Каждый умирает в своем отсеке - Рябинин Виктор - Страница 27
- Предыдущая
- 27/60
- Следующая
Так было с легендарным маршалом Победы Георгием Жуковым, после войны преднамеренно отодвинутым с первых государственных ролей и поспешно назначенным командующим Одесским военным округом. Так было и с легендарным командиром подводной лодки «С-13» Александром Маринеско, в виртуозной атаке пустившим на дно плотно охраняемый фашистский лайнер «Вильгельм Густлов», на котором находилось около 40 подготовленных экипажей вражеских субмарин. Маринеско, которого за эту результативную атаку Гитлер назвал своим личным врагом, а в Германии по приказу фюрера объявили трехдневный траур, после войны не только долгое время находился в тени, но и вовсе за какие-то мелкие прегрешения оказался «на зоне» вместе с отъявленными зэками. Справедливость и признание заслуг этого легендарного командира пришла к Маринеско, как это нередко бывает, лишь после смерти. Звания Героя Советского Союза его удостоили через сорок пять лет после окончания войны.
Примерно то же самое произошло и с Батей. Тихо собрав небогатый семейный скарб, он, еще недавно во главе своей подводной дивизии наводивший панику на противолодочные корабли вероятного противника, стал не нужен и скромно отбыл к себе на Вологодчину.
По всему видно, нескоро Родина-мать научится отличать правду от лжи, истинные заслуги от пустопорожней показухи, а своих верных сынов – от льстивых интриганов…
Еще одна история с орденом врезался в память Андрею той весной. Орден посмертный, к которому был представлен его училищный друг Серый. О его гибели в Чечне Андрей узнал от Любаши. Позвонив в редакцию, она попросила его к телефону, а когда Андрей взял трубку, смогла лишь тихо произнести: «Андрюша… Нашего Сереженьки… больше нет…»
Хоронили Серого на городском кладбище во Флотоморске. Уже после гибели выяснилось, что у него из родных, кроме Любаши, никого не осталось. Отец, учитель физкультуры, ушел из жизни два года назад, а мать и того раньше. Поэтому со стороны погибшего на печальной церемонии присутствовали Любаша, Андрей, Леночка и Славка Николаев. Офицеры, сопровождавшие тело морпеховского капитана, рассказали Андрею, как погиб его друг. Произошло это рано утром на высоте, скромно обозначенной на карте как 4213. Накануне вместе с пятью бойцами Серый оборудовал там две огневые точки на случай, если «чехи» задумают подобраться к позициям батальона морской пехоты с фланга. По расчетам, на этом направлении противник мог выставить до тридцати стволов. Но расчеты расчетами, а на практике оказалось, что «духам» позарез нужна была именно эта высотка, чтобы потом благополучно перебазироваться в Дагестан. С рассветом они поперли аж с трех сторон. Причем не тридцать бородатых людей в камуфляже, как ожидалось, а в пять раз больше. Бой продолжался почти полтора часа, потом Серый вызвал огонь артиллерии на себя, после чего связь прервалась.
– Мы чуть позже эту высоту накрыли, – мрачно подытожил свой рассказ офицер из группы сопровождения печального «груза-200». – Мало кому из бандитов удалось уйти. У подножия той высоты «духов» полегло немерено. А наверху нашли наших мужиков. Пулеметчиков «духи» гранатами забросали прямо в окопах. А Серега лежал чуть поодаль, человек так 8 – 10 веером вокруг себя выстелил. Он в центре – в бордовой тельняшке. Сперва не поняли, почему цвет такой странный, а как ближе подошли – все сразу и выяснилось. Бордовой она стала от запекшейся крови. Патроны, видно, у них закончились, вот он эту свору напоследок вместе с собой и подорвал…
От этих слов у Андрея сдавило сердце. Он ясно представил картину: в последние секунды своей жизни Серый поднимается в полный рост, пренебрежительно смотрит на обступивших и оскалившихся «духов» и спокойно рвет чеку гранаты. Это видение стояло перед глазами Андрея во время поминок, проходивших в Доме офицеров. От него он никак не мог отделаться и после того, как, проводив Любашу до двери квартиры, они вместе со Славкой Николаевым и Леночкой отправились «добавлять» в ближайший ресторан.
– Давай помянем твоего друга, – Славка разлил водку по рюмкам. – Я его не знал, но, судя по твоим рассказам, парень был мировой. Вот только никак не пойму, почему его не к «Герою», а только к «Мужеству» представили?
Славка затронул тему больную и обсуждаемую в офицерской среде. В ходе чеченской войны многие солдаты и офицеры федеральных войск проявляли истинную храбрость и самопожертвование. Однако к званию Героя Российской Федерации представлялись считаные единицы. Ходили упорные слухи, что существует негласное указание: за войну в своей стране, что выглядело во многом абсурдно, «Героев» не давать. По мнению стратегов затянувшейся военной кампании, видимо, подвиг Серого на «Героя» не тянул. Пока вспоминали друга, к столику бесшумно подошел хозяин заведения – кавказец Исмаил.
– Вах! Какие госты пажаловали! Славык, пачыму ты мнэ нэ саабщыл, что будэшь здэс атдыхат? – обратился он к Николаеву, которого, казалось, знал весь город.
– Слушай, Исмаил, нам нужно втроем недолго посидеть, – чуть раздраженно отмахнулся Славка. – Чуток выпьем и потихонечку пойдем. Вот у него, – Николаев кивнул в сторону Андрея, – друга на войне убили. Помянем парня и пойдем…
– Вах! Какой балшой бэда! – притворно запричитал хозяин ресторана. – Вайна – савсэм плоха! Русских убиват, чеченцев убиват… Мой плэмянник на вайнэ год был, потом я его сюда прывез. Ба-а-льшие дэньги дал, чтоб камандыр адпустыл. Пуст лучше малчык бизнэз делат! Да вот он сам. Абу, дарагой, падайды суда!
Откуда-то из темной потаенной двери у бара появилась фигура высокого парня в короткой кожаной куртке и вразвалочку направилась на зычный голос дяди. По мере его приближения к столику Андрей все явственнее понимал, что именно этот человек уже когда-то встречался на его жизненном пути и его он никогда и ни с кем не перепутает. К их столику неторопливой походкой направлялся Абу Бароев по прозвищу Чечен, служивший когда-то вместе с Андреем на большом противолодочном корабле «Образцовый». Чечен почти не изменился с тех пор, только стал еще шире в плечах и на правой щеке появился шрам. Очевидно, это был след войны. На чьей стороне мог воевать сам Чечен, Андрей ни на минуту не сомневался: конечно же, против федеральных войск. Чечен тоже узнал Андрея. Его лицо моментально изменилось, и вместо первоначальной надменной и пренебрежительной ухмылки на нем читались удивление и ненависть. Подойдя к дяде, он что-то сказал ему на непонятном гортанном языке, бросил испепеляющий взгляд на Андрея и быстро пошел назад.
– Малчык плохо сэбя чувствуэт, – объяснил хозяин. – Кушайтэ, гости дарагие. Все за мой счет. Угощаю!
– Вот это, ты, Исмаил, брось, – моментально отреагировал Славка. – Мы никому, никогда и ничего не должны. И по счетам платим сами.
Исмаил замахал руками, мол, как хотите, была бы оказана честь, и исчез так же внезапно, как и появился 10 минут назад.
Под воздействием ситуации и выпитой водки, словно огромная океанская волна, нахлынули воспоминания. Андрей рассказал Славке и Леночке о Чечене, о том, как они чуть не убили друг друга, и об обещании кавказца когда-нибудь «зарэзать, как шакала» ненавистного русского. Николаев стал серьезным.
– Ничего, Андрюха, не дрейфь, пробьемся. Будем начеку. Не хватало, чтобы этот сын гор посчитал, что мы его боимся. Чай, не в Грозном сейчас находимся, а у нас в Заполярье. Ну, бог с ним, с Чеченом, давайте лучше Серого поминать…
– Ой, мальчики, – только и сумела произнести Леночка и еще плотнее прижалась к Андрею.
И без того безрадостный вечер оказался смазанным вконец. Хотя за разговорами они выпили немало, но хмель не брал. О таком состоянии в народе говорят: ни в одном глазу, или, как колоритно выразился Славка Николаев: «Что пил, что радио послушал!» Выходя из ресторана, решили сперва проводить Леночку, которая цепко держала Андрея под руку и, судя по всему, не собиралась его отпускать до самого утра. Пока Андрей объяснял женщине, что сейчас они со Славкой проводят ее до дому, пожелают спокойной ночи и сами отправятся по домам, подошел молодой кавказец и вежливо передал, что с ним один человек желает поговорить тет-а-тет.
- Предыдущая
- 27/60
- Следующая
