Не наша сказка (СИ) - Аредова Дарья Владимировна - Страница 1
- 1/28
- Следующая
Солнце медленно и торжественно закатывалось за горизонт, даря прощальные лучи, и бурые воды ручья жирно поблескивали. Красота.
Мало того, что я очнулась в сточной канаве, в незнакомом месте – так еще и не помнила ни черта.
Здравствуйте! Меня зовут Аретейни. Мне двадцать ше… или семь… в общем, мне двадцать с чем-то там лет, могу с гордостью сказать я. Дальше в памяти встает глухая черная стена. Я не помню где я, кто я, но, кажется, смутно припоминаю, что жила ранее в небольшом городе. В современном небольшом городе. И терпеть не могла бульварное «фэнтази» о современных гражданах, внезапно просыпающихся без памяти в сточной канаве. Если это и сон – то сущий кошмар.
Ранняя осень щедро плескала по полуобнаженным плечам холодным ветром, а ветер тут – не чета хиленькому городскому, он пробирает до костей и яростно треплет знамена на башне, так, будто хочет их сорвать. Или – загнать меня обратно в канаву, из которой я только-только вылезла. Мол, знай свое место.
Замок возвышался мрачной громадиной, венчая утес, как шапка-ушанка голову – широкий, массивный, нелепый в своей давящей мощи и внушительный. Совсем непохожий на те воздушно-готические строения, которые издатели так любят малевать на всё то же бульвар-фэнтази. Обычный романский стиль, со всеми вытекающими последствиями, включая сточные воды, запах которых, казалось, насквозь въелся в кожу и волосы. Про одежду я, заметьте, ничего не сказала. А знаете, почему?.. Потому, что одеждой мне служили грязные лохмотья, при первой же попытке поправить и хоть немного укутаться с готовностью разползшиеся еще больше.
Как правило, человек способен мыслить одновременно в нескольких направлениях, но только тогда, когда ему не мешает отчаянно вопящий в уши инстинкт самосохранения. Именно поэтому, я не очень-то стремилась разглядывать замок – мысли прочно оккупировали два желания: отмыться и согреться. А потому я отправилась босиком по щебню в направлении блестевшей внизу реки, на всякий случай, держась под самыми стенами, чтобы не увидели часовые. А то кто их, часовых, знает, чего им в голову взбредет – могут и подстрелить. Замок-то явно обитаем.
Отполоскавшись в ледяной воде, я замерзла окончательно, и, выбравшись, наконец, на берег, в гостеприимные объятия старого приятеля ветра, едва ухитрялась не стучать зубами.
И костер не разведешь – деревья вырублены. То ли на дрова, то ли в целях безопасности. Одни пеньки остались. Не камыши же с осотом жечь.
Пока я старалась не дрожать и не сутулиться – все равно теплее не станет – послышалось конское ржание, и с дороги бодрой рысью съехал всадник. Он направлялся в мою сторону, и деваться было некуда. Памятуя средневековые порядки, я не нашла ничего лучше, чем кинуться обратно в воду.
— Стой! – окликнул наездник на чистом русском, что меня немало удивило, однако, не возымело желаемого действия.
Волны тяжело накатили, обожгли холодом, превратившимся тут же в тепло, течение потянуло на середину реки, и я поддалась ему, изредка взмахивая руками, чтобы удержаться на плаву. Потом подумала, что рискую поймать стрелу, и нырнула. Крики всадника заглохли под толщей воды.
Я даже согрелась, отчаянно сражаясь с неожиданно сильным течением. Вода была мутная, и я ничего не видела. И вдруг – пробкой вылетела на поверхность.
Конь стоял в реке по холку, и всадник держал меня за волосы.
— Куда?! – склонившись к самому уху и царапая жесткой бородой, вопросил он.
— Пусти! – возмутилась я и, извернувшись, высвободилась. Черт побери! Брод…
Всадник выпрямился в седле, а я отплыла на безопасное расстояние.
— Ты чьих будешь? – спросил он. Спросил не с любопытством, а надменно, словно я обязана перед ним отчитываться. Он был одет в простую шерстяную одежду и легкий кожаный доспех и носил охотничий лук в кожаном же непромокаемом чехле.
— Твое какое дело, – буркнула я, чертовски злая на бесцеремонный захват за волосы. – Ты какого черта меня таскаешь, казачок? Я с тобой знакомиться не обязана.
— Может быть. – Он усмехнулся и пожал плечами. – А в речке плавать?
— Это тоже мое дело… – Я начала уставать, а он явно вознамерился продолжить знакомство.
— Ты что здесь забыла? – возобновился допрос с пристрастием.
— Купаюсь! – заявила я.
— В такую погоду? Ты что, ведьма?
Да уйдешь ты, наконец, или нет?!
— Тебе бы тоже не помешало, – сообщила я.
Воняло от него как от тридцати восьми бомжей.
— А мне зачем? – искренне удивился мой немытый собеседник и даже рот раскрыл.
— В целях соблюдения личной гигиены.
— Чего?
— Ничего. – Я сцепила зубы, чтобы не стучали. – Оставь меня в покое.
Всадник призадумался. Мыться он явно не собирался. Наконец, выдал:
— Ты не бойся, не обижу. А мыться – это перед охотой только, чтоб зверь не учуял. Утей-то можно так стрелять. Вылезай, утонешь. – Он тронул коня и подъехал ко мне, отчего на нос накатила волна, и протянул руку. – Ну?
— Ох, не верю я тебе, – вздохнула я, но делать было нечего. Или принять руку – или пойти ко дну. Если второе казалось все неизбежнее, то всадник вполне мог оказаться и относительно порядочным человеком. Относительно – потому, что в средневековом мире просто порядочных не бывает.
Он легко подтянул меня, и я вскарабкалась в седло. Коню это явно не понравилось, он фыркал, косился и дергал ухом. Зато был теплым.
Очутившись снова на ветру, я с прискорбием признала, что слягу теперь недели на две. Если, вообще, выживу, или мой немытый благодетель меня сам не убьет.
— Я потерялась, – честно сообщила я, чтобы хоть как-то поддержать прерванный разговор. – А ты что здесь делаешь?
— Охотился, – отозвался всадник. У седла болтались два фазана, окрашивая речную воду сочащейся кровью. – Тебя как звать-то?
— Аретейни.
— Имя странное. Не здешняя, что ли?
— Ага. А тебя?
— Тадеуш.
— Поляк?
— Как догадалась?
— По имени.
— Так ты из наших, что ли?
Я решила идти до конца.
— Славянка.
— Вот так встреча…
Копыта зачавкали по прибрежной грязи. Я поджала ноги, чтобы не порезал осот. Тадеуша спасали высокие сапоги.
— А по-местному понимаешь?
— А по-местному – это по какому? – осторожно уточнила я.
— По-зарлицки.
— Понимаю, наверно…
— Странная ты.
— Я замерзшая…
— Ничего, щас доедем.
Тадеуш отпустил поводья – и вдруг, ловко наклонившись в седле, выудил из сумки не то одеяло, не то платок, не то просто кусок ткани. Чистотой он не отличался, и ароматом не уступал своему хозяину, но мне было плевать – главное, тепло.
— Благодарю! – искренне сказала я, непослушными руками закутываясь.
— Не помри там, – покосился Тадеуш.
Конь заартачился, но хозяин ткнул его пятками и огрел хворостиной.
Некоторое время мы ехали молча, и я уже обрадовалась, надеясь, что новый знакомый мне поможет – раз уж он выудил меня из реки. Но он вдруг остановился. Затем ловко спрыгнул на землю и отвел животное в сторону от дороги, ухватив повод у самой морды, так, чтобы конь даже не дернулся.
— Мне слезать? – на всякий случай, уточнила я. Тадеуш не обернулся.
— Как хочешь. Только не шуми.
Я кивнула и огляделась, но на дороге никого не было. Здесь скалы хаотично рассыпались по склону, будто гигантский ребенок раскидал свои игрушки. За одну из скал мой новый знакомый и завел коня, шепотом велев мне пригнуться и молчать. Я послушно улеглась на бархатную шею. Конь даже не фыркнул, стоял как вкопанный, из чего я сделала вывод, что прятаться ему далеко не впервой. Точно, Тадеуш, вроде, охотник…
Пару минут спустя и мои непривычные уши уловили голоса, звон упряжи и цокот копыт. Справа скрипнуло. Я машинально обернулась – Тадеуш ухитрился незаметно подобраться к нам с конем вплотную, и теперь натянул тетиву, припав на колено. Боится?.. Я пыталась прочесть по лицу, но лицо ничего не выражало кроме сосредоточенности. Всадники приближались.
- 1/28
- Следующая
