На острие меча - Азаров Алексей Сергеевич - Страница 19
- Предыдущая
- 19/34
- Следующая
Павлов тихо сказал:
— Вас не будут сегодня допрашивать. Шифр изъят, доказательства налицо. Добавлю, что Эмил Попов арестован. Задержаны и другие. Мне очень жаль, доктор Пеев, что вы пошли на это. Мы люди одного круга, и единственное, что меня сейчас интересует,— причины, по которым вы совершили роковой для вас шаг. Быть может, вас шантажировали?
Пеев протестующе поднял руку:
— Шантажировали? Вы не верите в то, что говорите!
— Следовательно, вы сотрудничали с русскими добровольно?
— Разумеется!
— И вам не платили? — с издевкой спросил Куцаров.
— Ни стотинки.
Пеев понимал: это только преамбула. Потом все изменится, и Павлов, быстро забыв о том, что они «люди одного круга», передаст его Кочо Стоянову, от которого пощады не жди. И Гешев тоже не гуманист: пытает, когда нужно, сам, а если устанет, то на смену приходит Гармидол... Когда это случится? Наверное, не очень скоро. Сейчас они что-то задумали: недаром не сломали в квартире ни спички, разрешили взять с собой одеяло, несколько смен чистого белья, книги по философии и бумагу. Даже сигареты оставили, хотя в камерах, насколько известно, не разрешается курить. Какую комбинацию они готовят и почему с такой поспешностью сообщили ему об аресте Попова? И что будет с Митко, уехавшим в Пловдив к родственникам? Арестуют или нет?
Павлов расцепил сжатые пальцы. Привстал.
— До утра, доктор Пеев! Подумайте, пожалуйста, в камере, не стоит ли рассказать все начистоту? Я предвижу, что вы изберете тактику призна: ля очевидного и умолчания о том, что, с вашей точки зрения, нам неизвестно. Вы адвокат, и опыта вам не занимать. Однако должен лишить вас надежд: большинство фигурантов установлено, речь пойдет только об определении подлинных ролей тех, кто работал на вас. Доброй ночи, доктор Пеев!
Ночь...
Она кажется болотом, зыбким, засасывающим. Тянется, давая время запутаться в мыслях. Что им известно? Какие имена? Почему не допрашивали, не били? В кабинете сидели немцы, значит, дело касается не только местных властей, но и Берлина... Передадут гестапо?
Спать он не мог. Никто не спит в тюрьме в первую ночь. Даже те, кто обладает стальными нервами. А у него нервы не были стальными. Обычные, порядком истрепанные перенапряжением месяцев и лет.
Большая холодная камера, маленькое, под потолком, окно.
Надо и здесь остаться человеком. Сохранить себя. Надо драться,— до последнего патрона. Будут ловушки, хитроумные приемы, «нелогичные» ходы, на которые, как известно, Гешев большой мастер. Будут пытки... Ты готов, Сашо?
Утром принесли кофе, какую-то еду. Он заставил себя есть, сделал глоток безвкусного пойла. Залязгал замок, и на пороге возник Гешев.
Белое лицо, склоненное к правому плечу, несмываемая улыбочка.
— Не спали, доктор? Ничего. Сейчас вас побреют, и вы поедете.
Пеев не спросил куда. Главное он знал: в Дирекции затеяли комбинацию, и, следовательно, оставалось верить и надеяться, что удастся, разгадав смысл полицейской акции, внести в нее свои коррективы.
Двое агентов, Куков и Антонов, на трамвае отвезли его в контору, а оттуда в банк. Куков сел в кабинете, а Антонов остался в коридоре. Директор, с которым Пеев делил кабинет, отсутствовал, очевидно предупрежденный Гешевым; ровно в два Куков сказал: «А теперь — домой». По дороге заехали к бай Спиро; Антонов заказал три стакана бозы, но спохватился, забрал свой и пересел за соседний столик... Гешев, перед тем как Пеева выпустили за порог Дирекции, объяснил, что к чему.
— Ты будешь ходить на работу, доктор. Сегодня и завтра... и сколько мне понадобится. Не один, конечно. И в кофейню будешь ходить, как всегда. Только вот что — не пытайся бежать. Куков тебя пристрелит. Понял? Ты же юрист и знаешь, что суд может оказаться снисходительным, а с Куковым шутки плохи. Так что не торопи свою смерть, доктор, и будь благоразумен. Кстати, хочу тебя обрадовать: мы дешифровали твои телеграммы, и можешь не ломать голову, кто нам известен, а кто нет. Все известны... Что же ты не похвалишь нас, доктор?
Он откровенно издевался, не скрывал торжества.
Пеев пожал плечами.
— Что вам известно! Чепуха! Я работал один. Я и радист.
— Значит, уже не один?
— Да, двое...
— А Никифоров, Янко Пеев, Георгиев из Берлина? Не лги, доктор!
Итак, им известны имена... Откуда? Из радиограмм? Скорее всего, да! В конторе, в кофейне, по дороге домой Пеев ломал голову, вспоминал. Восстанавливал по строчкам тексты переданных когда-то радиограмм. У него была бездонная память, и строчки возникали в ней, словно проявлялись на негативе...
18 апреля 1943 года.
В тот час, когда Пеева вывозили из Дирекции с расчетом, что рано или поздно в кофейне, в банке или в конторе к доктору придет какой-нибудь человек,
не попавший еще в поле зрения контрразведки, в этот самый час министр войны Михов, получив сообщение Костова о разгроме группы Пеева, созвал Высший военный совет.
Адъютант министра передал генерал-майору Никифору Никифорову указание оставить все дела и прибыть на заседание немедленно. «Экстренное заседание!» — сказал адъютант.
...Много лет спустя Никифоров вспомнил этот день и написал о нем — скупо, с лаконизмом историка: «Я вызвал шофера, оделся и поехал в министерство. День был необычайно теплым. Я велел шоферу ехать к центру не спеша, а сам смотрел на прохожих и не мог избавиться от мысли, что произойдет что-то плохое. Когда я приехал в министерство, там уже собрались все члены совета. Последними в зал вошли шеф немецкой военной разведки в Болгарии Делиус и генерал Кочо Стоянов. Как только Кочо Стоянов начал говорить, я понял, что предчувствия не обманули меня. Он сообщил, что в Софии раскрыта нелегальная группа, руководимая известным адвокатом Александром Пеевым. Группу раскрыла немецкая военная разведка... в ближайшие дни ожидаются важные разоблачения. Предполагалось, что Пеев, как офицер запаса, использовал свои широкие связи среди военных. В конце заседания каждому члену совета поручили проверить в своем секторе все возможные каналы утечки военной информации.
Моим коллегам надо было радоваться этой новости, а они встретили ее с унынием. Я не боялся их взглядов, хотя чувствовал, что покрываюсь холодным потом. Все равно, думал я, вам не остановить ход событий. Если бы упомянули мое имя, я собирался сказать: «Господа, ваши дни сочтены. Думайте об этом». Но говорить этого не пришлось. Теперь все зависело от того, выдержит ли Пеев».
...Его вывозили из Дирекции десять дней подряд.
Всегда одним и тем же маршрутом. На трамвае. Машин в Болгарии было мало; те, что имелись, работали от газогенераторов, поскольку бензин экономили до предела, выдавая лишь для нужд генералитета, министров и членов царской фамилии. Куков и Антонов наблюдали за Пеевым, не спуская глаз, но к доктору никто не подходил, да и сам он не делал попыток заговорить с кем-либо или попытаться бежать. В контору являлись клиенты, и Куков, коротавший время на деревянном диванчике под видом посетителя, не мог придраться ни к одной фразе, произнесенной доктором. Обычные юридические консультации, не больше.
Оставалось предположить, что или связники Пее-ва кем-то предупреждены, или же у доктора имелись иные, одному ему известные способы контактов, и Гешев — автор комбинации — приказал отменить выезды.
Делиус, как и в случае с Эмилом Поповым, строжайше запретил применять к Пееву «третью степень», а без пыток, по мнению Гешева, допросы не дали бы результатов, и Пеева не спрашивали ни о чем. Раза два Гешев приходил в камеру, садился на кровать, угощал сигаретами. Пеев курил свои, и так они и сидели друг против друга, не произнеся за час и десятка фраз.
Уходя, Гешев говорил угрожающе:
— До скорого, доктор! — и едва удерживался, чтобы не ударить Пеева в холодное, спокойное лицо.
На полную дешифровку телеграмм ушло несколько суток.
Начальник отделения криптографии, докладывая результаты, волновался так, что бумажки сыпались из рук.
- Предыдущая
- 19/34
- Следующая
