась работать на полставки, чтобы, сохраняя педагогический стаж, целиком посвятить себя, свою еще не увядшую красоту и свои способности жены будущему ученому…
История первого замужества повторилась в ухудшенном варианте. Очень скоро Софья Терентьевна обнаружила, что и новый супруг ее – фигура весьма блеклая даже в районном масштабе. Весь авторитет его держался на мнимой диссертации. Он был из тех людей, которые всю жизнь умудряются делать вид, будто нечто открывают, и с годами даже сами начинают верить в это «нечто», но открытие так и остается за семью замками, отчасти из-за лени, а в основном – из-за ограниченных способностей…
И с опозданием в два десятка лет Софья Терентьевна поняла наконец, что ничего в жизни не добьется, если не будет значить хоть что-то сама по себе, как личность… Она испугалась, что потеряно столько времени, и лихорадочно, с необдуманностью обреченного принялась наверстывать все то, что наверстать в жизни, наверное, невозможно.
Во-первых, она произвела революцию в семье. И однажды супруг узнал, что теперь он будет готовить завтрак, он должен поторопиться к обеду, чтобы разогреть его, он обязан подумать о чистоте в квартире – это Софья Терентьевна уладила без труда. И окунулась в жизнь школы.
Это было столь неожиданно для ее коллег, что некоторое время они недоумевали, а спустя какой-то период уже готовы были восстать. Софья Терентьевна спешила, ибо она потеряла напрасно слишком много лет, и стремилась утвердить себя как можно быстрей, как можно основательнее, любыми средствами.
Недавно молчаливая и безразличная к тому, чем живет школа, Софья Терентьевна вдруг стала выступать на каждом собрании, при каждом удобном случае; оказалось, что у нее тысяча своих обоснованных и проверенных жизнью взглядов на педагогику, на воспитание, на руководство школой. И одних она обвиняла в панибратстве с учениками, других – в идеологической незрелости, третьих – в администрировании… Словом, когда возник вопрос, кого направить в Москву на курсы повышения квалификации, собрание учителей единодушно утвердило кандидатуру Софьи Терентьевны. (Кстати, в ее кожаной, на «молниях» сумочке к этому времени уже хранилась рукопись: «Опыт преподавания физики в седьмых – десятых классах сельской школы».)
Дядя Митя тосковал. Мрачно вспоминал прежние годы, когда ничто его особо не мучило. И, с одной стороны, был рад за себя, прежнего, а с другой – не мог понять, как он жил тогда, ни о ком не заботясь, никого не высматривая, как теперь… В общем, дяде Мите недоставало Ксаны.
Два дня назад он воспользовался случаем побывать в районе. Захватил все, какие у него были, деньги и несколько часов изучал ассортимент двух промтоварных магазинов. Сначала продавцы ворчали на него, потом, когда выяснили, что усатый папаша выбирает для дочери подарок не какой подешевле, а какой получше, приняли самое энергичное участие в его хлопотах и, наверное, впервые убедились, что, когда речь заходит о выборе того, что «получше», они бессильны. Наконец заведующая райунивермагом, девчушка лет двадцати, что-то вспомнив, бросилась искать своего кладовщика, привела его из дому и под единодушное одобрение продавцов выложила на прилавок совершенно волшебное пальто: желтое, с меховым воротником в пятнах и с такой же отделкой по низу. А вдобавок теплые румынские ботинки. Растроганному дяде Мите впервые в жизни захотелось дать кому-нибудь магарыч, но, глядя в сияющее лицо заврайунивермагом, он не решился.
Два дня пальто и румынки, все в той же магазинной упаковке, лежали у него дома, а как отдать их, дядя Митя не знал.
Наконец догадался выяснить у вахтера Иван Иваныча, в какой смене работает Сана, и, дождавшись нужного часа и захватив покупки, решительно направился к домикам.
Он вошел без стука. Прикрыл дверь за собой.
– Здравствуй, Ксанка…
– Здравствуй, дядя Митя. – Ксана была рада ему и, по привычке теребя косу, остановилась посреди комнаты.
Дядя Митя кашлянул, глянул в угол, хотел подергать себя за ус, но руки его были заняты. Повернулся, чтобы куда-нибудь сунуть эти несчастные покупки, шагнул вперед и, перегнувшись, чмокнул Ксану в затылок (надо же, впервые в жизни поцеловал – и то, видать, не как следует). Но Ксана тоже ткнулась носом куда-то в ключицу ему, и дядя Митя окончательно смешался.
– Чего ты, дядя Митя? – не поняла Ксана.
– Чего – чего?
– Хмурый такой!
– Да вот… – не глядя на нее, объяснил дядя Митя. – Принес тебе тут… – И, водрузив покупки на стол, принялся деловито развязывать шпагаты, которыми они были опутаны. Ох, как не умел дядя Митя делать подарки! Тетрадку раз дарил… Ну, это плевое дело. А тут по-взаправдашнему… – Примерь-ка вот… – Он встряхнул пальто. – Меховое вроде. Барс или тигр… – мрачно сказал он о воротнике.
– Дядь Мить… – Ксана даже чуть отстранилась, испуганная. – Дядь Мить! – умоляюще повторила она, прижав к губам ладошку.
Ее растерянность вернула дяде Мите всегдашнее самообладание.
– Чего еще? А ну… – Одной рукой небрежно повернул Ксану и набросил пальто на ее плечи. – Вдевай рукава. Эка невидаль… пальто. Подумаешь!
Пальто будто шилось на Ксану. И такая она стала в нем непохожая на себя, разрумяненная, с влажными (не понять – испуганными или счастливыми) глазами.
«Красавица, и только!» – определил дядя Митя без преувеличения.
– Зачем ты, дядя Митя, дорогое такое?! – укоризненно спросила Ксана, держась за отвороты и явно не желая расставаться с обновой.
– Никакое не дорогое. Ерунда все… – проворчал дядя Митя.
– Вовсе не ерунда! Ой, спасибо… – виновато и радостно поблагодарила Ксана.
– Не за что.
Ксана изогнулась, чтобы глянуть на себя сзади.
– И где ты разыскал такое?
– Ерунда! – повторил дядя Митя. А про себя, разворачивая ботинки, поклялся, что найдет заведующую и – пусть она даже сопротивляется – отблагодарит ее.
Опыт преподносить подарки теперь был у него, и теплые румынки он подал Ксане с легким сердцем.
– Еще вот, к зиме.
Но для Ксаны это оказалось уже слишком. Румынки она, дабы не расстраивать дядю Митю, надела и даже повернулась кругом, прошлась, чтобы он от удовольствия подергал себя за ус… Но представила, чем обернутся ей эти покупки, и радость ее улетучилась.
– Тепло будет! – подытожил свои наблюдения дядя Митя. – Я боялся, маловаты окажутся, – кивнул он на ботинки.
Соврал, потому что знал, какой номер обуви носит Ксана.
– Спасибо, дядя Митя, – повторила Ксана, медленно расстегивая пуговицы пальто. – Я еще никогда не видела такого…
- Предыдущая
- 16/44
- Следующая
