Мои друзья святые. Рассказы о святых и верующих - Горбачева Наталья Борисовна - Страница 18
- Предыдущая
- 18/43
- Следующая
Господи, не хочу в огонь вечный…
Я глянула на часы: час ночи. Самое удобное время: все спят.
Спустившись к бомжу, я спросила:
– Тебя как зовут?
– Ми…ш…ша… – чуть слышно произнес он.
– Что ж ты чай не выпил?
– Не могу… – ответил он. – Болит…
– Ладно, поднимайся, пойдем ко мне, – решилась я вдруг сказать.
– Нет…
– Что нет? Если тебя сегодня ради Рождества не выгнали, завтра взашей как миленького. Поднимайся! Поднимайся, говорю тебе, пока не передумала.
Бомж пошевелился, попытался встать, прислонился к батарее, с трудом поднялся и сказал:
– Нет… Не пойду.
Парень был высокого роста, худой, в грязной вонючей одежде, с каким-то отсутствующим, жалким взглядом.
– Да не бойся, я одна в квартире… Давай, давай. Не хватало, чтобы нас увидели, мне тогда тут не жить, – уговаривала я скорее себя, чем его.
Он ухватился за перила и, подтягиваясь на руках, с трудом одолел один лестничный пролет. Наконец через тамбур вошел в мою дверь. Мотя зашипел на него.
– Киска, – удивился он, прислонился к стене у двери и так же, как делала я час назад, сполз на пол.
– Тут и лежи, есть будешь? – отвернулась я от него и заткнула нос пальцами.
– Водку три дня, мороз был, не ел. Всё болит… – сказал он и скорчился на полу.
Я накапала ему настойки чистотела, которым лечу все желудочные расстройства. Приподнявшись, он выпил и затих.
– Туалет рядом, – сказала я, выключила везде свет и пошла спать. Вонь дошла и до моей комнаты. А сколько заразы он принес в мой дом – о-го-го!.. Я встала, снова включила свет и всю квартиру от души окропила крещенской водой. Бомж только чуть пошевелился.
Господи, слава Тебе за всё! Но к чему, зачем мне это приключение, мне бы отдохнуть… Народ разъехался: кто в деревню, кто в Египет, кто еще куда подальше. А я… Даже книгу не могу спокойно почитать. Стало мне себя очень жалко, даже слезой прошибло. Но тут, перед тем как заснуть, в очередной раз всплыла в памяти одна история. Весной 1992 года я попала на свой первый в жизни крестный ход на территории Донского монастыря. Только лишь года за два – за три до этого прекратились массовые первомайские и ноябрьские демонстрации, прототипом которых и был крестный ход, только наизнанку. Одно наименование чего стоит д е м о н страция. В то время верующие только еще начинали робко надеяться, что все возвращается на круги своя. Донской крестный ход был связан с удивительным событием. Несколькими неделями ранее были обретены святые мощи Патриарха Тихона, которые считались пропавшими, думали, что большевики уничтожили. И вот в тот весенний день чудесным образом найденные святые мощи торжественно перенесли из Малого в Большой собор древней обители. Народу не очень много, но воодушевление было невероятное: даже обнимались и целовались с незнакомыми, как на Пасху. Это было совершенно новое чувство для советского человека. Таким же открытием было появление каких-то «асоциальных элементов» около открывающихся церквей – раньше таких на виду не было. Бродяг называли бичами («бич» – «бывший интеллигентный человек»). Для них в СССР была предусмотрена уголовная ответственность за тунеядство, и их, как отчитывались, успешно перевоспитывали в ЛТП (лечебно-трудовых профилакториях). Милицейское «бомж» («без определенного места жительства») еще не вошло в обиход; массовым явлением бомжевание стало следствием хаоса постсоветской эпохи. Наши люди стали людьми «не нашими». И вот эти «не наши» люди – бомжи ли, бичи выстроились за монастырскими вратами целым коридором. Верующие стали выходить с крестного хода на улицу и, как я могла заметить, мало кто обращал внимания на сирых и убогих. Но мне их всегда было жалко – наверное, передалось от любимой бабушки Зои, в доме у которой в войну и в послевоенное время, бывало, жили до одиннадцати человек неприкаянных родственников. Раздала я свою невеликую мелочь, потом снова зашла в монастырь и в церковной лавке разменяла еще денег. Когда вышла за ворота, просящих осталось совсем мало. И вот протянула я деньги одной чумазенькой веселой девахе, а она вдруг достала из-за пазухи небольшой пластмассовый черный крест с белым распятием – такие тогда в гробы клали – и протянула его мне:
– Возьмешь?
Крест был такой замусоленный, грязный… Мысль была одна: надо же его вымыть.
– Давай! – протянула я ладонь.
– Бери и помни! – ответила мне чумазенькая, как в известной детской игре.
Дома я его отмыла и водрузила на «голгофу» – горку на подоконнике, сложенную из камней, привезенных из разных святых мест. Этот крест до сей поры у меня. Тогда я еще подумала, что какой-то знак в этом даре был, мне показалось, что Господь таким образом возложил на меня крест – заниматься вот такими убогими… Действительно, у меня не было страха перед теми бомжами, которых Господь посылал, и я почему-то всегда в конце концов находила правильное решение того, как можно им помочь.
Проснувшись утром, сразу почувствовала бомжовую вонь… Он лежал в той же позе, в которой я его оставила на ночь.
– Михаил, ты как? – поприветствовала я рождественского гостя.
– Доброе утро, – ответил он и приподнялся. – Дайте мне лекарства.
Я накапала ему чистотела.
– Сейчас уйду… – слабым голосом сказал он. – Соседи ругались за дверью, что воняет в тамбуре.
– Да, вонь, брат, знатная. Наши грешные души так смердят перед Богом.
– Да, – согласился он. – Можно полежу?
– Надо бы тебя переодеть.
Я позвонила духовнику, рассказала свою новую историю с бомжом.
– Только не ругайтесь, батюшка…
– Что с тобой поделаешь… – вздохнул он. – Через час мимо твоего дома пойду.
– Брюки, пожалуйста, какие-нибудь захватите, может, свитер и куртку найдете, вы одного роста.
Когда пришел священник, он, поглядев на пришельца, еще раз вздохнул, спросил, крещен ли он, благословил обоих, отдал вещи и ушел, пожелав помощи Божией.
Михаил переоделся, и я с удовольствием вынесла его бомжовое одеяние на помойку, даже черную вязаную шапку, которую он ни за что не хотел отдавать. Он по-прежнему не ел, только пил чай и чистотел, тихо лежал у дверей, растянувшись на длину всего коридора, говорить ему было тяжело. Второй день Святок я провела, как и желала, на диване за книгой.
На следующее утро я застала его сидящим.
– Доброе утро, – сказал он, увидев меня. – Хлопоты со мной у вас.
– У тебя есть дом? – спросила я, кивнув в ответ на его приветствие.
– Вроде есть… А вроде и нет…
– Тебе надо возвращаться домой. Билет оплачу.
– Паспорта нет, украли…
– Не проблема, я знаю, как можно уехать. Куда тебе ехать?
– Валуйки… а можно покушать?
– Проголодался… – с удовлетворением ответила я. – Валуйки это что?
– Город.
Разогрев еду, пригласила за стол, отгородив для него небольшое пространство. Но он ни за что не соглашался, так и поел на полу… Сразу же снова начались боли в животе, он лег и затих.
– Ты знаешь что… не помирай в доме у меня… – предупредила я.
– Теперь не помру, – еле выговорил он. – Полежу…
Я полезла в аптечку и заставила его проглотить по одной таблетке от всех имевшихся в наличии «желудочных лекарств».
Перед тем как пойти на свой диван, спросила его:
– Ты в Бога-то веруешь?
– Не знаю, – ответил он, но потом прибавил. – Но Он есть…
– Сто пятьдесят процентов! – подтвердила я. – Не дал тебе умереть…
– Умирал, да… – согласился он.
Обзвонив знакомых, я нашла пришельцу теплую одежду и ботинки. Всё это надо было подхватить у метро и – можно будет отправлять его домой, слава Богу. У меня не было желания входить ни в какие его личные обстоятельства. Но почему-то подумалось, что все не так просто, придется еще с ним помучиться…
К вечеру вышла я на кухню – пообедать. В коридоре бомжа не было. Во всей квартире его не было. Прикрытая входная дверь свидетельствовала о бегстве. Куда его, идиота, понесло на мороз без куртки. Что происходит? Никакой святочный обед, конечно, в горло не лез.
- Предыдущая
- 18/43
- Следующая
