Сигнал сбора - Форстчен Уильям Р. - Страница 77

• Предыдущая
• 77/101
• Следующая

Десять тысяч под его командованием, подумал Эндрю. Когда-то Рейнольдс, его старый корпусной командир, так же проезжал перед войском в сопровождении своего штаба, знаменосцев и курьеров. Он помнил, какой трепет испытывал тогда перед столь огромной властью, и зависть тоже.

И вот теперь у него такая же власть, а воины в строю глядят на него так, как он когда-то глядел на Рейнольдса. Все три дивизии были полностью экипированы для битвы: мушкеты на плечах, сотни патронов в карманах и магазинах; свернутые одеяла висели через плечо, грубые мешки с семидневным запасом провизии болтались на поясе. Никогда ему не доводилось видеть пехоты, которая выглядела бы так нелепо. Почти все мужчины носили традиционные большие рубахи, на ногах были обмотки и сверху надеты лапти суздальских крестьян. Но все-таки они были солдатами, и по их бурному приветствию можно было видеть, что они гордятся этим.

Отдавая войскам честь, Эндрю продолжал двигаться вдоль строя, мимо пятидесяти артиллерийских орудий, отданных в распоряжение О’Дональда. Остальные пушки были оставлены в резерве или находились на корабле у Тобиаса. Достигнув наконец головы колонны, Эндрю в последний раз оглянулся на свое войско.

«Интересно, так ли себя чувствовали Грант или Бобби Ли в аналогичной ситуации?» — подумал он отстраненно. Во всем этом было что-то, заставлявшее его сердце биться, но теперь на нем лежала также огромная дополнительная ответственность. Прежде над ним всегда стоял командир, который приказывал его подразделению занять такое-то место, маршировать туда-то или отступать. Теперь он был один. Стоит сделать одну ошибку, и тут же все будет потеряно. На той войне они шли в атаку, крича: «Победа или смерть!» — но при этом все знали, что, даже если битва будет проиграна, останется возможность с честью капитулировать. Здесь же этот старый клич приобретал буквальный смысл. Если он совершит ошибку, погибнет не только его армия, но и все остальные, доверившие ему свою жизнь.

Эндрю посмотрел на городские стены, с которых тысячи горожан наблюдали за выступлением войск. Он не хотел так начинать эту войну, но тугары вынудили его сделать, так как он рассчитывал, что даже в худшем случае они придут гораздо позже. Им нужно было выиграть время, попытаться задержать тугар не на день-два, а на неделю или, если возможно, на две. Каждый новый день приносил больше ружей, больше пороха и, главное, жизненно необходимую провизию, которая продолжала поступать с полей.

Он должен выиграть время и был вынужден сделать это, пожертвовав частью своей армии, хотя, ввиду ее малочисленности, терять людей было никак нельзя. Его помощники собрались вокруг него. У многих были суровые лица, у других же, в особенности у новоиспеченных командиров дивизий и бригад, глаза восторженно блестели оттого, что им предстояло вести в бой такое количество воинов.

С реки донесся свисток «Оганкита»: корабль тронулся вверх по течению, к броду. На его борту находился авангард Тридцать пятого полка, четыре «наполеона» и дюжина легких пушек, которые должны были служить плавающей батареей, держащей под прицелом брод.

— Итак, джентльмены, пора выступать, — сказал Эндрю спокойно. С бурными криками восторга офицеры галопом поскакали к своим подразделениям, представляя довольно забавное зрелище на своих неповоротливых клайдсдейлах.

Эндрю посмотрел на Майну, Калинку и Флетчера, стоявших рядом с ним.

— Джентльмены, я покупаю для вас время кровью. Вы понимаете это? Время в обмен на человеческие жизни. Выжмите из него все, что можете. — И он пришпорил коня.

На поле раздавались громкие приказания командиров, слышалась барабанная дробь, разворачивались знамена.

Сплотимся вокруг знамени, друзья… -

Первый Суздальский завёл эту песню, и вскоре ее подхватили другие. Странно она звучала по-русски, но все paвно от этих слов на глазах Эндрю наворачивались слезы.

Это наш боевой клич свободы,

Да здравствует Союз!

Ура, друзья, ура!

Сбросим тугар, поднимем наши флаги,

Выкрикивая боевой клич свободы.

И армия во главе с Эндрю, одиноко скакавшим впереди всех, прошла под стенами Суздаля и двинулась по дороге на север.

Полки шли вперед, суровые лица солдат согревались лучами теплого утреннего солнца, страдали от полуденного зноя, овевались вечерней прохладой. Они проходили мимо полей, где крестьяне, на минуту отвлекшись от своей работы, провожали их взглядом и тут же торопливо возвращались к сбору урожая. Рабочие, рывшие окопы новых линий обороны, расступались, чтобы пропустить армию, и продолжали заниматься своим делом.

Две мили в час — пятьдесят минут марша и десять минут отдыха, снова в путь, и еще две мили на негнущихся ногах.

Останавливаясь у каждой сигнальной башни, Эндрю выслушивал последние сообщения. Уже тридцать башен захвачено, тридцать одна, тридцать две. Он знал, что с потерей каждой сигнальной позиции погибал человек, остававшийся там до конца ради того, чтобы передать жизненно важную информацию.

Тугары продвигались быстро и напористо. Он полагал, что предупреждение об их появлении в восьмидесяти милях от города даст им достаточно времени, но тугары наступали без остановки. Сообщили, что «Оганкит» с авангардом Тридцать пятого уже вышли на позиции, но этого было недостаточно. Они прошли еще двадцать миль, и Колесо уже висело в вечернем небе над ними. Но он все еще не разрешал останавливаться на ночлег, заставляя войско двигаться дальше.

Колонна шла вперед, мимо деревень и развилок. Это напомнило ему Геттисберг, тот странный, похожий на сон ночной марш, когда все воины понимали, что от них зависит судьба нации. Даже ночь была похожа на ту. Прохлада, наступившая после жаркого дня, равномерный топот ног, тот же рефрен:

— Подтягивайтесь, друзья, не отставайте…

Великое Колесо поднималось все выше и выше и перешло в западную часть неба. Достигнув следующей сигнальной башни, Эндрю посмотрел вверх и потребовал доклада. Человек наверху не ответил, продолжая размахивать фонарем. Наконец, передав сообщение, он спустился. Старик Суздалец забыл отдать честь и, следуя древней традиции, поклонился до земли.

— Пали все башни, кроме последних пяти, — сказал он. «Им осталось десять миль, — подумал Эндрю. — А нам пять. Они, должно быть, так же устали, как и мы». Он оглянулся на своих солдат. Люди плелись, засыпая на ходу. Впереди их ждал один полк Суздальцев, не считая Тридцать пятого. Но люди, которые шли с ним, нуждались в отдыхе, иначе они будут бесполезны, дойдя до места.

— Вестовой!

Утомленный юноша на коне приблизился и отдал честь.

— Передай генералу Шудеру мою благодарность и приказ остановить войско на привал. Пусть люди поспят остаток ночи, поднимите их на рассвете. Я буду продвигаться дальше к броду.

Мальчик отдал честь и исчез, скрывшись в темноте.

«Старина Ганс, приведи их быстрее, если услышишь стрельбу», — подумал Эндрю. С трудом заставив себя сесть обратно в седло, он поскакал вместе со своим штабом на север, в ночь.

Одинокий всадник быстро пересекал речку вброд, поднимая брызги. Привстав в стременах, он взволнованно замахал шляпой:

— Они идут! Они идут!

Стоя у реки, Эндрю кивнул человеку, и тот, пришпорив лошадь, выбрался на берег реки и углубился в лес.

Какое прекрасное утро, спокойно подумал Эндрю. Кроваво-красное солнце поднималось над горизонтом позади него. Его лучи окрашивали все окружающее в розовый цвет. Можно было усмотреть в этом предзнаменование, но в тот момент он видел только красоту. Лес оживал вместе с пением птиц и болтовней белок, которых потревожило присутствие людей на земле под ними.

Эндрю кинул взгляд вдоль линии обороны. Позиции были хорошо спрятаны, выкопанную при рытье траншей землю прикрыли кустарником, срубленными деревьями и дерном.

Теперь он слышал их в отдалении — мерный гул, надвигавшийся, как волна, все ближе и ближе. Он взобрался на укрепление и соскользнул вниз, в окоп. Вытащив бинокль, он стал ждать.

• Предыдущая
• 77/101
• Следующая