Адриан Моул: Дикие годы - Таунсенд Сьюзан "Сью" - Страница 36
- Предыдущая
- 36/42
- Следующая
В свой обеденный перерыв я отправился в одно место под названием «Забегаловка Эда» и съел там хот-дог, чипсы, выпил пива «Беке» и кружку кофе из кофеварки. Под пиво я попросил стакан, но потом заметил, что все остальные мужчины моего возраста хлебают из горлышка, поэтому стакан тихонько отодвинул в сторону и последовал их примеру. Я сидел на высоком табурете за стойкой прямо перед музыкальным мини-автоматом. Каждая песня стоила пять пенсов. Я выбрал только одну, но прокрутил ее три раза.
Раньше я знал слова «Будь мне верна» наизусть. Мы с Бьянкой, бывало, подпевали Бену Э. Кингу, когда вместе готовили себе воскресный завтрак. Ударными инструментами нам служили коробок кухонных спичек, лопаточка и банка сушеной чечевицы.
В «Забегаловке Эда» я попробовал напеть ее себе под нос, но не смог вспомнить ни единого слова.
Когда песня закончилась, я был весь в слезах. Ну почему она не была мне верна?
Человек, сидевший на соседнем табурете, спросил, чем он может мне помочь. Я попытался взять себя в руки, но, к своему абсолютному ужасу, громко и неудержимо разрыдался. Потекли слезы; потекли сопли; раздались недостойные всхлипы и ходуном заходили плечи. Незнакомец обхватил меня рукой и спросил:
– Что, отношения испортились?
Я кивнул и между всхлипами выдавил:
– Все кончено.
– У меня тоже, – сказал он. И добавил: – Меня зовут Алан.
Алан рассказал мне, что он «раздавлен», поскольку его партнер Кристофер влюбился в другого человека. Я заказал еще два пива и после этого поведал Алану историю о Бьянке и Мартине Маффете. Алан признался, что шокирован, и проявил столько участия, что даже поинтересовался, каково сейчас моей маме. Я ответил, что звонил ей вчера вечером и она сказала, что жизнь для нее кончена.
Мы с Аланом договорились встретиться выпить в 8 часов вечера сегодня. Неужели я теперь, как Бланш Дюбуа, попал в зависимость от доброты посторонних людей?
Полночь. Алан так и не появился. Я просидел в «Дилижансе и Упряжи» больше часа, дожидаясь его. Вероятно, он встретил другого незнакомца с более оригинальной жизненной трагедией.
Мне ее не хватает. Мне ее не хватает. Мне ее не хватает.
Сегодня вечером надо мною навис Роберто и заставил съесть тарелку тальятелли под заячьим соусом.
– Баба ест баба, еда ест еда, – сказал он.
Наверное, на его родном итальянском в этом смысла больше.
Джейк протянул конверт с деньгами зловещему незнакомцу.
– Быстро и чисто, – сказал он. – Они не должны понять, что их настигло.
Незнакомец хрюкнул и вышел из притона в Сохо. Джейк огляделся: безвкусные размалеванные девки, зверские рожи полуночных пьянчуг. Неужели только вчера он был в Озерном краю и пытался совершить самоубийство? Когда он поднимался на ноги, молодой проститутке удалось за него зацепиться. Он раздраженно оттолкнул ее в сторону со словами:
– Исчезни, малышка, я познал и утратил единственную женщину, которая мне нужна.
Он вышел в полную жизни ночь Сохо, и его ковбойские сапоги странно цокали по сумеречной мостовой. Следует завтра заменить подметки и набойки, подумал он. Проходя мимо Олд-Комптон-стрит, он поднял взгляд на окна квартиры над «Кондитерской Альмы». Свет в окнах еще горел, но он знал, что вся человеческая жизнь там уже погашена. Он стал убийцей по доверенности.
Сердце его истекало слезами, но лицо, как всегда, оставалось непроницаемым – жестким, неумолимым, и не было на нем божеского благословения.
Поставил в известность домовладельца, что наем квартиры переходит ко мне, и заплатил ему за месяц вперед, так что комната теперь моя. Слава богу, что уже конец месяца. Совершенно определенно – месяца хуже не бывало с самого начала времен.
Как бы в довершение нашего каталога семейных несчастий, сегодня рано утром бабушку отвезли в больницу с острой болью в животе. Днем я туда позвонил, и дежурная сестра сказала, что бабушке «покойно». Если это правда, то она – единственный член нашей семьи, кому действительно хорошо, потому что все остальные невыразимо страдают.
Сегодня днем присоединился к маме, папе и Рози у ложа бабушки. Я впервые увидел ее без зубов. Меня шокировало, насколько она состарилась.
Мама похудела, а глаза у нее больные, точно она плакала не переставая с того момента, как Маффет ее предал и покинул. Когда время посещения истекло и мы шагали к выходу, мама с горечью произнесла:
– Они сейчас в Хаунслоу живут у его брата Эндрю.
– Я не желаю этого знать, мама, – ответил я, а отец сказал:
– Давай оставим это, Полин.
Рози заявила:
– А я рада, что он свалил. И, надеюсь, никогда не вернется. – Она протянула руку, отец взял ее, и они церемонно вышли в большие двойные двери палаты.
Мы шли вдоль высоких больничных корпусов, у наших ног вихрился мусор, и меня вдруг охватило предчувствие рокового конца.
Я чуть не повернул назад, чтобы как следует попрощаться с бабушкой, но мне не хотелось, чтобы остальные дожидались меня на щербатой автостоянке, поэтому я и не пошел. Вместо этого мы отправились домой и съели по упаковке магазинного ростбифа. Мой был довольно неплох, но по сравнению с бабушкиным – какой-то ненастоящий. Когда я запихивал фольгу от упаковок в педальную урну на кухне, зазвонил телефон. Кто-то из больницы сообщил:
– Миссис Эдна Мэй Моул скончалась в 5 часов 15 минут.
Я попробовал вспомнить, где именно я был в 5.15, и вычислил, что как раз в эту минуту помогал отцу проверять давление в шинах на заправочной станции.
До сих пор я не пролил по бабушке ни единой слезинки. Все внутри у меня пересохло. Сердце – как косточка персика.
March
Хорошо известный факт – бабушка и моя мама никогда особо не ладили, поэтому никто и не был особенно подготовлен к той поистине средиземноморской скорби, которую мама выказывает по своей покойной свекрови: обильные слезы, биение в грудь и т. д. Сегодня утром она стенала:
– Я была должна ей пятьдесят фунтов, – снова и снова.
Отец продолжает изумлять меня своей зрелостью. Он разобрался во всей бумажной волоките, связанной со смертью, и торговался о стоимости похорон с похвальной эффективностью.
В 10 часов вечера позвонил в «Дикари» и сказал, что задерживаюсь в Лестере на похороны до пятницы. Роберто ответил:
– Я рад, что ты звонишь, Адриан. К тебе в квартиру наведались грабители.
В его устах это звучало так, будто их пригласили на чай, они принесли цветы и оставили визитки. Сегодня вечером я уже ничего не смогу сделать. Полиция воспользовалась услугами слесаря. Новый ключ лежит в «Дикарях». Я ощущаю странное спокойствие.
Поезд в Лестер, 8.40 вечера.
Забрали все, кроме моих книг, боксерских трусов и старой пары брюк из полиэстера. Как они выволакивали по лестнице кровать, вероятно, останется загадкой навсегда. Полицейский, с которым я разговаривал по телефону, в ответ на мой вопрос о вероятности отыскать негодяев сказал:
– Знаете, какие шансы у снежка в преисподней? Так вот – разделите их напополам.
А потом – еще раз напополам. – Он спросил, застраховано ли мое имущество.
Я презрительно расхохотался и ответил:
– Разумеется, нет. Вы разговариваете с Адрианом Моулом.
Теперь я – человек без собственности.
Сегодня утром ходил к бабушке домой. Там всё так же, как и раньше. Мои аттестаты о среднем образовании по-прежнему на стене в рамочке. Фотография покойного дедушки Альберта – на каминной полке. Часы еще тикают. Наверху в шифоньере стопкой лежит сложенное постельное белье, а в саду луковицы уже пустили побеги. Ваза для печенья наполнена сдобными рулетиками, а бабушкины вторые парадные шлепанцы стоят у кровати. В буфете на кухне я обнаружил форму для йоркширского пудинга. Бабушка пользовалась ею больше сорока лет. Глупо рыдать над жестянкой для йоркширского пудинга, но я рыдал. Потом вытер ее насухо и поставил на место – бабушке бы это понравилось.
- Предыдущая
- 36/42
- Следующая
