Белая леди - Макбейн Эд - Страница 33
- Предыдущая
- 33/58
- Следующая
— Но… что из этого?
— Ну…
— Да?
— У Уиллы хватило духу сказать мне… Как это выразить поделикатнее?
Уоррен ждал. Очевидно, она серьезно пыталась придумать фразу, которая не оскорбила бы его, так сказать, девственных ушей.
— Она обвинила меня в том, что я делаю с Мэгги…
— Мэгги?
— Одна из этих маленьких девочек… У них обеих были черные волосы, я говорила об этом? Для контраста. Как юбки и блузки.
— Хм…
— Она обвинила меня в том, что я делаю с Мэгги… ну то, что Обжора хотел сделать с Джуди Гарлэнд.
— Понимаю.
— То, что маленькая девочка просила барабанщика сделать ей.
— Понимаю.
— Нервы… — вздохнула Дженни.
— И вы… хм… вы делали это? — спросил он. — Делали эти вещи, которые… хм… она сказала, что вы делаете?
— Это не ваше дело.
— Конечно нет, извините меня. Я не должен был…
— И это было не ее дело. Даже если я это делала.
— Но вы же этого не делали.
— Кто сказал, что я этого не делала?
— Я думал…
— Я сказала, что это не ваше дело.
— Полагаю, что не мое.
— Не ваше. И не ее тоже. Я спросила ее, почему она уверена, что я нуждаюсь в совете такой козявки, как она? Возможно, она употребляет этих сладеньких маленьких девочек сама? Мэгги и Конни, так их звали. Я сказала, если она не уберется из трейлера в эту самую минуту, я позову Дейва, и он засунет ее голову в пасть к тиграм и прикажет им откусить ее. Я сказала, что она может быть владелицей половины «Стедман энд Роджер», но без Дейва и его кошек этого проклятого цирка не будет вообще! Я думаю, это дошло до нее.
— Как я понимаю, она покинула трейлер.
— Она покинула трейлер. И никогда больше не беспокоила меня.
— Понимаю. И в ноябре…
— В октябре. Ближе к концу…
— Вы оставили цирк.
— Оставила цирк.
— И никогда больше не видели Уиллу Торренс?
— Никогда.
— Вам известно, что предположительно она покончила жизнь самоубийством?
— Конечно, я говорила вам. Каждый год они звонят мне…
— Я имею в виду то время. Вы слышали об этом, когда это произошло?
— Они тогда звонили мне.
— Да, а почему?
— Они звонили каждому, кто знал ее.
— Кто звонил вам?
— Из газет. Журналов. Люди с телевидения.
— А полиция Миссури?
— Нет, полиция не звонила.
— Сэм Маккалоу удивлялся, почему…
— Кто? — спросила Джинни, округлив глаза.
— Вы знали его?
— Я знала его. Он имел привычку дразнить кошек Дейва. Если бы хоть одна из них добралась до него… кошки никогда не забывают, вы знаете.
— Медведи тоже.
— Медведи хуже всех, — согласилась Джинни.
— Он удивлялся, почему она была так возбуждена.
— Возбуждена?
— Уилла, — пояснил он, глядя в ее глаза.
Когда он был копом, его научили смотреть в глаза. Наблюдай за ними, когда допрашиваешь кого-нибудь, наблюдай за ними, когда кто-нибудь держит револьвер. Глаза все выдают. Он должен был научить Мэттью смотреть в глаза. Он продолжал вглядываться в глаза Джинни. Она перевела их в сторону террасы. Черная девушка, Реджи, открывала дверь.
— Извините, мэм, — сказала она.
— Да, Реджи?
— Ленч готов, мэм.
— Спасибо. — Джинни встала с оттоманки. — Пройдемся? — И она направилась к террасе.
Когда они приступили к еде, он спросил:
— Это было из-за того, что вы делали?
— Из-за чего — того?
— Уилла так вышла из себя из-за… ну, того, как вы себя вели…
— А как, по словам Сэма, я себя вела?
— Ну, по его словам, вы были… Да вы и сами это говорили.
— Что я говорила?
— Что вы были… неразборчивы в связях.
— Сэм любил воровать мои штанишки с веревки для сушки белья, — сказала Джинни, — вы об этом знаете? И бросал их в клетку с большими кошками. — Она улыбнулась, а потом добавила: — Доводил их до неистовства.
— Чем вы объясняете это?
— Запахом, я полагаю.
— Я имею в виду, что выводило из себя Уиллу в вашем поведении?
— Не имею представления. Я уже говорила вам…
— Да?
— Когда я в последний раз видела ее, мне еще не было и восемнадцати. На прощание все поцеловали меня. Кроме нее.
Тутс и Уоррен ехали на Север по федеральной дороге номер сорок один, высматривая тайский ресторанчик, который только недавно открылся. Было уже почти шесть часов, и Уоррен был зверски голоден.
— Я думаю, она говорила правду, — сказал он, — по сути дела.
— Когда-то я знала девушку, которая любила повторять: «Я буду абсолютно честной с тобой», и каждый раз, когда она говорила что-нибудь, это было ложью.
— Я думаю. Джинни была…
— Ого! Когда это она успела стать Джинни? Последний раз, когда я слышала о ней, она была миссис Вард.
— Во время ланча она просила меня называть ее Джинни.
— Это было тогда, когда она рассказывала, как дурно она обращалась с парой одиннадцатилетних девочек?
— Веришь или нет, Тутс…
— «Веришь или нет». Когда кто-нибудь так говорит, значит, он собирается соврать.
— Я не собираюсь говорить какую-либо ложь.
— Тогда почему ты сказал: «веришь или нет»?
— Потому что я знал, что ты не поверила бы мне, когда я говорил о том, как изменилась вся эта история.
— Я не пойму, черт побери, о чем ты говоришь?
— Об этих одиннадцатилетних.
— О ее чудесном, нежном романе?
— Да что такое с тобой, Тутс?
— Ничего. Я просто слушаю твой отчет о приятном ленче с совратительницей малолетних…
— Господи, я пытаюсь объяснить тебе…
— …которая не сказала нам ничего, черт побери, чего бы мы уже не знали об Уилле Торренс…
— Что ж, это верно.
— …но которая так очаровала тебя, что у тебя вскружилась голова…
— Что ж, она действительно очаровательна…
— …в то время как Мэттью лежит в больнице в коме! Вчера ты напился…
— Я не был пьян, Тутс!
— Нет?
— Нет!
— А что ты пил за ленчем сегодня?
— Чай со льдом.
— Сомневаюсь.
— Послушай, Тутс, я неисправившийся…
— Кто? Ты неисправившийся алкаш? И я знаю, когда кто-то нетрезв, черт побери! А ты не был трезв вчера!
— Нет? Тогда, как ты думаешь, почему я отправился на встречу с этой женщиной?
— Ага! Теперь она уже «эта женщина»!
— Черт побери, как же мне называть ее?
— Прекрасно, прекрасно, пусть будет «эта женщина». Это прекрасно!
— Я поехал туда потому, что Маккалоу…
— …потому что Маккалоу удивлялся…
— Да, его удивило, почему Уилла так бесилась из-за…
— Да. Хороший повод, чтобы поехать. Давай бросим это, хорошо? Она сказала тебе правду, всю правду…
— Я пытаюсь втолковать тебе, что нет! У меня создалось впечатление, что она солгала мне об этих детях в номере Уиллы. Думаю, что они повздорили не из-за этого.
— Тогда из-за чего они повздорили?
— Я не знаю.
— Иными словами, твой визит оказался пустой тратой времени. Мы все еще ничего не знаем об этом проклятом деле. Что Блум должен был сообщить?
— О чем?
— Ты звонил Блуму?
— Нет. Разве я собирался звонить ему?
— Ты помнишь нашу встречу со Стедманом вчера днем?
— Конечно, помню.
— После того, как ты и Маккалоу прикончили целую бутылку виски?
— Я выпил только две рюмки.
— Ты помнишь, что Стедман говорил нам?
— Да.
— Но ты не позвонил Блуму.
— Нет.
— Ты сказал, что собираешься позвонить ему, как только придешь домой.
— Ладно, я не позвонил ему.
— А я думала, ты не был пьян.
— Черт побери, Тутс! Я выпил две паршивые…
— Ты помнишь, что Стедман говорил нам?
— Нет.
— О трейлере Уиллы.
— Уиллы?..
— За две ночи до ее смерти…
Уоррен взглянул через правое плечо, затем повернул машину к обочине. Выключил зажигание. Повернулся к ней.
— Расскажи мне.
Полицейским офицером, с которым Блум говорил в Раттерфорде, Миссури, в семь часов вечера в ту среду, был тот лейтенант, который вел так называемое «дело о ночной краже в цирке», когда «Стедман энд Роджер» давал представления в этом городе три года назад. Это был не тот же человек, который вел так называемое «дело о самоубийстве в цирке». Его расследовал капитан Леопольд Шульц. Лейтенант Хейнце прямо сказал Блуму, что в департаменте полиции Раттерфорда никто не верил, что эти два происшествия как-то связаны между собой. Их расследовали отдельно, и по каждому было заведено свое дело.
- Предыдущая
- 33/58
- Следующая
