Зарницы в фиордах - Матвеев Николай Сергеевич - Страница 6

• Предыдущая
• 6/27
• Следующая

Александр уехал в Кронштадт осваивать новую специальность, становиться военным человеком.

Никогда не думал Александр, что существует на свете такой красивый город, как Ленинград. Но недолго пробыл он на сей раз в Северной Пальмире — всего несколько часов, пока не отправили его и других призывников на остров Котлин в Кронштадт.

После суровой природы Заполярья с ее невзрачной растительностью и бесконечными однообразными сопками Ленинград с его великолепными парками, с зелеными газонами произвел сильное впечатление на не привыкшего к такой красоте северянина. А прекрасные дворцы, украшенные скульптурами, заметный издалека золотой шпиль Адмиралтейства и сияющий купол Исаакиевского Собора, — все это казалось Александру невероятным и сказочным. Шабалину хотелось спокойно побродить по улицам, подолгу останавливаясь у понравившихся ему домов и дворцов и смотреть, смотреть без конца, впитывая в себя очарование города.

«Жаль, нет Вари, — думал он. — Вот бы вместе с ней на такую красоту посмотрели».

Но это была мечта, а в действительности он с товарищами трясся а кузове расхлябанного грузовика, держа путь к пристани. Им предстояло погрузиться на пассажирский пароход и прибыть в Кронштадт.

Призывники, сидевшие вместе с ним в грузовике, тоже ахали и охали от сказочных ленинградских чудес, а главное, от того, что сами, воочию, видели места исторические, легендарные, о которых только читали и которые столько раз видели в кино. Когда впервые видишь места, о которых раньше знал лишь из книг, бывает, что испытываешь какое-то разочарование. В мыслях все было красивее. Но Ленинград не обманул ожиданий, он оказался еще прекраснее, чем Саша мог себе представить. Но пока что служба звала его в Кронштадт.

Кронштадт находится в восточной части Финского залива, а постоянно окутывающая остров туманная дымка создает впечатление какой-то нереальности, и кажется, что он расположен не вблизи Ленинграда, а где-то на самом краю света.

Кронштадт — город-крепость. Он очень удачно расположен, его нельзя миновать, направляясь в Ленинград с моря, и не случайно еще в 1720 году Петр I писал в указе начальнику береговой обороны: «Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, яко наиглавнейшее дело». Не один раз оправдывал Кронштадт свое назначение, преграждал путь врагам к Ленинграду.

А пока что об истории Кронштадта Александр знал только по книгам и радовался, что именно здесь предстоит ему стать военным человеком.

К приезду призывников готовились. Их поместили в вычищенных до блеска казармах, определили каждому его место, и началась новая жизнь. Сначала было трудно. Очень строгий распорядок дня, по восемь часов в день занятия строевой подготовкой. После гражданской вольницы четкая регламентация жизни в казарме, где каждый твой шаг заранее расписан и подчинен строжайшему распорядку дня, казалась вначале бездушной. Но прошло всего несколько дней, Александр втянулся в новую жизнь, и кажущаяся бездушность начала оборачиваться ощущением деловой целесообразности.

Правда, надо сказать, что Александру было легче, чем другим. Проработав на рыболовецких судах, он уже успел узнать, что такое дисциплина, что такое труд, и потому привык к флотским распорядкам буквально за несколько дней. И не только привык, а выполнял с удовольствием.

Так продолжалось три месяца. Заниматься приходилось много, программа есть программа, здесь никого не интересовало, что Шабалин и раньше был знаком с морской службой. Далеко не всегда хотелось ему идти на занятия — многое из того, что рассказывали преподаватели, было ему, как бывшему штурману, знакомо. Но никто даже и не догадывался об этом.

Три месяца промчались как три дня, а потом началась учеба по специальности. Александра, как человека опытного, уже повидавшего море, перевели из учебного отряда в команду торпедных катеров.

Вот с этого-то момента и стал Александр Шабалин катерником, навсегда связал свою судьбу с этими самыми маленькими в военном флоте кораблями.

Не думал Александр Шабалин, когда впервые увидел торпедные катера, что на долгие годы свяжет с ними его судьба, что будет он на них воевать, защищая Родину, что станет дважды Героем Советского Союза, что прославит эти маленькие, но страшные для врага корабли.

Торпедный катер хотя и крошечный, но грозный противник. Судно-малютка ловкое, увертливое. Его основное оружие — скорость и внезапность. Кто-то метко назвал катера «москитный флот», и это очень правильное определение: трудно увернуться от его жала-торпеды, и еще сложнее для противника догнать крохотное быстроходное суденышко.

Внимательно, не шелохнувшись, слушали будущие торпедисты лекции по истории возникновения и развития торпедных катеров. Александр с интересом узнал о том, что катера появились еще в 1877 году. Правда, тогда они назывались иначе — «минные катера» и были вооружены миной, насаженной на длинный шест. Потом был разработан новый, более усовершенствованный способ истребления судов противника — была создана самодвижущаяся мина — торпеда. Одновременно модернизировались и сами суда, и уже в империалистическую войну принимали участие во многих операциях бесстрашные корабли-малютки.

Через три месяца Александр досрочно закончил учебу, и его направили боцманом в дивизию торпедных катеров на Балтийский флот. Боцман должен многое уметь: читать семафор, знать сигнализацию, а главное, как свои пять пальцев и даже лучше знать устройство катера и его вооружение. И кроме того, не хуже, чем катер, а может быть, и лучше, боцман должен знать каждого члена команды, что он из себя представляет, чем дышит.

Совсем, кажется, недавно, робея, поднялся, Александр в первый раз на борт «Краба» и стал юнгой. И вот он уже боцман. И оттого, что Шабалин чуток по натуре, тактичен и оттого, что хорошо помнил свои первые дни в море, он легко нашел общий язык с экипажем. Александр никогда не требовал, чтобы его уважали, он вел себя так, что его уважали. Он завоевывал авторитет не словами, а делами.

Один — за всех, все — за одного — девиз каждого катерника. Железный закон, который нельзя нарушить. На маленьком корабле с небольшим экипажем специализация весьма условна. Поэтому любой из моряков-катерников знает не только свое дело, он сможет заменить любого из товарищей, если вдруг настанет такой момент. Моряки испокон века народ дружный. Без этого нельзя, ибо корабль в море не терпит разобщенности. Но для крошечного катера сплоченность экипажа приобретает особый характер. Здесь члены экипажа не просто одна семья и их связывает не просто дружба. Нечто более крепкое и сильное.

Катер типа Г-5, где служил Александр, естественно, ничем не отличался от других: такой же хрупкий, маленький и увертливый. При всех их положительных качествах у этих катеров был и большой недостаток: они могли действовать только в несложных погодных условиях. Волны заливали палубу, а при низких температурах обмерзали корпус и вооружение. Штормовые погоды для них непригодны, а ведь на Баренцевом и Северном морях хорошая погода редкость, здесь большей частью штормит.

Поэтому в Главном штабе ВМФ долго считали, что торпедные катера неприменимы на Северном флоте, — слишком они малы и беззащитны. Да и сейчас, когда прошло почти тридцать лет, все еще не верится, что корабли с такими данными могли в северных водах наносить непоправимый урон врагу.

В наши дни корабль с водоизмещением в 80 тонн считается небольшим. Что же тогда можно сказать о тогдашнем катере Г-5 водоизмещением в 16,9 тонны. Как говорится, комментарии излишни.

Тогда на Балтике не только моряки проходили учебную практику — катера тоже держали экзамен на выносливость и пригодность. Шабалин помнит свое первое знакомство с катером в море. Очень было здорово, когда катер, высоко задрав нос, несся по волнам. Воздух становился плотным от скорости, волны — жесткими и резко били в дрожащий как бы от нетерпения корпус катера. Дух захватывало у Александра, и возникало непередаваемое чувство — будто у него вырастали крылья.

• Предыдущая
• 6/27
• Следующая