Имаджика. Примирение - Баркер Клайв - Страница 12
- Предыдущая
- 12/131
- Следующая
Перешагнув мертвого солдата, он услышал голос мистифа. Тот произнес единственное слово:
— Миляга.
Услышав этот голос, не похожий ни на один голос во сне или наяву, Миляга забыл о Сартори. Им овладело одно лишь стремление — добраться до мистифа, взглянуть ему в лицо и заключить в объятия. Слишком долго они были разлучены. Никогда больше, поклялся он на бегу, невзирая ни на какие распоряжения и приказы, ни на какие злые силы, которые попытаются встать между ними, никогда больше он не оставит мистифа.
Он завернул за угол. Впереди виднелся дверной проем, ведущий в переднюю, где он увидел Сартори. Его фигура была частично скрыта от Миляги, но когда Сартори услышал шаги, он обернулся и посмотрел в коридор. Приветственная улыбка, которую он нацепил для встречи Пай-о-па, сползла с его лица, и в два прыжка он достиг двери и захлопнул ее перед носом своего создателя. Понимая, что его опередили, Миляга выкрикнул имя Пая, но еще прежде чем оно сорвалось с его уст, дверь закрылась, оставив Милягу в темноте. Клятва, которую он дал самому себе несколько секунд назад, оказалась нарушенной: они снова были разлучены, даже не успев воссоединиться. В ярости Миляга бился о дверь, но, как и все остальное в этой Башне, она была построена на века. Как ни мощны были его удары, в награду ему доставались только синяки. Это причиняло боль, но еще больнее жалило воспоминание о том, с каким вожделением говорил Сартори о своей любви к мистифам. Может быть, уже в это самое мгновение мистиф был в объятиях Сартори, который ласкал его, целовал, обладал им.
Он бросился на дверь еще раз и отказался от дальнейших попыток такого примитивного штурма. Он сделал вдох, выдохнул воздух в свой кулак и ударил пневмой о дверь точно так же, как он делал это в Джокалайлау. Тогда под его ладонью был лед, и треснул он лишь после нескольких попыток, но на этот раз, то ли потому, что его желание оказаться по другую сторону двери было сильнее желания освободить женщин, а может быть, просто из-за того, что теперь он был Маэстро Сартори, человеком, у которого есть имя и который кое-что знает о своей силе, сталь поддалась с первого удара, и в двери образовалась неровная трещина.
Он услышал, как Сартори что-то крикнул, но не стал терять время на то, чтобы вдаваться в смысл его слов. Вместо этого он нанес второй удар пневмой, и на этот раз рука его прошла сквозь дверь, превращая сталь в осколки. И в третий раз он поднес кулак ко рту, ощутив при этом запах собственной крови, хотя боль пока не чувствовалась. Он зажал в кулаке третью пневму и ударил ее о дверь с воплем, который посрамил бы самурая. Петли взвизгнули, и дверь рухнула. Не успела она коснуться пола, как он уже был в передней и убедился, что в ней никого нет — по крайней мере живых. Три трупа, принадлежащие товарищам того солдата, который первым поднял тревогу, растянулись на полу. Всех их постигла одинаковая участь: на теле каждого зияла одна-единственная рубленая рана. Он перескочил через них в сторону двери, добавив несколько капелек крови из поврежденной руки к разлившемуся по полу озеру.
Коридор был заполнен дымом, словно в недрах Дворца тлело какое-то отсыревшее гнилье. Но сквозь эту пелену ярдах в пятидесяти от него ему удалось разглядеть Сартори и Пая. Какую бы выдумку ни изобрел Сартори, чтобы удержать мистифа, но так или иначе она сработала. Они бежали прочь от Башни, не оглядываясь, словно любовники, только что спасшиеся от гибели.
Миляга сделал глубокий вдох, но на этот раз не для того, чтобы выдохнуть пневму. Он выкрикнул имя Пая в сумрак коридора, и клубы дыма рассеялись, словно звуки, исходившие из уст Маэстро, обладали материальной природой. Пай остановился и посмотрел назад. Сартори взял мистифа под руку, похоже пытаясь поторопить его, но глаза Пая уже отыскали Милягу, и он не позволял себя увести. Вместо этого он высвободился и сделал шаг по направлению к Миляге. Пелена дыма, разделенная его криком, вновь сгустилась, и лицо мистифа превратилось в расплывчатое пятно. Но Миляга прочел смятение во всей его фигуре. Похоже, он не знал, назад ему идти или вперед.
— Это я! — закричал Миляга. — Это я!
Он увидел Сартори за плечом мистифа и услышал обрывки предупреждений, которые тот ему нашептывал: что-то по поводу того, что Ось овладевает их сознанием.
— Я не иллюзия, Пай, — сказал Миляга, продолжая двигаться вперед. — Это я, настоящий. Я — Миляга.
Мистиф замотал головой, оглянулся на Сартори, потом снова перевел взгляд на Милягу, сбитый с толку увиденным.
— Это всего лишь мираж, — сказал Сартори, уже не утруждая себя шепотом. — Пошли, Пай, пока мы не в ее власти. Она может свести с ума.
Слишком поздно для таких предупреждений, подумал Миляга. Теперь он был достаточно близко от мистифа, чтобы разглядеть выражение его лица. Это было лицо безумца: глаза широко раскрыты, зубы сжаты, лоб и щеки забрызганы кровью, которая смешалась с ручейками пота. Наемный убийца в прошлом, мистиф давно потерял вкус к этому ремеслу (это стало ясно уже в Колыбели, когда он не решился убить охранника, несмотря на то что от этого зависела их жизнь), но теперь ему вновь пришлось им заняться, и сердечная боль, которую он при этом испытывал, была написана у него на лице. Он был на грани нервного срыва.
И теперь, когда перед глазами у него оказались два человека, говоривших голосом его возлюбленного, он утрачивал последние остатки психического равновесия.
Рука его потянулась к ремню, с которого свисал такой же ленточный клинок, как и те, что были у отряда палачей. Миляга услышал свист, когда мистиф вынул клинок из-за пояса: судя по всему, край его нисколько не затупился о тела предыдущих жертв.
За спиной у мистифа Сартори сказал:
— Почему бы и нет? Ведь это только тень.
Взгляд Пая стал еще более безумным, и он поднял трепещущее лезвие у себя над головой. Миляга замер. Еще один шаг — и он окажется в пределах досягаемости клинка. Никаких сомнений в том, что Пай готов пустить его в ход, у него не было.
— Давай! — сказал Сартори. — Убей его! Одной тенью станет меньше…
Миляга взглянул на Сартори, и, похоже, именно это едва заметное движение сыграло роль спускового крючка. Мистиф бросился на Милягу, со свистом опуская клинок. Миляга отшатнулся назад, избегая встречи с клинком, который, без сомнения, вполне мог бы рассечь пополам его грудь, но мистиф не собирался повторять ошибку и перед следующим замахом подскочил к Миляге почти вплотную. Миляга попятился, поднимая вверх руки, но подобные жесты не могли произвести на Пая никакого впечатления. Он стремился уничтожить свое безумие и сделать это как можно быстрее.
— Пай? — выдохнул Миляга, — Это же я! Я! Я оставил тебя в Кеспарате! Ты помнишь?
Пай дважды взмахнул клинком, и второй удар задел плечо и грудь Миляги, рассекая пиджак, рубашку и плоть. Миляга извернулся, не давая клинку проникнуть глубже, и зажал рану своей и так уже окровавленной рукой. Сделав еще один шаг назад, он уперся в стену коридора и понял, что отступать дальше некуда.
— А как же наша последняя вечеря? — сказал он, глядя не на клинок, а прямо в глаза Паю, пытаясь пробиться сквозь кровавую пелену безумия к здравому смыслу, который съежился где-то сзади. — Ты же обещал мне, Пай, что мы поужинаем вместе. Разве ты не помнишь? Рыба внутри рыбы внутри…
Мистиф замер. Клинок трепетал у его плеча.
— …рыбы.
Клинок продолжал трепетать, но не опускался.
— Скажи, что ты помнишь, Пай. Прошу тебя, скажи, что ты помнишь.
Где-то за спиной у Пая Сартори разразился новыми увещеваниями, но для Миляги они были всего лишь невнятным шумом. Он продолжал смотреть в пустые глаза мистифа, пытаясь уловить хоть какой-нибудь признак того, что его слова произвели на палача впечатление. Пай сделал неглубокий, прерывистый вдох, и складки у него на лбу и у рта разгладились.
— Миляга? — сказал он.
Он не ответил. Он только отнял руку от своего плеча и продолжал неподвижно стоять у стены.
— Убей его! — продолжал повторять Сартори. — Убей его! Это всего лишь иллюзия!
- Предыдущая
- 12/131
- Следующая
