Бермудский треугольник черной вдовы - Донцова Дарья - Страница 37

• Предыдущая
• 37/59
• Следующая

– Владимир Сачков, – протянула я, – знакомая фамилия.

– Вовка не из стукачей, – сказал Михаил Иванович, – его мать у Раисы Скоркиной несколько лет подряд комнату с верандой снимала. У Райки никто селиться не хотел, она пьяница, грязнуля. Да денег у Сачковой не было, поэтому и жила в халупе. Она с утра на службу умотает, оставит сыну обед, вечером поздно вернется. Володька года на два Верки старше был, но с ее бандой постоянно таскался, Лазаревой в рот смотрел.

– Вера умела всех заставить ей подчиняться, – дополнила Алевтина, – с ней все дружить хотели, а она понимала: если с каждым общаться станет, то какая же она тогда королева. Хитрая, компанию сколотила и только с ними шкодства затевала, не разлей вода дети были.

– И кто входил в эту группу? – заинтересовалась я.

– Гена и Мила Волковы, Володя Сачков, – перечисляла Алевтина, – всех уж и не помню, но эти точно.

– Еще вроде Сеня Кратов, он из третьего Гуськова, из богатых, отец у него был писатель, денег не считал, подарил сыну кинокамеру, – вмешался Михаил Иванович. – О как! Пацану тогда лет семь-восемь исполнилось. По прежним годам золотая вещь, стоила как мотоцикл. Но мальчик рос тихим, вежливым. В то лето, когда Федя погиб, Сеня фильм о Гуськове снимал, в избы заходил, всегда разувался, расспрашивал, кем наши деды-прадеды были, просил фотографии предков показать. Я думал, подросток игру затеял, но альбом вынул. А он на самом деле кино снял, его потом в клубе демонстрировали.

– Еще Толя Паскин с ними был, – воскликнула Аля, – папа не совсем прав насчет Сачкова. Да, его мать у Райки-пьяницы угол снимала, впервые приехала, когда мальчик в пеленках лежал. Было понятно: денег у нее нет. Лет семь-восемь Сачковы у Раиски жили, Володю нельзя было оборванцем назвать, чистенько был одет, но бедно очень, мопед у него развалюха. А потом вдруг объявляются Сачковы весной, Володя весь в новом. Лет ему девять тогда было. И Надежда Михайловна не к Раисе про комнату договариваться пошла, а к нам притопала и говорит моей мамуле:

– Елена Сергеевна, хочется нам в вашем маленьком коттеджике пожить.

Мама смутилась: как сказать-то, что дом не дешево сдается? Ну и наврала, что уже с другими по рукам ударила. Сачкова поахала, поохала и к Макарихе порулила, сняла у нее пристройку: три комнаты, веранда, заплатила сразу вперед. Деньги у матери Володи появились. Между прочим, Сачков, когда вырос, актером стал, в сериалах снимался, прославился, а недавно с собой покончил. Во как! Все получил – и деньги, и славу, а под поезд сиганул. Газеты о самоубийстве писали, и по телику показывали.

– Сачковы в Гуськове каждое лето проводили? – уточнила я.

Аля почесала щеку:

– Много лет у нас отдыхали, последний раз приезжали, когда Федя и Гена погибли. Да и понятно, почему Надежда Михайловна от дачи отказалась, после такой трагедии отсюда многие москвичи удрали. Ой, вот беда-то!

Алевтина перекрестилась и продолжила:

– У нас всегда тихо было, жутких происшествий не случалось. Ну перепьют местные мужики на праздник самогонки, подерутся, наутро помирятся и дальше живут спокойно. И вдруг! Такие страшные события подряд. Нас всех прямо прибило.

Михаил Иванович поежился:

– До сих пор мороз пробирает, как те дни вспоминаю. Утром спасательный отряд ушел в лес Федю и Гену искать. А я проспал, будильник не сработал. Ну вскочил, умылся, чаю попил, за ворота вышел, решил к поисковикам присоединиться, гляжу, Гена идет. Я аж присел.

– Геннадий! Это ты!

Он притормозил.

– Здрасте, дядя Миша. Чего вы так удивляетесь?

Ну я ему и объяснил, что их с Федей вся деревня ищет. Он перепугался.

– Дядя Миша, мы вчера играли, я поехал по тропинке, удирал от ребят, они меня поймать хотели, решил их запутать, свернул на проселок и заблудился. Почти полночь была, когда я домой приехал. Дверь в дом заперта оказалась, я пошел в чуланчик, там спать лег. Не хотел бабушку будить, она снотворное пьет. Сейчас к Федьке бегу, мы мопедами поменялись, мне мой нужен.

Я ему сказать ничего не успел, Вера со своего участка вышла и кричит:

– Гена! Ты нашелся! А где Федя?

Я Волкова за плечо дернул:

– Бабушка знает, что ты жив-здоров? Сказал ей, что домой пришел?

А он:

– Нет пока, она раньше десяти не встает. Если разбудить, у нее давление шпарит.

Ох, будь это мой ребенок, получил бы он как следует! Руки чесались ему лещей надавать. Но, конечно, я сдержался, велел:

– Немедленно ступай домой, покажись бабушке. А ты, Вера, не бегай по улицам, сиди на участке. Не хватало еще тебе потеряться.

А сам пошел в лес – искать Петра Михайловича. Мобильных тогда не было, рацию мне не выдали, я туда-сюда походил, не знал, куда они двинулись. Часа полтора искал, никого не встретил, вернулся в избу, начал на участке кой-чего делать, хожу от сарая к дому, бежит Галина Сергеевна, бабка Гены.

– Михаил Иванович, внука моего не видел?

Я ответил:

– Утром встретились, я велел ему дома сидеть.

Галина Сергеевна за сердце схватилась:

– Не останусь с ним больше, вчера перепугал так, что у меня давление зашкалило, сегодня, когда увидела его дома, обрадовалась, приказала носа на улицу не высовывать. Пошла на кухню, хлопочу по хозяйству, слышу, как со второго этажа музыка гремит, Гена магнитофон врубил. Время к обеду подошло, я к нему в спальню толкнулась. Нет мальчика! Удрал! Какофонию на полную мощь запустил, чтобы я думала, будто он у себя. А самого нет! Куда подался, безобразник? Ой, нехорошо мне!

Я Галину Сергеевну в избу завел, чаю ей налил, давай успокаивать:

– Молодежь такая пошла, мы родителей боялись, а они нет. Вернется Гена, припугните, что отцу с матерью про его фортеля расскажете.

Часок мы с ней толковали, может, больше. Потом она ушла домой, а я решил в сарай идти. И вдруг слышу вопль! Да какой! У меня прямо сердце остановилось. Вылетаю из избы на дорогу, бежит Макариха, воем воет. У меня, грешным делом, мысль мелькнула, что она Федора нашла, а он мертвый. Уж так она орала, что ни о чем другом и не думалось. Увидела Макариха меня, на шею кинулась, колотит ее, трясет всю, и шепчет:

– Миша, он там лежит, кровищи море, лица нет.

Я ее в дом завел, водой отпоил и расспрашивать начал:

– Нина, скажи по-человечески, кого и где ты увидела.

А она совсем не в себе, лопочет:

– Миша, на тропинке в Жуковку… мальчик… крови там… мертвый он…

И давай реветь.

Михаил Иванович протянул дочери пустую чашку:

– Налей-ка мне маминого настоя из травы; как тот день вспоминаю, желудок сразу скручивает. Я Макариху на свою кровать уложил и растерялся. Чего делать-то? Надо участкового искать, а где его найти? Вот как мы раньше без мобильных жили? Вдруг голоса! Мужики из леса вернулись, впереди Петр Михайлович, лица на нем нет, и участковый с ним. Я к Вадиму Глебовичу подошел и шепнул:

– Только не шумите. Макариха у Жуковки тело нашла. Гена жив, я его сегодня утром видел. Может, конечно, и чужой там кто помер, а может, Федя.

А Кузнецов, идиот, как гаркнет:

– Народ, давайте в лес направо, там труп видели.

Ох ты господи! Ну не дурак ли! Лазарев впереди всех помчался, я за ним, удержать пытаюсь. Куда там! Рекорд по бегу мы поставили, и на дороге… Не дай бог еще раз такое узреть. Мопед валяется, рядом тело, кровищи море. Лазарев к трупу броситься хотел, но участковый велел отца увести, кто-то Петра Михайловича утянул подальше, остальные к мальчику подошли…

Михаил Иванович перекрестился.

– Не Федя это, а Волков оказался, парнишки-то похожи были, щуплые, одного роста, а поскольку все Лазарева искали и я сказал, что Гена жив, вот и подумали, что Федя умер. Я к Петру Михайловичу рванул, его поодаль держали, кричу:

– Не ваш мальчик погиб. Ошибка получилась.

Петр Михайлович в ответ заорал:

– Кто?

Я ему про Волкова рассказал, а он стоит и аж трясется весь, потом сказал почему-то спокойно:

– Хочу посмотреть. Вы меня обманываете, там Федор.

• Предыдущая
• 37/59
• Следующая