Луна светит безумцам - Батчер Джим - Страница 42
- Предыдущая
- 42/63
- Следующая
Десять минут адской боли, и руки на свободе. Я отделался от иглы, еще пока трепыхался, в ужасе представляя, что через трубочку в мои вены вливается смертоносная дрянь.
Пальцы были как деревянные, не слушались, не гнулись. Однако за неимением других я принялся этими возиться со скотчем на ногах, едва сдерживая наворачивающиеся слезы. Чтобы размотать ленту, нужно подогнуть ноги, а это оказалось куда сложнее, чем я думал. И все-таки я их согнул, не раз сказав спасибо комбинезону, защитившему пушок на бедрах и голенях (только голым лодыжкам пришлось пострадать). Ноги — не руки, рвать скотч ногами проще и быстрее.
Недостаточно просто. Недостаточно быстро.
Оставался последний слой, как вдруг дверь кабинета распахнулась под аккомпанемент грубого бурчания и разудалого рок-н-ролльчика времен шестидесятых.
Я запаниковал. Бежать нельзя — лодыжки связаны. Впрочем, если не считать этого, я свободен и даже в состоянии кое-как подняться. Но я поступил лучше. Я закутался в одеяло, зажал в ладони иглу, которую выдернул из себя, и притворился, что сплю.
— Ни хрена не понял, почему мы не можем попросту всадить ему пулю, да и дело с концом, — прогнусавил кто-то. Судя по всему, Плосконосый.
— Идиот, — рявкнул Паркер (голос противный, как наждачка). — Во-первых, это должны видеть остальные. Во-вторых, с ним хотел поговорить Марконе.
— Ма-арконе! — презрительно ухмыльнулся Плосконосый. — Ему-то он зачем?
Умеет, говнюк, вопросы задавать. Я насторожился, тем временем усердно делая вид, что сплю — голова на грудь, глаза закрыты, мышцы расслаблены. Значит, скоро жди гостя.
— Кого колышет? Пусть денек поживет. В общем, сегодня он мне нужен.
Плосконосый хрюкнул.
— В Чикаго навалом бандюг. Марконе просто один из них, но стоило ему позвонить — и парень получил отсрочку. Да кто он такой? Чертов губернатор?
— Думать надо мозгами, а не яйцами, — невозмутимо ответил Паркер. — Это Чикаго один из городов Марконе. У него денег больше, чем у Господа Бога, предприятия по всей стране, собственные люди и в окружении здешнего губернатора, и в Вашингтоне. Он может сделать с нами все, что угодно. Скажет — подпрыгнем, скажет — в землю зароемся, а захочет, вообще сдаст полиции и слова поперек не услышит. Он нам не по зубам.
После недолгого молчания Плосконосый заявил:
— Ну-ну… Сдается мне, Лана права. Ты совсем размяк. Марконе не из наших. «Уличные волки» ему не подчиняются. Паркер, которого я знал десять лет назад, не задумываясь послал бы этого кренделя куда подальше.
— Остынь, парень, — примирительно заговорил вожак. — Паркер, которого ты знал десять лет назад, сейчас бы уже копыта откинул, а ты и подавно. Благодаря мне ты при деньгах, баб и дури сколько душе угодно, так что хорош вякать.
— Черта с два, — взъярился Плосконосый. — Лана права. Ты спекся. Мы немедля кончим сукина сына.
Я напрягся и приготовился сигануть. Лучше пусть пристрелят при попытке к бегству, чем при попытке притвориться спящим.
— Наз-зад! — отрубил Паркер.
Шарканье ботинок, глухое ворчание, скулеж. Плосконосый пыхтел от напряжения, поскуливал, крепился, а Паркер прижимал и прижимал его к полу, как заправский борец. Наконец Плосконосый рухнул на колени. От него за милю несло потом и пивным перегаром. Я почти заставил себя расслабиться, чувствуя и на своем лице капли холодного пота.
Плосконосый хныкал где-то внизу. Паркер рыкнул на него:
— Говорил же, слабак. Еще варежку разинешь, на людях или втихаря — не важно, и я сожру твое сердце.
Тон, которым была произнесена угроза, внушал поистине суеверный ужас. Кажется, ничего особенного — тон как тон, равнодушный и спокойный, почти скучающий, будто речь шла о починке карбюратора, однако мороз по коже продрал даже меня. Раздался какой-то скрежет, и Плосконосый, не сдерживаясь, завыл от боли. Вой тут же перешел в щенячий визг. Паркер бросил его и отошел на пару шагов.
— Вставай и позови ребят. Пусть возвращаются, пока не взошла луна. У нас сегодня отменная жрачка, а если Марконе не станет полюбезнее, то жрачки будет еще больше.
Я слышал, как Плосконосый долго возился на полу, прежде чем подняться. Ноги у него заплетались. Он медленно проковылял в кабинет и закрыл дверь. Я ждал, что Паркер вот-вот испарится и я смогу продолжить начатое. Так нет же. Испаряться он явно не торопился.
Проклятие.
Время поджимает. Стоит дождаться общего сбора ликантропов, и мне конец. Числом задавят. Не-ет, уж если давать деру, то прямо сейчас, немедленно.
Черт, я все еще связан. Пока развяжусь, Паркер подоспеет. Я только что слышал, как он расправился с парнем вдвое сильнее себя самого. Хорошо помню прогулку по его подсознанию. Там гнездится угрюмая, злобная тьма, что питается магической энергией и несгибаемой силой воли. Он вполне способен голыми руками порвать меня на куски, причем в буквальном смысле. Хуже всего, что он так и сделает, если я не перехвачу инициативу…
Попробовать свести его с ума? Сполна поквитаться за биту и скотч и расчистить путь к спасению? План не идеальный, и ежу понятно; вожак может опередить меня на раз-два. И тем не менее кто не рискует, тот не пьет шампанского.
Я поднял голову, чтобы видеть ликантропа, стоявшего в полутьме, и заговорил:
— В твоем возрасте вредно так кипятиться. Отвлекся бы. Книжку, что ли, почитал…
Он застыл от неожиданности, а потом напружинился, как рассерженный кот, и резко обернулся ко мне. Молчал, молчал, глаза пучил. Наконец расслабился:
— А-а… Жив. Ну-ну.
— Не нукай, не запрягал. Спасибо, поспать дали.
Паркер оскалился:
— Да не за что. Часика через два оприходуем тебя. В лучшем виде.
Нормальный человек лужу бы со страха напрудил. Я только вздрогнул.
— Всегда пожалуйста. Жаль, твои ребята бить толком не умеют. Одно беспокойство.
Паркер уже вовсю ржал:
— А у тебя есть мозги, малыш. Так и быть, я их не трону, а вот за Лану не ручаюсь.
Пожалуй, так дело не пойдет. Вместо того чтобы показать вожаку, где раки зимуют, я его веселю. Смешно ему, видите ли. Зайдем с другого бока…
— Как колено?
Он попритих, глазки сузил.
— Твоими молитвами. Дай срок, луна появится — моментом заживет.
— Эх, надо было выше целиться.
Паркер скрипнул зубами:
— Поезд ушел, малыш.
— Веселись-веселись, пока веселится. Я слышал, ты не в фаворе у собственных ребят. Похоже, не одной Лане хочется отведать жидких мозгов старого пердуна…
Откуда взялся этот здоровенный ботинок, ума не приложу? И главное, хрясь сбоку по башке, как кувалдой. Если в я руки за спиной не сцепил, завалился бы конспирацией наружу.
— Не умеешь тихо сидеть, чародей?
— А что я теряю? Мне за авторитет не держаться. Конечно, будь я таким же вонючим маразматиком…
— Заткнись! — прорычал Паркер. Во мраке его жутких зрачков полыхнул зеленоватый огонь, и вожак со всей дури пнул меня в живот. Я чуть легкие не выплюнул. Беседовать стало затруднительно.
— По утрам небось разогнуться не можешь. И аппетит не тот, и реакция. Да и силенка тоже, а? Вот и отыгрываешься на старых псах вроде Плосконосого. К молодым-то подступиться кишка тонка? — хрипел я.
План работал как часы. В идеале теперь он должен либо выскочить из ангара, чтоб успокоиться самому, либо сгонять за чем-нибудь тяжелым, чтоб успокоить меня, либо притащить бобину скотча, что тоже требовало отлучки. Вопреки моим ожиданиям, Паркер никуда не побежал. Он крутанулся на пятках, подобрал железную трубу и занес ее над головой.
— К чертям собачьим этого Марконе! — взревел вожак. — И тебя, чародей хренов!
Под поношенной майкой обозначились чудовищные мускулы. В глазах засветилась неистовая ярость, и оскалился он так, что связки на шее вздулись, будто судовые канаты.
Ох, и не люблю же я, когда идеальные планы трещат по швам.
Глава 23
Я стиснул зубы и лягнул стреноженными конечностями. Липкая лента слетела с лодыжек, да что толку, — я не успевал ни сгруппироваться для защиты, ни тем более убежать. Однако встречать смерть лежа, как деревянная чурка, скучновато…
- Предыдущая
- 42/63
- Следующая