Золушка - Макбейн Эд - Страница 23
- Предыдущая
- 23/48
- Следующая
— Так или иначе…
— Я хочу получить запись, — перебил Неттингтон.
— Мистер Неттингтон…
— Вы меня слышите? Я хочу получить запись!
— Я вас отлично слышу. Мистер Неттингтон, когда детектив Роулз расспрашивал вас…
— Не уходите в сторону от темы, — снова перебил его Неттингтон.
— Когда он спрашивал, где вы были в ночь убийства Отто, что вы ему ответили?
— Я точно сообщил ему, где я находился.
— И где же?
— Если вам интересно, спросите у него. Или вы не слишком ладите? — Улыбка Неттингтона была похожа на волчий оскал. — Хотели бы вы узнать, что он говорил о вас?
— Не особенно.
— Он сказал, что вы обожаете игру «полицейские и воры». И еще сказал, что, если вы явитесь ко мне, я должен немедленно позвонить ему.
— Вместо этого вы сами посетили меня.
— Но я предварительно позвонил.
— Да, вы сделали это.
Последовала долгая и неловкая пауза.
— Если у вас ко мне больше ничего нет… — начал Мэтью, но Неттингтон не дал ему договорить.
— Вы отдадите мне пленку?
Мэтью только вздохнул.
— Лучше бы вам передумать, — сказал Неттингтон.
И это прозвучало как угроза.
Несколько секунд Неттингтон смотрел на Мэтью с каменным лицом, потом встал и покинул офис.
Он и Сьюзен договорились, что будет лучше, если их дочь не обнаружит Мэтью у них дома. Джоанна была весьма сообразительна, и ей бы не стоило труда решить простенькую задачку, застав мамочку и папочку вдвоем за чаем с булочками в гостиной.
Оба они не были готовы отвечать на вопросы о том, что произошло во время уик-энда и вообще что происходит. Ни Сьюзен, ни Мэтью сами точно не знали этого и если догадывались — после того как два дня и две ночи занимались любовью с небольшими перерывами и ни разу не выходили из дому, — то их догадки носили характер легких и неопределенных флюидов и пока не стоило делиться ими с Джоанной. И что, собственно, вы можете сказать вашей четырнадцатилетней дочери по такому деликатному поводу? Здравствуй, дорогая девочка, рады тебя видеть, твои мама с папой совсем потеряли головы на весь уик-энд? Нет. Будет лучше, если папочка исчезнет в ночи, как террорист с неразорвавшейся бомбой, а ответы на вопросы потом — если вопросы будут.
В этом году занятия в школах Калузы кончились девятого числа. В прошлом году — двенадцатого. Каждый год детей отпускали на свободу во второй понедельник июня, а возвращались они после каникул в начале августа. Джоанна теперь могла спать по утрам допоздна; она позвонила отцу в контору вскоре после ухода Неттингтона. Едва Мэтью взял трубку, девочка запела: «Желаю счастья в День отца…» на знакомый всей Америке мотив «Желаю счастья в день рождения»; лирика весьма посредственная, зато чувства самые сердечные.
— Привет, детка, — сказал Мэтью. — Когда ты вернулась?
— Примерно в одиннадцать. Я подумала, что звонить тебе уже поздно. Но ты меня прости за уик-энд, папочка.
— Пустяки, не в чем извиняться.
— Это потому, что мама так настаивала… ну, ты же знаешь, как она относится к нашим встречам.
— Нет, не знаю, — сказал он осторожно. — А как?
— Ну, она всегда старается меня как-нибудь обмануть, чтобы мы с тобой не встретились. Да ты же знаешь сам!
— Ах вот оно что, — невразумительно промычал Мэтью.
— Я ей сказала, что до смерти боюсь позвонить тебе и сообщить, что удираю на уик-энд, она пообещала позвонить сама и согласовать это с тобой. Я знаю, она так и сделала, но мне все равно неприятно.
— Как ты говоришь? Что она сделала? Позвонила мне?
— Ну да. Я все-таки набралась смелости и хотела позвонить сама, когда пришла домой укладываться в дорогу. Но мама сказала, что уже все утрясла и мне лучше уехать без звонка. Не буди спящую собаку — так она выразилась. То есть ты отнесся спокойно, а если я позвоню, могу все испортить.
— Значит, это меня она назвала спящей собакой?
— Ну ты же знаешь мамочку…
— И сказала, что я отнесся спокойно?
— Надеюсь, так оно и было, папочка. Или ты очень рассердился?
— Нет-нет. Мама была дома, когда ты пришла за своими вещами? Тебе не пришлось оставлять ей записку?
— Что? — Джоанна удивилась. — Записку? Нет. Какую записку? О чем ты?
— Ничего. Ничего.
— Я бы позвонила сама, но я такая трусиха.
— Успокойся, детка, в «Граун-ап инкорпорейтед» обо всем позаботились.
— Кто?
— «Граун-ап инкорпорейтед». Ты не помнишь? Я и мама обычно…
— Нет, — перебила его Джоанна. — «Граун-ап инкорпорейтед» это что-то настоящее или вы придумали?
— Конечно же, придумали.
— Ты и мама?
— Ну да.
На другом конце линии наступило молчание.
— А как прошел уик-энд? — спросил Мэтью.
— Хорошо.
— Я так понял, что с вами ездил и брат Дианы?
— Тебе мама сказала?
— Да.
— Она не должна была. Я этого не хочу, папа. Она, наверно, еще наговорила тебе, что я в него влюблена?
— Ну, намекала на нечто похожее.
— Не хочу, чтобы она так делала, — повторила Джоанна и опять замолчала.
— Когда мы с тобой увидимся? — спросил Мэтью.
— Ты пригласишь меня сегодня вечером на обед?
— С удовольствием. Когда за тобой заехать?
— Я спрошу у мамы. Кажется, у нее сегодня свидание с Питером Надоедой, так что я могу уехать на весь вечер.
— Вот оно что! — сказал Мэтью. — У мамы свидание?
— Кажется. Я тебе позвоню попозже, ладно?
— Великолепно.
— Я тебе купила чудный подарок, — сказала Джоанна и повесила трубку.
В наиболее цивилизованных городах не начинают выпивать раньше половины пятого. В Нью-Йорке, например, как утверждает Фрэнк Саммервилл, вам не нальют ни в одном баре раньше половины шестого. Но в Калузе многолюдно только в курортный сезон, а в остальное время года это город тихий и уединенный; туристы и горожане постарше порой приходили к выводу, что время ложится тяжелым бременем на их плечи, а где же вы с большей приятностью избавитесь от этой тяжести, нежели в баре? В баре вы получите в Счастливый Час две порции вместо одной — за ту же цену. Счастливый Час начинался в Калузе в четыре пополудни.
В четыре часа семь минут, в тот самый момент, когда Джоанна второй раз позвонила отцу и сообщила, что с вечером все о'кей, Джимми Ноги сидел в баре «Желтая птица», слушал, как пианист изничтожает хорошую музыку Коула Портера, и ждал, когда к нему присоединится некий Гарри Стэг. Джимми пришел в бар вовсе не затем, чтобы убить время. Джимми явился обсудить с Гарри серьезное дело: как разыскать девку, которая сперла у его брата золотой «Ролекс».
Стэг появился в четыре десять, пятью минутами раньше назначенного времени. Стэг был весьма пунктуальной личностью. Очень высокий — впрочем, практически любой человек казался рослым по сравнению с Джимми. Стэг носил белый полотняный пиджак, брюки и открытую рубашку мягкого пастельно-голубого тона и белые итальянские туфли на босу ногу. Выглядел точь-в-точь как один из полицейских в шоу «Гвардия Майами» и так же, как тот полицейский, отпустил короткую щетину. Джимми ненавидел это шоу, потому что такое дерьмо, как полицейские, там изображали героями. И в шоу «Хилл-стрит-блюз» тоже. Пропаганда. Тем не менее Джимми поднялся, когда Стэг подошел к столу.
— Привет, как дела? — поздоровался он и протянул Стэгу руку.
Они обменялись коротким рукопожатием. Стэг слегка повернул голову и сверху вниз взглянул на фортепиано, как бы любопытствуя, кого это там терзают. Подошедшему официанту заказал «Джонни Уокер» со льдом и снова взглянул на фортепиано.
— Где этот парень учился играть? — спросил он у Джимми.
— Похоже, что в Сан-Квентине, — ответил тот.
— Да, похоже, — согласился Стэг. — Они тут все переделали. Раньше этот кабак вроде бы назывался «У Франко»?
— Вроде бы.
— Да, именно так. «У Франко». А теперь это «Желтая птица», хм.
— Да.
— Большая разница — «У Франко» или «Желтая птица».
- Предыдущая
- 23/48
- Следующая
