Река Джима - Флинн Майкл Фрэнсис - Страница 5

• Предыдущая
• 5/95
• Следующая

— Древний бог Шри Эйнштейн, — рассказывал Фудир, — заявил, что ничто не может двигаться через пространство быстрее скорости света. Как говорят, он сделал это для того, чтобы запереть человечество на родной Терре.

Арфистку не интересовало, как они доберутся до Верховной Тары, она думала о том, что им делать, когда окажутся там; но до тех пор охоту на бан Бриджит все равно не начать. Девушка вздохнула.

— И зачем это нужно было Шри Эйнштейну?

— Как говорят, он предвидел свержение Терры ее колониями и решил избежать этого, лишив людей самой возможности межзвездных путешествий.

— «Как говорят»… — скептически отметила арфистка.

Фудир пожал плечами.

— Шри Эйнштейн вещал столь серьезно, что ему ответила сама природа материи. Но бог обмана, Шри Максвелл, спустил своих демонов. В отличие от слова Шри Эйнштейна, однозначно и неизменно приводящего к высшему единству, слова Шри Максвелла биполярны и способны как отталкивать, так и притягивать. По его велению плазма стала перетекать от звезды к звезде, искривляя саму ткань пространства в сверхсветовые складки еще в те времена, когда Вселенная была космическим яйцом, которое могло бы уместиться в моей ладони. И именно благодаря этим дорогам человечество разбрелось по Спиральному Рукаву.

От кривой улыбки арфистки так и веяло недоверием.

— Но Шри Эйнштейн объявил, что ничто не может двигаться быстрее света. Если да, то это означает, что они были какими-то слабыми полубогами?

Фудир покачал головой, что означало терранское «да».

— Так и было. Но Шри Эйнштейн объявил, что пространство не может существовать без материи, поэтому само пространство не является материей. А вот «не-материя» может путешествовать быстрее света. Это то, что мы, терране, именуем «лазейкой». Плазменные петли создают червоточины в самом пространстве, и это обмануло Шри Эйнштейна, ибо то, что попадает в складки, невозможно увидеть из ньютоновских плоскостей. Таким образом, мы избежали его гнева, укрывшись от его внимания. В складках корабли вроде «Пен-нимака» все еще должны двигаться медленнее света, но и корабль, и сам свет идут со скоростью пространства.

— Избавь меня от притч, — арфистка вернулась к еде, — я не слишком хорошо знакома с теологией, но моя мать была скептиком. Она верила, что не может быть больше одного бога, а все остальные — это мудрецы, которых вела и направляла божественная мудрость. Она любила цитировать древнего пророка Оккама, который сказал, что поклоняться следует не большему числу богов, чем то необходимо, и что одного было бы вполне достаточно.

Человек со шрамами хотел засмеяться, но вдруг замер, так и не успев улыбнуться. Еще мгновение он сидел с ужасным оскалом, а потом вздрогнул, и черты его лица приобрели чуть более резкий, коварный вид. Губы хищно растянулись, и арфистке стало не по себе. Это была уже не та улыбка, которой он собирался одарить ее.

— Тебе придется простить старину Фудира, — произнес он. — Раньше он был картографом и считает, что теология сверхсветовых путешествий должна увлекать всех так же, как его самого.

— Ах…

Арфистка откинулась назад и посмотрела на спутника. Ей уже приходилось видеть внезапные изменения его настроения. Теперь она понимала, что они означали.

— Ты, должно быть, Донован.

Улыбка сквозила холодом.

— Да. Остальные могут проявляться, но я тот, кто должен быть. Я — первичная материя, из которой сформированы все остальные. Позволь сказать тебе: Фудир трижды спляшет вокруг бара, прежде чем переступить порог, но я отнял у него способность говорить, чтобы объяснить тебе то, чего он не скажет, а именно: ты отправилась в бессмысленное путешествие и твой поиск окончится неудачей.

— Что ж, — сказала арфистка, — ты прямо как синяя птица счастья.

— Смейся, арфистка, смейся. Оптимизм — дитя невежества.

— Жаль, что арфа сейчас не со мной. Я чувствую голтрэй, и моим пальцам не терпится его сыграть.

— О, какая бы меня ждала какофония! Как мы, семеро, можем существовать в гармонии? Будь внимательна. Спиральный Рукав — дом лишь для двух видов людей: тех, кто внимателен, и тех, кто мертв. Твоя мать была Гончей, которую разыскивали другие Гончие. Думаешь, твои метания увенчаются успехом там, где потерпело неудачу их мастерство?

— Это возможно, — арфистка отодвинула остатки обеда, — по двум причинам. Первая — дочь может знать свою мать лучше любого коллеги и увидеть ее след там, где не сумели другие.

— Но она ушла по делам Гончей, а не матери. Если она не выходила на связь ни с тобой, ни со Сворой, значит она не может; а там, где работают Гончие, «не может» означает, что она мертва. Смирись.

— Нет.

— Одного твоего отказа недостаточно. Не представляю, как твоя мать могла погибнуть в какой-то банальной катастрофе. Но есть кое-что в Спиральном Рукаве, что может привести к исчезновению Гончей, например — курьер Конфедерации.

— А вторая причина, — как ни в чем не бывало продолжила арфистка, — это то, что ее коллеги прекратили охоту. Будь там хотя бы намек на участие конфедератов, думаешь, они не бросились бы расследовать?

— А ты уверена, что это не так? Не стоит недооценивать Названных. Их слух остер, а руки длинны. Тебе известно Оружие Длинного Ножа? Они способны нанести удар со звезд, чей свет еще даже не достиг нас. Они могут ударить, просто сказав слово в нужное ухо или бросив монету в нужную ладонь. Но Фудир — сентиментальный глупец. Где-то в глубине его души скрывается горчичное семя привязанности, а ты немного полила его за прошедшие несколько дней. Будто камень, вдавленный в оконное стекло, это уязвимое место. Здесь он может сломаться, а вместе с ним и мы. Ностальгия, которую ты пробудила воспоминаниями о твоей матери, вскружила ему голову. И это ошибка, ибо человек, который оглянулся назад, не видит неприятностей впереди. И как бы мало он меня ни волновал, его благополучие неразрывно связано с моим. Мы приведем тебя к Своре. На это мы согласны. И там Гончие объяснят тебе, насколько безнадежно дело, за которое ты взялась. Если после этого ты решишь продолжать погоню, то отправишься уже без нас.

Донован нахмурился и яростно затряс головой.

— Без нас, — повторил он.

Человек со шрамами на краткий миг замер. Его улыбка погасла, словно угли, а черты вновь изменились. Если лицо Донована можно было назвать холодным, то Фудира — лишь хитрым и почти дружеским; лис по сравнению с Донованом-волком. Но теперь в его глазах не было веселья.

— Я ненавижу его.

Арфистка не стала спрашивать, кого он имеет в виду.

— Он напуган. Я понимаю почему.

— Нет. Не понимаешь. Ты не сможешь понять, если твой разум не похож на разбитое стекло — и ты не пережила тот момент, когда оно раскололось.

Арфистка посмотрела в его бегающие глаза.

— Ты тоже боишься.

— Ты глупа. Все мы боимся. Кроме Силача, он для этого недостаточно умен.

— Но ты все же хочешь помочь мне.

Он пожал плечами.

— Если мы идем, то все.

В большой иллюзии, нареченной Объединенной Лигой Периферии, Верховная Тара — вымышленная столица выдуманного царства. Но все не настолько условно и бессмысленно, как могло бы показаться на первый взгляд. У всего должен существовать центр; и все реальное начиналось с мечты. Она может появиться в конце или даже после конца либо может прийти заранее. Верховная Тара — мечта, что пришла заранее. Можно не кривя душой сказать, что и сама Объединенная Лига возникла только потому, что когда-то давным-давно некие мужчины и женщины представили, что она возможна.

Когда-то древний бог Планк утверждал, что даже мертвая материя нуждается в том, чтобы ее изучали. Что может быть более удивительным? Если сам факт бытия зависит от желания, то что говорить о конструкциях, возведенных на подобных фактах?

Но и фантазия не должна становиться чересчур настоящей. Мечта совершенна, а вот у воплощения есть изъяны. Потому, когда змей Планк изучил квантовое состояние и вывел порядок из хаоса, он оказал реальности медвежью услугу.

• Предыдущая
• 5/95
• Следующая