Ганнибал. Бог войны - Кейн Бен - Страница 57

• Предыдущая
• 57/97
• Следующая

– Дай сюда.

Юноша торопливо повиновался. В животе у него горело, пока Коракс читал список. Если центурион не поверил, весь контуберний ждет суровое наказание. И даже если поверил, их ждет расплата.

– Ты веришь этому типу, Терситу?

– Так точно.

Центурион в задумчивости провел пальцем по губам.

Квинт снова вспотел.

Прошла, казалось, вечность, пока Коракс не вперил в него свои глубоко посаженные глаза.

– За годы военной службы я понял одно, Креспо: честный солдат не обязательно хорош в бою. Верно и обратное. Хороший боец не обязательно достойный, честный человек. Для солдата редкость быть и тем, и другим. Теперь мы оба знаем, что ты пошел в гастаты под ложным предлогом, и это означает, что ты лжец.

Он помолчал, желая посмотреть, как мужчина попытается опровергнуть обвинение.

Но Квинт закусил губу, и Коракс продолжил:

– Так почему я должен верить твоему дикому пьяному рассказу? Можешь себе представить реакцию Пинария, если я притащу тебя к нему, а твоя история окажется большой дымящейся кучей дерьма?

– Он не будет рад, центурион.

– Ха! Пинария не радуют болваны.

Снова молчание, во время которого Квинт не сводил глаз с Коракса.

– Как ты думаешь, какого наказания ты и твои друзья заслужили?

– Для начала порки, центурион…

Командир прервал его, не дав договорить:

– Сколько ударов?

– Не меньше двадцати.

– Или тридцати, – холодно добавил Коракс. – Что еще?

Боец старался не думать о страшной боли от стольких ударов.

– Пожалуй, чистка сортиров. И дополнительные наряды в караул. Ячменный рацион вместо пшеницы.

Коракс удовлетворенно кивал.

– Да, будет неплохо.

Квинт зафиксировал колени, стараясь подавить тошноту, которая поднималась из протестующего желудка. Его приход к центуриону не удался. Он, Урций и остальные понесут наказание от Коракса, и одним богам известно, сколько легионеров погибнет, когда в ближайшем будущем темной ночью в город прокрадутся карфагеняне.

– Может быть, ты не лжец, но также и не дурак. А только дурак пришел бы ко мне с такой сумасбродной историей, зная, что последствия разоблачения в нарушении приказа будут так суровы.

– Центурион?

– Я верю тебе, Креспо.

– Так точно, – сказал Квинт, чувствуя себя еще тупее.

– Вы все равно не избежите наказания, однако если говнюки из списка Терсита подтвердят твои слова, я посмотрю на ваш проступок более снисходительно. Впрочем, прежде чем мы пойдем к Пинарию, отведи меня к Терситу. Хочу оценить его сам.

Коракс отодвинул стол и встал.

– Нагрудник, – приказал он рабу.

Квинт метнулся между ними прежде, чем его предостерег от этого инстинкт.

– Прошу прощения, центурион, но, думаю, это не очень хорошая идея.

Коракс не выразил удовольствия, но махнул рукой рабу, чтобы оставался на месте.

– Объясни.

– Терсит сказал, что все следят друг за другом. Если к нему в таверну ни с того ни с сего придет римский центурион, на него падет подозрение. И когда Пинарий начнет действовать, он, наверное, уже будет мертв.

– Я не пролью об этом много слез, – сказал Коракс. – Он не римлянин.

Юноша собрал все свое мужество.

– Да, центурион, но я обещал ему сделать все, что в моих силах, ради его безопасности и безопасности его семьи и друзей.

– Значит, ты взял на себя нарушение приказов, а также пожаловал римское гражданство половине Энны, – проговорил Коракс, раздув ноздри.

Квинт не посмел ответить. «Я пытался», – подумал он.

– Положи обратно, откуда взял, хрен с ним! – махнул рукой Коракс рабу. – Принеси мой старый плащ. Тот, с дырой на спине. – Он насмешливо посмотрел на Квинта. – Доволен?

Юноша посмотрел на поношенный плащ, который раб достал из сундука.

– Он выглядит превосходно, центурион.

– Хорошо. Отведи меня к Терситу как можно быстрее. Позже утром состоится народное собрание. Пинарий вызвал городское руководство и потребовал, чтобы все взрослые мужского пола собрались на агоре. Должно состояться голосование, следует ли передавать ключи от города его жителям. Ситуация будет явно неустойчивая, поэтому должен присутствовать весь гарнизон. Пинарий уверен, что сторонники верности Риму победят, если только большинство не испугается выразить свое мнение публично. До сих пор я был согласен с Пинарием, но то, что ты рассказал, все меняет. Возможен бунт. Пусть даже эти шлюхины сыны не восстанут – разница небольшая: сегодня они проголосуют за Рим, а на следующую ночь откроют ворота врагам.

Квинт кивнул, еще горше пожалев, что столько выпил. Сегодня была вероятна какая-нибудь кровавая потасовка, несмотря на все его усилия избежать ее.

Квинт по-прежнему чувствовал себя дерьмово, когда вместе с Кораксом они пришли в штаб-квартиру Пинария. Хорошо было то, что центурион поверил рассказанной Терситом истории, а плохо – что потащил его сюда на случай, если Пинарий захочет сам все выспросить у солдата. Они прибыли вовремя на собрание всех шести начальников гарнизона. Оставив Квинта в атриуме большого реквизированного Пинарием дома, Коракс поспешил во двор, где уже разговаривали остальные командиры. Думая о том, кому мог принадлежать этот дом, юноша пытался отвлечь себя от того, что может сделать с ним Пинарий. Наверняка дом построили римляне или кто-то восхищавшийся римской архитектурой. Жилище отличалось от большинства других в Энне, построенных в греческом стиле, – с двором внутри переднего портика, а не в центре самого строения, как предпочитали римляне. Его размышления продолжались не долго. Головная боль, которая преследовала его весь день, стала просто раскалывать голову. И где бы Квинт ни стоял, смертные маски предков владельца, казалось, сердито взирали на него со стен по обе стороны ларария. Обеспокоенный этим и трясясь от крутого похмелья, он вознес молитву, чтобы успокоить свои страдания.

– Креспо.

Кажется, ожидание закончилось. Мужчина повернулся к Кораксу в проеме таблинума.

– Я здесь, центурион.

– Тебя хочет видеть Пинарий.

Квинт двинулся к нему.

– Он поверил тебе?

– Думаю, поверил, но хочет выслушать и тебя. – Он посмотрел на Квинта и вздохнул. – Зачем же ты так нарезался? Выглядишь ужасно.

– Прости, центурион, – ответил тот, покраснев.

– Не выгляди так жалобно. Будь убедительнее.

Теперь Квинт боялся спрашивать Коракса о чем-либо вообще, но он обещал Терситу, что приложит все силы.

– А что с хозяином таверны? К нему послали солдат для охраны?

– Я бы мог послать вашу компанию, но уже послали других, – сердито проворчал центурион. – Учти, лишь до тех пор, пока подозреваемых не арестуют.

– Спасибо.

«Пусть этого будет достаточно», – молился Квинт. Он не сможет защищать Терсита вечно.

Во дворе у журчащего фонтана они заметили того, к кому направлялись. Пинарий был невысоким худым мужчиной с неизменно суровым выражением на лице. Квинт никогда не видел командира так близко, но был в курсе его репутации придирчивого человека. Он узнал также Витрувия и Перу, но впервые увидел заместителя Перы и центуриона, который командовал манипулой Пинария. Все посмотрели на Квинта, когда он и Коракс приблизились. Лишь на лице Витрувия наблюдалась какая-то приветливость, и желудок Квинта завязался на новые узлы. Его беды еще не закончились.

Подойдя вместе с Кораксом к Пинарию, Квинт отдал салют.

– Вот Креспо, который принес мне известие.

– Похоже, этот пес все еще пьян, – пробурчал Пера.

Раздалась пара смешков, но Пинарий хранил серьезность.

– Ты и вправду выглядишь словно с похмелья, гастат.

– Командир…

– Мне сказали, что ты пришел к своему центуриону с известием, прекрасно зная, что понесешь наказание за нарушение его приказа, велящего не покидать своего помещения и не посещать заведений, где продают вино.

– Так точно, – ответил Квинт, глядя ему в глаза.

– Коракс также говорит, что пару дней назад ты с товарищем не дал другим легионерам изнасиловать дочь хозяина той таверны?

• Предыдущая
• 57/97
• Следующая