Конан. Пришествие варвара (сборник) - Говард Роберт Ирвин - Страница 60

• Предыдущая
• 60/148
• Следующая

– Ах, вот как? – проворчал Конан. – Значит, я теперь принадлежу к Червонному Братству? Ну, коли так, на меня распространяются его законы. И раз я убил вашего главаря в честном поединке, я – капитан этой галеры!

Никто не возражал. Истерзанным, перепуганным пиратам хотелось только одного – как можно быстрее убраться подальше от страшного острова. Конан заметил среди них окровавленного коринфийца.

– Эй, Иванос! – крикнул он. – Ты уже вставал на мою сторону. А сейчас поддержишь меня?

– О да, клянусь Митрой! – Пират был из тех, кто всегда держит нос по ветру. – Конан прав, ребята. Он – наш законный капитан!

Последовали одобрительные возгласы. И хотя морским разбойникам недоставало искренности, их голоса звучали правдоподобно. К этому очень располагало грозное безмолвие леса, в котором, быть может, скрывались чернокожие красноглазые демоны с окровавленными клыками.

– Поклянитесь на мечах, – потребовал Конан.

К нему протянулись рукоятями вперед сорок четыре меча, и сорок четыре голоса произнесли пиратскую клятву верности.

Конан ухмыльнулся и вложил в ножны меч.

– Забирайтесь на борт, мои храбрецы, и хватайтесь за весла.

Он обернулся и заставил подняться на ноги Оливию, которая пряталась за фальшбортом.

– А что будет со мной, капитан? – спросила она.

– Чего бы ты хотела? – Конан внимательно поглядел на нее.

– Идти с тобой, куда бы ни лежал твой путь! – воскликнула она, обвивая белыми руками его бронзовую шею.

Пираты, карабкавшиеся на борт, при виде девушки загомонили от изумления.

– Даже если это путь кровавых сражений? – спросил Конан. – Учти, за кормой этой галеры всегда будет тянуться багровый след.

– Да. Я готова ходить с тобой по любым морям, синим или красным, – пылко ответила она. – Ты варвар, а я – изгнанница, отвергнутая своим народом. Мы оба парии, бродяги на этой земле. Возьми меня с собой!

Он рассмеялся и приник к алым губам.

– Я сделаю тебя королевой синего моря! Поднимайте якорь, псы! Клянусь Кромом, мы еще подпалим штаны королю Илдизу!

[9]

Над пустыней дрожали и перекатывались волны раскаленного воздуха. Конан-киммериец стоял посреди бесплодной равнины, непроизвольно утирая ладонью почерневшие губы. Он принимал убийственный жар солнца с безразличием бронзового изваяния, хотя единственной защитой от палящих лучей ему служила шелковая набедренная повязка, перехваченная тяжелым ремнем с золотой пряжкой. На ремне висели меч и широкий кинжал. Руки и ноги Конана были покрыты едва зажившими ранами.

У ног киммерийца присела отдохнуть девушка. По правде сказать, у нее совсем не осталось сил; она доверчиво привалилась светловолосой головой к колену своего спутника, держась за него, как за единственную опору. Рядом с бронзовым телом Конана ее белая кожа казалась еще нежней. Девушка была одета в короткую рубашку с низким вырезом и без рукавов, которая больше подчеркивала, нежели скрывала достоинства ее гибкой фигурки.

Конан зажмурился и тряхнул головой. Свирепый солнечный свет резал глаза. Отстегнув от ремня небольшую флягу, киммериец встряхнул ее и нахмурился. Слабенький плеск говорил о скудости их последних запасов.

Девушка устало пошевелилась и всхлипнула.

– Ох, Конан, мы здесь умрем… Как же пить хочется!

Киммериец невнятно зарычал и – челюсть выставлена, синие глаза так и сверкают из-под черной спутанной гривы – обвел песчаный горизонт яростным взглядом, как если бы пустыня была живым врагом, на котором он выместил бы свой гнев.

Наклонившись, он поднес горлышко фляги к губам девушки.

– Пей, Натала, пока я не скажу «хватит».

Она стала пить мелкими, судорожными глотками. Конан ее не останавливал. И только когда фляга опустела совсем, девушка сообразила, что он позволил ей выпить весь их запас.

У нее так и брызнули из глаз слезы.

– Конан! – простонала она, заломив руки. – Ну почему ты отдал мне все? Я же не знала… А теперь для тебя ничего и не осталось…

– Да ладно тебе, – проворчал киммериец. – Плакать все равно без толку, так что лучше не хнычь.

Выпрямился и закинул подальше бесполезную фляжку.

– Зачем? – шепотом спросила Натала.

Он не ответил. Он стоял по-прежнему неподвижно, лишь пальцы потихоньку сомкнулись на сабельной рукояти. Он не смотрел на свою спутницу, зоркий и яростный взгляд пытался пронизать лиловатую дымку, затянувшую горизонт.

Ему была в полной мере присуща по-варварски неистовая тяга к жизни, опиравшаяся на могучий инстинкт выживания, и тем не менее Конан из Киммерии отчетливо понимал – все, похоже, он достиг конца своих странствий. Нет, до предела его выносливости пока далеко, но еще день в этом безжалостном пекле, где нет ни капли воды, – и он вряд ли сумеет подняться. Что же до девушки… Нынешние страдания были явно ей не по силам. Так не окажется ли сабельный удар, быстрый и безболезненный, милосердней постепенного угасания жизни, которое, по всей видимости, им предстояло? Он по крайней мере дал ей напиться; быть может, не стоило ждать, пока она начнет бредить от жажды и призывать к себе смерть?

Конан уже начал медленно обнажать клинок… И в это время нечто заставило его замереть и напрячься всем телом.

Далеко-далеко, у южного горизонта, в раскаленной дымке что-то плавало и мерцало…

Сначала Конан решил, что увидел мираж. Миражи не в первый раз являлись ему в проклятой пустыне, обманывая, сводя с ума и насмешничая. Но это… Конан прикрыл глаза от солнца ладонью – и различил высокие башни, минареты и блестящие стены. Он хмуро смотрел вдаль, ожидая, когда видение поблекнет.

Натала проследила направление его взгляда и, перестав плакать, с трудом приподнялась на колени.

– Конан, там город!.. – прошептала она, боясь даже надеяться. – Или… или это нам только мерещится?

Киммериец долго не отвечал. Он несколько раз добросовестно открывал и закрывал глаза, отводил их в сторону и вглядывался опять. Город не уплывал, не рассеивался и не исчезал.

– Холера его знает, – проворчал Конан наконец. – Можно попробовать проверить… Все равно терять нечего!

И бросил саблю назад в ножны. Потом нагнулся к девушке и могучими руками подхватил ее, точно ребенка.

Она слабо воспротивилась.

– Я пойду сама, Конан… Не трать силы!

– Там, впереди, сплошные камни. От твоих сандалий одни обрывки останутся!

У девушки на ногах действительно были легкие зелененькие сандалии, совсем не приспособленные для дальних переходов.

– И потом, – продолжил Конан, – если мы хотим добраться туда, нам лучше поторопиться… Так я хотя бы в полный мах буду шагать!

Неожиданно подвернувшийся шанс выжить сообщил стальным мускулам киммерийца небывалую силу. Он устремился через пески так размашисто и упруго, как будто только-только начал свой поход. Конан был варвар; дикая жизнь наградила его выносливостью и выдержкой зверя. Там, где цивилизованный человек давно бы сдался и умер, он продолжал сражаться и побеждал…

Насколько ему было известно, они с Наталой последними оставались в живых из всей армии принца Альмарика. Совсем недавно эта пестрая и беспорядочная орда под водительством кофийского принца, устроившего неудачный мятеж, разрушительной песчаной бурей пронеслась по землям Шема и залила кровью стигийское приграничье. Стигийцы снарядили войско в погоню, и мятежники с боем прорубились сквозь черное царство Куш… лишь для того, чтобы бесславно рассеяться в пустынях дальнего Юга. Конан мысленно сравнивал путь мятежной армии с течением речного потока, могучего при истоке, постепенно мелеющего в жарких берегах – и, наконец, исчезающего по капле в пустынных песках. Все погибли – наемники, беглые разбойники, бродяги и прочий беззаконный люд. Только и осталось, что кости, кости, кости от горных равнин Кофа до здешних никем не измеренных дюн…

Когда стигийцы дали им последний бой и вместе с кушитами окружили обреченное войско, Конан мечом проложил себе путь на свободу и удрал на верблюде вместе с девчонкой. Так что теперь повсюду у него за спиной – враги, а единственный оставшийся путь вел на юг, то есть в пустыню. В самом сердце которой они с Наталой, как видно, и находились.

• Предыдущая
• 60/148
• Следующая