Белорусские народные сказки - Автор неизвестен - Страница 14
- Предыдущая
- 14/76
- Следующая
Накормил-напоил деда и снова спрашивает:
— Что ж ты, дедушка, хочешь за свое просо?
— Панок! Золотой мой! Как я могу сказать? На что ваша милость будет, то и дадите!..
Тогда пан пошел в другой покой, вынес ему кошель и говорит:
— Ну, дед, коли ты по дороге захочешь есть, скажи только: «Кошелек, кошелек, дай мне поесть-попить!» Он откроется, и будет тебе из этого кошеля и стол, и пища, и все то, что ты у меня ел. А как наешься-напьешься, открой кошель и скажи: «Питье да еда, схоронитесь сюда!» Тогда все и попрячется, а ты сверни кошель и ступай себе домой. Только помногу не пей, а то захмелеешь и кто-нибудь украдет у тебя кошель.
Идет дед домой, и страх как хочется ему поглядеть, правда ли то, что журавль говорил. Прошел он полдороги, не утерпел — сел, вынул кошель, раскрыл его и велит:
— Кошелек, кошелек, дай мне поесть-попить!
Отведал дед понемножку того-сего и говорит:
— Питье да еда, схоронитесь сюда!
Все и попряталось обратно в кошель.
Приходит он в свое село, входит к себе в хату.
— День добрый! — говорит.— Жива ли тут моя старуха?
— Да я-то жива, дедулька, а ты жив ли?
— Я жив-здоров.
— А я уж думала, что тебя либо волки съели, либо медведи задрали, во мхи затащили, закопали и колоду навалили!
— Нет, бабулька, и волки не съели, и медведи не задрали, а принес я тебе хлеба-соли. Будет нам по гроб жизни. Садись-ка, бабка, за стол,— может, ты месяц не ела,— да и я рядком сяду. Будет нам еда и питье.
— Что ты, дедулька, откуда ж ты возьмешь еду и питье?
— Садись-ка, садись!
Сели они за стол, вынул дед кошель, положил его на стол, а стол-то корявый,— известно, в курной избе!
Раскрыл дед кошель.
— Ну,—говорит,—кошелек, кошелек! Чтобы мигом были и еда и питье.
И тут — откуда что взялось!
Была курная изба, а тут стали покои, может, получше этих, да что эти! Может, и в целом царстве таких больше нету. И разная-разная еда и питье, тух тебе и вина, и бабки, и пироги — всего было вдоволь.
Дивится старуха:
— Господи, господи! Откуда все это?
— А вот, бабка,— отвечает дед,— как послала ты меня убить журавля, так прихожу я к своему просу, а он уж там. Только я приладился его убить, а он обернулся паном, да таким, что аж весь сияет. «Что ты, говорит, хочешь за свое просо?» А я ему говорю: «Никого у меня нет, кормить меня некому». Тогда он говорит: «Иди ты ко мне домой зеленой тропой, шелковой травой, там я тебя награжу!» Пошел я туда, домой "к нему, он меня накормил, напоил и вот кошель дал.
Напилась бабка, наелась, обняла своего деда, поцеловала и говорит:
— Ну, спасибо тебе* дедка, обрадовал меня: ведь ты все равно как с того света воротился! А знаешь что? Мы все одни да одни с тобой, ни мы у людей не бываем, ни они у нас. Давай-ка позовем мы к себе в гости старосту да писаря. У нас теперь этакий стол! И хата наша при таком-то столе краше стала.
— А как хочешь, бабка, можешь и позвать гостей, пусть побывают у нас.
Тогда баба повязалась покраше платком, пошла на село и позвала старосту и писаря:
— Приходите, детки мои, ко мне в гости.
— Ты что,— говорят,— старая карга, какие мы тебе гости? Живет в кособокой хате, может самой есть нечего, а туда же — в гости зовет!
— Нет, мои детки, тогда станете ругать, как побываете у нас и не будет для вас накрытого стола. А наперед нечего ругать!
Тогда они одумались: «Ну что ж, коли так, сходим, пожалуй!»— и пошли вдвоем в гости.
А они, значит, охотники были выпить, коли кто позовет!
Входят они в хату:
— Здорово, дед!
— Здравствуйте!
— Ну, что скажете нам?
— А вы вот сядьте, посидите на лавке, тогда и скажем и покажем.
Те сели. Один — кнут держит, а другой — плеть.
Известно, староста да писарь были грозой для крестьян, всегда с плетьми ходили по селу, на барщину из хат выгоняли.
Тут вынул дед кошель и говорит:
— Кошелек, кошелек, чтобы мигом был тут полный стол питья да еды!
И появляется тогда и питье, и еда, и соленья, и печенья — всякое угощенье для всех гостей, сколько бы их ни было,— пятеро ли, десятеро ли.
Стал старик угощать писаря и старосту. А те пьют и едят, не отказываются, только дивятся про себя: «Что ж это такое? И питье, и еда на столе, и хата посветлела? Уж не бог ли рай с неба скинул? Это и у нашего пана нет такого угощенья да украшенья!»
Наелись они, напились вволю и зеленого и вишневого, какое на свете только есть, и пошли по домам.
А баба тогда и говорит:
— Дед, а дед, знаешь что?
— А что? .
— Позовем-ка мы в гости пана.
— Что ты, баба, одурела? Вот правду говорят, что слушать бабу на свою погибель. Как же, держи карман,— пойдет пан к нам, старикам. Поди-ка, он тебе кнутом задаст!
— А! Что будет, то будет — пойду!
— Ну и ступай себе!
Пошла баба. Заходит в панские покои. Выходит пан.
— Ну что, старая, скажешь?
— А что, паночек, скажу: просит дед, прошу и я вас к себе в гости!
— Что? — рассердился пан.— Ах ты быдло! Ты меня в гости зовешь? Чтобы я да к нищим пошел!
— Нет, паночек, коли мне не верите, спросите у своих верных людей. Есть у вас писарь и староста, Вот и спросите у них—можно к нам в гости пойти или нет?
— А, ну ладно, ладно.
Позвал пан лакеев, кучеров и говорит им:
— Подите позовите ко мне старосту да писаря: пан, мол, требует!
Пошли слуги:
— Пан велел к нему прийти!
Приходят они к пану:
— Что прикажете, пан?
— А вот что. Зовет старая ведьма меня в гости, так вот — можно ли к ней пойти?
— А, можно, можно, паночек, мы и у вас не видывали такого стола, как у них. Есть у старика кошель, из него все само собой появляется: и золотая посуда, и чего там только нет. И водки разные, и вина, и еды полный стол. Можно пойти!
Послушал пан и велел своим кучерам закладывать лошадей.
Оделись они с пани и поехали не столько пить-есть, сколько правду узнать, не обманывает ли, мол, старуха.
Подъезжают они к хате, вылезают из фаэтона, а дед выходит к ним навстречу:
— Не прогневайтесь, паночек, моя хата снаружи не чиста, а в ней будут вам и кресла, и цветочки, и все убранство — такие, что мое почтение!
Вошел пан в хату и стал на пороге. А дед вынимает кошель и говорит перед паном:
— Кошель, кошель! Чтобы мигом были тут в моей хате и питье, и еда, всякое угощенье и разное украшенье!
Тут появились и питье, и еда, и разное украшенье, да такие, что в целом царстве не было стола красивей и богаче!
Видит пан, что не стыдно сесть за стол.
А старик приглашает:
— Просим, паночек, отведать нашего хлеба-соли и всякой благодати.
Стал пан разглядывать вина, видит — всё самые дорогие, заморские. t
Стали они пить да есть.
Известно, благородный человек не столько угощается, сколько доброй беседой утешается. Это не мужик, который, как говорят, чуть дорвется — так и нажрется!
Вот попили они малость, поели, пан и говорит:
— Не пристало тебе, дедушка, такой кошель иметь: ты простой мужик, а дом и стол у тебя лучше моих. Мне совестно,— говорит,— перед своими друзьями дворянами. Я тебя добром прошу — отдай ты мне этот кошель. А я тебе дам все для пропитания и крупы дам, и муки, и заправки, все, что нужно, буду тебе предоставлять. И слугу тебе дам, и корову, и свинью, и масла—ну, словом, всего. На что тебе и кошель? Я тебя честь честью схороню и панихиду по тебе отслужу, я тебя и утешу — по монастырям повожу!..
Тогда дед стал с бабой советоваться:
— Ну что, баба, станем делать? Ведь пан просит. Отдадим или нет?
— Ну что ж, дед, раз пан просит — надо послушаться. У нас все будет: и слуга будет, и одежа, и помыто, и подано!
- Предыдущая
- 14/76
- Следующая
