Война не по правилам - Тамоников Александр Александрович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/46
• Следующая

— Не волнуйтесь, Анастасия Владимировна, я оплачу аренду квартиры за месяц, — не дал ей договорить Рустам.

— Но я не смогу сейчас подъехать.

— Этого и не требуется. Я оставлю деньги и ключи в зале на столе, дверь же захлопну.

— Не знаю почему, но я вам верю.

— Люди должны верить друг другу, иначе жизнь превратится в ад.

— Согласна. Хорошо. Желаю вашей матушке скорейшего выздоровления, и передайте ей, пожалуйста, что у нее прекрасный сын.

— С удовольствием. В квартире порядок. До свидания. Буду в вашем поселке, обязательно сниму квартиру у вас.

Гамсадзе отключил телефон, протер трубку, положил на рычаг старого аппарата и усмехнулся: «Знала бы старая карга, какой из меня прекрасный сын».

Но деньги отсчитал все и, оставив ключи, вышел в подъезд, захлопнув за собой дверь. В 7.00 он уже был в том же переулке, откуда выезжал вчера на встречу с Назаром и по которому возвращался домой. Этот проулок был очень удобен, ни одной калитки, выходящей в него, зато много кустов и деревьев, а у поворота на пустырь небольшая площадка, будто кто-то специально сделал ее для стоянки машин. Впрочем, возможно, так оно и было. Закрыв «Ниву» и соблюдая меры предосторожности, он не спеша прошел к покосившемуся забору участка Алтунина. Обошел его и встал за развесистой ивой, откуда ему был виден и дом, и двор, где находились боевики группы Назара. Посмотрел на часы. До начала главных действий еще полтора часа, но ничего, он подождет. Гамсадзе умел ждать, это не было для него в тягость.

В доме же первым проснулся Алтунин. Стал спускаться с печи и наступил на Назарова.

— Ты чего, Федька? — вскочил тот.

— В сортир мне надо, мочи нет.

— Пойдем!

— Я че, один не смогу?

— Сможешь, но и мне надо в туалет.

— А! Голова-то как трещит! Перебрал вчера. Нальешь опосля?

— Налью. Как не налить на прощание?

— А бабки?

— Ты же в сортир хотел.

— Бабло важнее, — переминаясь с ноги на ногу, проговорил Федор.

— Будет тебе все!

— Ну, лады, побежал. — Он пулей вылетел из дома и закрылся в туалете.

Вернулся Федька бледный, как поганка:

— Фу, сука, вывернуло всего. Да еще желчью. Давно так не блевал.

— Налить?

— Он еще спрашивает. Но немного. Первую пару стаканов вынесет наружу, по опыту знаю, хорошо, если третий провалится.

— У тебя целая наука, как похмеляться в экстремальной ситуации.

— Было бы чем, а похмелье собью.

Назаров достал из дорожной сумки Гавриленко бутылку водки. Федор поставил на стол стакан, выложил начатую пачку «Примы».

— Хватит? — спросил Виктор, налив в стакан граммов сто.

Федор кивнул, опрокинул в себя водку и сжался, сложив руки на коленях. Его сотрясали рвотные позывы, но он терпел. Правда, недолго, сорвавшись с места, кинулся к помойному ведру.

— Первая вылетела, мать ее, — вернувшись, пробурчал он и налил себе еще граммов сто двадцать.

И вновь его вырвало. И в третий раз тоже. Только после последних в бутылке сто граммов он икнул и облегченно вздохнул:

— Провалилась! Теперь будет ништяк, давай, Витя, второй «пузырь», надо закрепить успех.

Назаров не жалел водку, и уже через час Федька свалился с табурета на пол.

— В хлам, то, что и надо. Положить его на лавку? — усмехнувшись, спросил Гавриленко.

— Пусть лежит, где лежит, не трогай. Бутылки протри, да в ладони его зажми, чтобы на «пузырях» остались лишь отпечатки Феди-Синяка.

Когда Гавриленко закончил уборку, в комнату вошла Нестерова.

Ее было не узнать. Ни намека на морщины, на щеках румянец, темные круги прошли, глаза поблескивали, губы и ресницы накрашены, волосы уложены в пучок. Одета Людмила была в легкое платье до колен, ни дать ни взять порядочная женщина, примерная супруга и хозяйка.

— Ты ли это, Людок? — воскликнул Гавриленко.

Нестерова презрительно глянула на него, села на диван, положив ногу на ногу, и произнесла:

— Я готова.

— Прелестно! — Назаров уложил взрывчатку в обычный целлофановый пакет и повернулся к ней: — Возьмешь это и сумочку.

— Может, сейчас скажешь, кому я должна передать этот пакет?

— Я этого мужика не знаю. Рустам говорил, что будет он в джинсах, в белой майке с изображением Че Гевары, в руках спортивная сумка. Стрижка короткая, волосы темные. Да, у него еще будут очки солнцезащитные. Впрочем, какой смысл так подробно описывать клиента, если он на объекте будет один. А тебе, Людок, туфельки на высоком каблуке следует сменить на более удобную обувь. На стройке шпильки долго не протянут.

— Ладно, надену босоножки.

— Так, время? — Назаров взглянул на часы: — 9.20. Пора начинать выдвигаться. Переобуйся, Люда, и пойдем во двор.

— Может, донесешь пакет до машины? Поможешь даме?

— Обязательно. Гаврик останется здесь, чтобы убрать последние следы, и к машине.

— Понял.

Нестерова быстро переобулась, Назаров забрал пакет, и они вышли во двор. Гавриленко протер всю мебель, наклонился над Алтуниным:

— Ну что, Федька, пора в путешествие?

Отрубившийся, казалось надолго, Алтунин вдруг очнулся:

— Уходите? А бабки? Где мои бабки?

— Ты смотри, ожил, а только что в коматозе валялся.

— Где Витька?

— Ты поднимись сейчас, деньги твои на столе, я и остался, чтобы разбудить тебя.

— Да? Тогда помоги.

— С удовольствием, Федька.

Гавриленко помог Алтунину подняться, Федьку зашатало, пришлось брать его под мышки. Он тупо смотрел на пустой стол:

— И где мои бабки?

— Да вот они.

Гавриленко вдруг перехватил Федора так, что голова оказалась зажатой в правой руке, и резко ударил его о самый край стола. Федька охнул, ноги подкосились, тело, отпущенное убийцей, рухнуло на пол. Из раны на виске стала вытекать кровь, тело пробили судороги. Гавриленко подождал, пока Алтунин затихнет, пощупал пульс. Пульса не было, Федька не дышал, лицо начало синеть.

— Ну вот и получил расчет, Федя. Теперь на том свете будешь «горькую» выпрашивать. И ведь не дадут. Ни в раю, ни в аду.

Он протер шею, за которую касался, осмотрел комнату, забрал свою сумку, вышел во двор и показал Назарову большой палец правой руки.

— Отлично, давай к тачке, заводи! — кивнул главарь банды.

«Копейка» завелась с полоборота.

Мужчины сели вперед, Гавриленко за руль. Нестерова, в окружении сумок, устроилась на заднем сиденье. Полная тонировка не позволяла рассмотреть пассажиров, а солнцезащитные пленки закрывали сверху чуть ли не половину лобового стекла. Ворота Назаров уже открыл, и Гавриленко не спеша вывел «Жигули» со двора и так же не спеша повел по пустынной улице.

Как только «копейка» отъехала с участка Алтунина, во двор зашел Гамсадзе. Осмотрелся, поднялся на крыльцо. Рукой в перчатке открыл двери в сени, прошел в горницу.

Федор Алтунин лежал, скорчившись, у стола. На краю и под черепом кровь. Пульса нет, дыхания тоже, тело холодное. Убедившись, что он мертв, Гамсадзе быстро вернулся к «Ниве» и повел ее к заранее выбранному месту, небольшому закрытому магазинчику спорттоваров на параллельной улице, что вела к фрагментам забора давно строящегося и, скорее всего, никому уже не нужного гипермаркета. Ему пришлось пройтись, чтобы выйти туда, откуда был виден гипермаркет и капот «Жигулей». Рустам успел заметить, как в пространство между заборами юркнула женщина с сумкой, лишь издали напоминавшая Людмилу Нестерову. Но это была именно она. Гамсадзе ждал, глядя на минутную стрелку ручных часов, медленно подбиравшуюся к цифре «12». Ровно в 10.00 стройку осветила огненная вспышка, раздался оглушительный взрыв, и на месте стройплощадки показалось облако пыли. По ближайшим домам и улицам ударили осколки камня, железа, и следом за первым взрывом послышался второй — это обрушились стены, а с ними балки перекрытия, лестничные пролеты. Гамсадзе пошел к «Ниве», глядя на ближайшие дома. В них были выбиты стекла, дым с пылью затягивал район. Где-то начали раздаваться крики. Он сел в машину и поехал на выезд из города.

• Предыдущая
• 10/46
• Следующая