Бермудский треугольник черной вдовы - Донцова Дарья - Страница 26

• Предыдущая
• 26/59
• Следующая

И бросил трубку.

Кириллов вернулся в кресло.

– Говорил он спокойно, но я встревожился. Это что же за съемки такие в далекой стране? Почему Володя решил нанять меня для поддержки Любочки? Я психотерапевт, а не эскорт-услуги. Кто такой Гена? Ранее Сачков о приятеле с таким именем не упоминал. У артиста и друзей-то не было. Но потом я успокоился. Люди кино суеверны. Возможно, Сачкова наконец-то пригласили в какой-нибудь голливудский проект, он на это, несмотря на то что эмиграция в США ничего хорошего ему не принесла, очень надеялся. Владимир боялся вдаваться в подробности, чтобы не сглазить удачу. Любу в Америку не зовут, она в Москве затоскует, вот муж и решил найти ей друга. К кому он мог обратиться, кроме меня? Ни к кому. В тот день я ждал своего пациента, тот опаздывал, от скуки я включил телевизор, а там тетка в микрофон кричит: «Наша группа, снимавшая сегодня в метро репортаж о жизни подземки, стала свидетелем суицида. Под электровоз прыгнул известный актер Владимир Сачков, вот эти кадры». Журналистка не могла скрыть ликования. Как же! Такой эксклюзив раздобыла, оказалась в правильном месте в нужный час. А я оцепенел. Камера крупным планом взяла тело, которое успели поднять и положить на платформу. Труп прикрыли куском картона, но одна рука была на виду, я увидел родинку на тыльной стороне кисти и сразу понял: Сачков звонил попрощаться. Деньги он мне заплатил, чтобы я был рядом с Любой в страшный час, уберег ее от прессы, увез куда-нибудь. И я бросился звонить жене Володи, а та пока ничего не знала, весело сообщила:

– Я в салоне делаю маникюр.

Я хотел ей сказать, что нам надо встретиться, и вдруг слышу на заднем плане телевизор работает, до меня донеслись слова: «Криминальные новости. Сегодня в районе полудня известный актер…»

Я заорал:

– Немедленно выруби телик!

В трубке повисла тишина, потом раздался женский визг, грохот, прорезался другой голос, не Любин.

– Простите, вы приятель Сачковой?

– Близкий друг семьи, – представился я.

– Пожалуйста, сделайте что-нибудь, – затараторила незнакомка, – Любовь Павловна сознание потеряла…

Кириллов нахмурился.

– У Сачковой случился инсульт. Она спустя пару месяцев восстановилась, я ее постоянно поддерживал, и не в деньгах дело. Мне жаль Любу, она не понимает, почему Володя свел счеты с жизнью, а я не имею права ей истину открыть. Вот и вся история. У вас телефон постоянно мигает, кто-то вас упорно разыскивает.

Выйдя от Кириллова, я села в джип и позвонила Роберту с вопросом:

– Искал меня?

– Ага, как дела? – ответил Троянов.

Я рассказала ему то, что услышала от Кириллова.

– Когда приедешь? – поинтересовался компьютерщик.

– Минут через сорок, – пообещала я, – кругом пробки. Шеф на месте?

– Не видел его, – буркнул Роберт и отсоединился.

Я воткнула трубку в держатель, она снова засветилась, на сей раз меня разыскивал кто-то незнакомый, номер в контактах не значился.

– Слушаю, – сказала я.

– Танечка? – спросил женский голос. – Это Рина, хочу поблагодарить вас за чудесный букет. Сегодня утром вышла в столовую, а он стал еще краше.

– Это мне следует сказать спасибо вам за вкуснейший ужин, – ответила я, – очень рада, что композиция пришлась вам по душе. Простите, я не знала о вашей аллергии на лилии.

– Обожаю эти цветы, – лихо соврала мать шефа. – Хорошего вам дня. Надеюсь, вы уже пообедали?

– Еще не успела, – призналась я.

– Скорее поешьте, – заволновалась собеседница, – нельзя на голодный желудок работать. Но если соберетесь перекусить в городе, ни в коем случае не заказывайте рыбу. Ею можно отравиться.

Поблагодарив Рину за заботу, я отсоединилась и тут же ощутила приступ голода. Дорога была забита стоящими машинами. Поток продвигался вперед черепашьим шагом, я проползла метров триста, увидела справа небольшое кафе, перестроилась в нужный ряд и весьма удачно припарковалась напротив входа.

В зале оказалось всего четыре столика, стоящих почти впритык друг к другу. За одним сидели две тетушки, на фоне которых даже я, не самая стройная женщина, казалась тростиночкой. Похоже, совокупный вес посетительниц превышал три центнера.

– Рада приветствовать вас в нашем кафе, – заученно произнесла официантка. – Желаете пообедать или просто чаю попить?

– Хочется нормально поесть, – ответила я.

Девушка положила передо мной кожаную папочку и отошла.

Я начала изучать меню. «Салад с юным редиччио, флайшем чиккена энд табуретом». Я опешила. Это на каком языке? Буквы русские, но понять ничего не могу. И, если не ошибаюсь, слово «салат» имеет на конце «т», а не «д». Так, что у них дальше. «Херринг с цвибелом и ойлой из оливок». В памяти всплыли школьные занятия по немецкому языку. Херринг – это селедка, а цвибель – лук. Ойла, скорее всего, масло. Флайш – мясо. Чиккен – цыпленок, но это уже на английском, который я пыталась освоить в институте. Что такое табурет? Навряд ли в салат настрогали деревянное сооружение на четырех ножках.

Дальше в меню шли супы. «Хаспачча из томато энд крабо» (по желанию) и «Консомэ из ваши с хрустящими крутонами».

– Выбрали? – спросила официантка, возникая у столика. – Не сомневайтесь, мы готовим только из фермерских продуктов первой свежести. Хозяин сам у плиты стоит.

– Меню непонятное, – пробормотала я, – на необычном языке.

– По-русски написано, – удивилась девушка.

– С одним салатом я вроде разобралась, он с редисом, курицей и каким-то мясом, – начала я.

– Беконом, – уточнила официантка, – это фирменный рецепт. Цыпленок суховат, его ломтики шпигуют сальцем и обжаривают. М-м-м. Вилку проглотите, так вкусно. В качестве дрессинга – крем-фреш, взбитый с сочным цитрусом лично из Андалузии.

Я посмотрела на бейджик, прикрепленный к блузке официантки.

– Простите, Марго, кто кого дрессирует и из чего крем?

– Дрессинг, – повторила красавица, – это просто дрессинг. Хи-хи. Так хорошо, когда клиенты веселые, шутят, а то некоторые придут, набычатся, рожи каменные. А вы с юмором. Кто кого дрессирует? Ха-ха.

– Впервые слышу слово «дрессинг», – призналась я.

Улыбка Марго стала еще шире.

– Не москвичка, да? Из провинции? Не стесняйтесь, все столичные жители когда-то фиг знает откуда приехали. Я сама из Ахропольска. Наш хозяин из Урбанска, не бойтесь, все у вас будет хорошо, обвыкнетесь и по-городскому говорить станете. Дрессинг – это растительное масло.

– Нет, – возразила я, – оно, по-вашему, «ойла».

Марго снисходительно посмотрела на меня.

– Ойла простая, без добавок. Дрессинг делается на основе ойлы с добавлением цитрона, приехавшего лично из Андалузии, и табурета.

– Заправка или подливка, – осенило меня.

Официантка кивнула:

– Иес. По-провинциальному так, а по-нашенски, по-столичному, – дрессинг.

– Кто такой табурет? – продолжала я беседу.

– Травка пиканте, выросшая в Мексике, – затараторила Марго, – обладает ярко выраженным пряным вкусом сгоревших дров, ароматом диких лесов и бодрящей силой горных озер. Хозяин эксклюзивно табурет из долины пирамид получает, там колосятся огороды, заведенные еще дикими майя. Наши клиенты от табурета в восторге.

– Понятно, – сдерживая смех, сказала я, – хаспачча – это холодный суп из протертых помидоров. Крабо – обычные крабы…

– Нет-нет, – возразила девушка, – хаспачча у нас раритетная, томаты для нее прибывают из марокканского края, собираются только руками, прямо на плантации садятся в самолет и летят в наш ресторан.

– Думаю, помидоры затруднительно собирать ногами, – не выдержала я.

Но Марго не услышала язвительного замечания.

– Крабо – это не крабы.

– А кто? – удивилась я.

– Крабо живут только в одном озере мира, – заявила Марго, – в нерукотворной красоте Шотландии, на высоте пяти тысяч метров, в кратере вулкана имени королевы Виктории.

– Так они ползают по горам или в озере плавают? – уточнила я.

• Предыдущая
• 26/59
• Следующая