Большая книга ужасов – 43 - Усачева Елена Александровна - Страница 1

• 1/60
• Следующая

Белоснежные лепестки были рядом. Кажется, протяни руку – и цветок сорван. Но именно там, где так нагло из зеленоватой застоявшейся болотной воды торчала кувшинка, было самое топкое место. Неловкое движение, и ты по пояс в грязи.

– Нырнешь? – спросила одна.

– И не подумаю, – поджала губы другая.

Они были похожи – одинаково курносые, сероглазые, с русыми жиденькими косичками. Обе пухлые, невысокие, с надутыми от недовольства губками. На болоте они топтались уже давно.

Родились они почти одновременно. Ира первой, потому она считалась старшей, да и решительности в ней было на двоих. На ладони левой руки у нее длинный шрам. Он остался после «удачного» падения с вишни. Младшая, Катя, беспрекословно подчинялась Ире, ходила за ней по пятам и во всем ее слушалась. От сестры ее отличала крошечная родинка на правом ухе и умение замечательно передразнивать. В остальном они были очень похожи и безжалостно пользовались этим, доводя учителей и приятелей до сумасшествия. Жили они в городе и каждое лето приезжали в деревню к бабушке. Родители изредка навещали их и только в конце августа увозили домой.

Сейчас был июль, о возвращении в город можно не думать…

Ира недовольно сощурилась:

– Мы так и будем здесь торчать? Доставай!

– Ага, – согласилась Катя и с любопытством посмотрела на сестру.

– Чего ты на меня смотришь? Лезь, – скомандовала Ира.

Катя неуверенно переступила с ноги на ногу.

– Мокро, – жалобно произнесла она, надеясь, что сестра передумает.

– Давай, давай, не растаешь. – Ира была неумолима.

Катя сняла сандалии – уже немалый подвиг. Может, остановиться и придумать что-нибудь получше? Но сестра ждала. Катя сделала шаг. Зеленый бугорок у нее под ногами чавкнул и провалился под воду.

– Холодно, – пожаловалась Катя.

Ира довольно кивнула головой.

– Руку давай, а то упадешь.

Катя схватилась за сестру, шагнула и… погрузилась в болото по колено.

– Ай!

– Быстрее!

Чумазыми пальцами коснулась зеленого прозрачного стебля. Из-под листика выскочила здоровенная грязно-серая лягушка. Не рассчитав прыжка, она головой врезалась в Катину руку и плюхнулась обратно в родную стихию. Катя взвизгнула, дернув сестру на себя. Ира потеряла равновесие и плашмя рухнула в болото. Катя сделала еще один шаг, устояла на ногах и быстро выбралась на сушу. Ирина голова показалась из болотной жижи.

– Дура! – отдуваясь и отплевываясь от грязи, выкрикнула она.

– Сама такая, – без заминки ответила Катя. – Тебе нужен был цветок, вот и рвала бы сама.

– Подавись ты своим цветком. – Ира дернула стебель болтавшейся у нее перед носом кувшинки.

– Ставь скорее сюда, – от нетерпения затанцевала на месте Катя, протягивая Ире банку с водой.

– Сама ставь! – Ира отбросила цветок, с трудом вытащила ноги из затягивающей тины. – Чуть туфлю не потеряла, – недовольно пробурчала она, разглядывая разорвавшуюся застежку сандалии.

– Красота! – восторженно ахала Катя, разглядывая восковые лепестки.

– Чего ты там нюхаешь? Он ничем не пахнет.

– Подумаешь! Зато красиво.

– А раз красиво, тогда ты за молоком пойдешь. – Ира поднялась на ноги.

– Почему я? – растерялась Катя.

– По кочану и по кочерыжке.

Ира повозила пальцем по перепачканной коленке и побрела к реке отмываться.

– Бидон на колышке, – бросила она через плечо.

Катя чуть не расплакалась от обиды. Чего ей сейчас совсем не хотелось, так это одной отправляться за молоком к цыганам. Боялась она входить в большой прохладный дом, где, затаив дыхание, надо было ждать появления старой цыганки и, пряча глаза, протягивать ей бидон и деньги.

От бессилия и невозможности что-либо изменить Катя показала Ириной спине язык и, прижимая к себе банку с цветком, побежала вверх по тропе.

Деревня Вязовня стояла на пригорке. С трех сторон ее подпирал лес. Он так решительно наступал, что крайний дом, как раз цыганский, терялся за стволами сосен. С четвертой стороны, через дорогу, за светлым ельником, под пригорком текла река.

Если выбежать на склон, оттуда видно далеко-далеко. Справа под холмом, у самого ельника, болотце. Рядом колодец. Мимо него к реке бежит тропинка. На ней еще виднеется маленькая фигурка сестры. Реку плотной стеной загораживают старые ивы. На излучине вода вырывается из древесного плена и, блестя на солнце, зовет окунуться в свои прохладные объятия.

«Везет Ирке», – в очередной раз вздохнула Катя и побрела к деревне.

Дом бабы Риши – второй от края. Невысокий, со скособоченной террасой, с зеленой крышей. В полутемной комнате, заставленной кроватями, даже в самую сильную жару прохладно, а в холод – тепло. Это от большой русской печки, раскорячившейся на всю избу: она занимала полкухни и часть комнаты.

Цыганский дом – крайний. На этом конце деревни только у них была корова, поэтому жители ближайших домов шли за молоком именно к ним. С бабой Ришей они договорились так: приходят после обеденной дойки. Обычно сестры бегали за молоком вместе. Сейчас же вредная Ирка послала Катю одну.

Катя втайне надеялась, что она опоздает и бабушка сходит за молоком сама. Но, уже выходя из леса, поняла, что все ее надежды напрасны. Баба Риша стояла у калитки и из-под ладони смотрела в сторону реки, ожидая внучек. Увидев Катю, она махнула рукой в сторону цыганского дома, и Катя поникла. Эшафота и гильотины ей не избежать.

Она поставила банку с кувшинкой в тень у стены дома, сняла с колышка прожаренный на солнце бидон, звякнула крышкой и, чтобы хоть как-то показать свое недовольство, от души хлопнула калиткой.

Решимости хватило ровно на двадцать шагов. У цыганского забора решимость покинула ее: дальше надо было уже как-то пробираться по вражеской территории, населенной упырями, вурдалаками и демонами.

Почему этот дом казался им таким страшным, сестры толком не могли сказать. В них жило твердое убеждение: все, что связано с цыганами, – опасно! Они воруют детей, живут по каким-то своим законам и, может быть, даже умеют колдовать! Когда старая цыганка Валя, в широкой юбке, разноцветной рубахе и ярко-красном платке, показывалась на улице, сестры спешили спрятаться. Ее сына Михаила в деревне видели редко. А вот за его женой Настей, тоже ходившей в цветной цыганской юбке и рубахе, наблюдать было интересно. Каждое утро Настя отправлялась на колодец за водой. И не просто с ведрами или с бидоном, как это делала вся деревня, а с коромыслом. Не спеша, легкой походкой пересекала она дорогу и исчезала в ельнике. Там, спустившись с горки, доходила до колодца.

У Насти было двое детей. Младший, двенадцатилетний Артур, и старшая, Марина. Марина в деревне была нечастой гостьей, а вот Артура каждое утро можно было видеть сидевшим на заборе бабы Риши.

– И что ты тут забыл? – опять же каждое утро ругалась баба Риша. На что Артур звонко смеялся, показывая белоснежные зубы.

Когда пропадали кабачки или стройный ряд подсолнухов лишался желтоволосых голов, все понимали, что это они – соседи. И молчали. А что тут скажешь?

Катя поднялась по застонавшим от груза времени ступеням на террасу. Сквозь мутные стекла никого не было видно. А это значило, что надо идти дальше. В дом.

Ой как не хочется!

На улице кузнечики застрекотали с новой силой. В доме скрипнула половица. Проскользнула кошка и спряталась под сервантом.

Можно оставить бидон и уйти. Хозяева, когда освободятся, сами нальют в него молоко. Но Кате стало любопытно.

Так бывает – от страха немеют губы, по спине бегут мурашки, но некий вредный чертик зовет вперед. И ты уже не чувствуешь робости, не слышишь, как отбивает тревогу сердце.

Катя пересекла террасу, приоткрыла дверь в избу. На нее дохнуло застоявшимся воздухом, запахом подкисшего молока и горелых спичек. Кухня была тесно уставлена мебелью. Два шкафа, буфет, огромный стол, кухонная плита, полки с посудой. На подоконниках, плотно сдвинув бока, устроились горшки с цветами. Дверь, обитая войлоком, вела в дальнюю комнату. Катя на цыпочках прошла по толстым полосатым половикам, схватилась за ручку. Дверь не поддалась. Катя навалилась плечом. Дверь дернулась.

• 1/60
• Следующая