Выбери любимый жанр

Серое, белое, голубое - Моор Маргрит - Страница 18


Изменить размер шрифта:

18

— Да, признаться, я частенько об этом подумывал.

Мы оба перевели взгляд на солнечный небосвод.

Его ласки грубы. Глотая слезы, он сразу же глубоко проникает языком ей в рот, хотя в принципе знает, что она этого не выносит. Обхватывает коленями ее бедра, сжимает пальцами плечи и в панической спешке снова отпускает, чтобы справиться с застежкой своих брюк. Он не смотрит, какое у нее сейчас лицо, не слышит звуков, которые она издает, слишком много надо успеть. В этот час ослепления, когда в одной точке сконцентрировались жар и ярость, когда любовь, потеряв терпение, стала кратка, как удар ножом, Роберт Ноорт, идеалист и художник и смертельно усталый человек, свято верит в то, что жена его слишком долго пропадала, что он добился права вывести ее из царства теней и при этом оглянуться, что ему дозволено вцепиться в нее, уткнуться лицом в потную подмышку, схватить за волосы и вернуть к жарко бьющемуся сердцу, к коже, глазам — ведь твое тело и есть ты сама, так давай же, возвращайся к себе! И тогда мы вновь узнаем друг о друге все, что знать необходимо, — Роберт, обливаясь потом, спустив до колен брюки, пытается простым, старым как мир способом восстановить гармонию.

Путаница и хаос, с которыми мы появляемся на свет.

6

Она не возвращается, не звонит. От нее нет телеграммы. Кое-кто в поселке уже начинает с любопытством глазеть на Роберта: это тот человек, у которого исчезла жена. На него показывают пальцем: вон тот самый худощавый блондин, который утром и вечером спускается по тропинке вниз с тремя ее собаками на поводке, он изменил образ жизни, стал на час раньше вставать и позже ложиться.

Роберт взял в привычку ночевать на диване в гостиной, укрывшись пальто, которое отяжелело от всех пролившихся на него дождей. Открыв двери в сад, он курит лежа, по-летнему яркий лунный свет заливает комнату; обычно он выкуривает по нескольку сигарет и засыпает с мыслью о том, что все это запутанное дело в конце концов окажется временной неприятностью.

— Я ни черта не понимаю, — сказала Элен через неделю после исчезновения Магды.

Сидя у сестры в кухне, вдыхая запах булькающего клубничного варенья, Роберт узнал из ее рассказа, что Магда появилась у них около двенадцати часов, когда дети вернулись из школы, с удовольствием пообедала вместе со всеми, поворачивая голову то вправо, то влево, когда дети, перебивая друг друга, взахлеб делились своими новостями, что за кофе она с пониманием отнеслась к философии развода, исповедуемой ее золовкой.

— Она вела себя очень непринужденно, ну, может быть, еще немного таинственно, — рассказывала Элен. — Казалось, она постоянно думает про себя о чем-то приятном. На ней было красное платье, плащ, потому что погода выдалась не ахти, с собой она захватила только хозяйственную сумку. Уходя, она сказала: «Ну ладно, я пошла, а то я еще собираюсь зайти к маме».

Он навестил старушку. Новый стул, обтянутый белой кожей, скамеечка для ног. Мать, которая всякий раз забывает, что ее сын последние двадцать пять лет пьет только черный кофе.

— Мне она всегда казалась немного странной.

Он получает необходимую информацию. Магда пробыла меньше часа, выпила чашку чая и все время слушала, ах, и не вспомнить, о чем они говорили, она почти все время молчала… и, должно быть, уже на пороге потеряла коралловый браслет, это была семейная реликвия, которую ей подарила свекровь при первом знакомстве, она носила его с тех пор постоянно, до той минуты, пока не порвалась, как это бывает, старинная нитка. «Когда я через несколько дней собралась в парикмахерскую, я нашла его под вешалкой».

Ни слова не говоря, Роберт смотрит на запачканные уголки ее рта, на подергивающийся глаз, на спинку ее стула и иссохшую руку с бриллиантовыми кольцами — ту самую, что когда-то была сверкающей бриллиантами пухленькой ручкой, разрезала пудинг, отжимала мочалку, брала маникюрные ножницы, пролистывала, дрожа от гнева, найденную ею тетрадку со стихами шестнадцатилетнего сына: «Господин стихотворец остался на второй год!..»

Страх, что она станет выражать ему сочувствие, оказался напрасным. Целый час ему приходится выдерживать ее сердитый, в упор взгляд.

Затем наступает час Агнес Ромбаутс, женщины с волосами цвета меди, младшей дочери папаши-пьяницы. Те, кто встречал ее на пляже, замечали, что ее краски еще больше выцвели. Она жила теперь в небольшом провинциальном городке. Ее красивое тело находилось в первой стадии увядания. Они заходили к ней на квартиру, на полу — ковер, на крючке — домашний халат с экзотическими цветами. Покуда в нем живет уверенность в том, что наступит день, когда отсутствие Магды, пускай необъяснимое пока, станет прошлым, Роберт продолжает встречаться со своей любовницей. Пока ему удается вести из своего директорского кабинета безумные телефонные разговоры, а при встрече с родственниками и друзьями предупреждать выражение ими сочувствия, кстати поинтересовавшись, как у них самих дела и здоровье, Роберт не собирается отказываться от двойной жизни.

— Что тебе приснилось прошлой ночью?

Его вопрос, который знаменует собой начало заключительной части вечера, является неотъемлемой частью тайного ритуала их встреч.

Они теперь часто ездят ужинать в ресторан-поплавок. Агнес заказывает рыбу в масляном соусе, тушеный картофель и четыре вида овощей, разных в зависимости от сезона; его устраивает комплексное меню. Специально обсуждается только сорт вина.

— …«полиньи-монтраше»… — говорит Роберт.

Приносят благоуханную жидкость восьмилетней выдержки, тускло поблескивающую в хрустальном графине. Разговор за столом идет о том о сем. Он невольно зевает, прикрывая рот рукой. Около одиннадцати они вновь возвращаются в квартиру Агнес. Роберт бросает свой пиджак на спинку стула. Сквозь алкогольный туман, исполненный дружеских чувств, неизвестно к кому относящихся, и безадресной ностальгии, он смотрит на женщину, с насмешливой улыбкой на устах обнажающую перед ним свои массивные плечи. Разговор о снах он заводит намного позднее.

Она вначале не отвечает, продолжает, напевая, ходить по комнате, наклоняется над пепельницей с выражением такого невозмутимого безразличия, как будто напрочь забыла о его присутствии. Снова улегшись рядом с ним, она принимается рассказывать свой сон: «Я шла по городу, а за мной — двое животных, которых я должна была спасти. Город безлюдный, и в нем много башен. Я слышу топот лап за спиной, но так и не могу понять, кто же они такие. Может быть, собаки, а может, дикие звери. Башни — металлические, и они блестят. Я поднимаюсь по лестнице, все выше и выше. А когда добираюсь до самого верха, вижу, что за мной шла только одна собака…» Рассказ Агнес, как всегда, настолько незамысловат, что Роберту приходится сдерживать смех. Когда она закончила, он принимает серьезный вид и в свою очередь начинает рассказывать.

С самого начала было ясно, что о некоторых вещах он не хочет с ней говорить. Ни слова о Магде — это она хорошо усекла. Для нее это вне обсуждения, еще больше, чем для него. Далее, следовало избегать любых намеков на то, что происходило в жизни с каждым из них раньше, чем они начали встречаться. Никаких откровенностей, никаких банальностей в стиле невесть откуда берущихся афоризмов с претензией на тонкую наблюдательность. Но чтобы, несмотря на это, все-таки находить нужные слова, Агнес предложила рассказывать сны.

Как-то раз осенью он лежит под ее пуховым одеялом. С утра все небо в тучах, теперь в окна веранды хлещет дождь. В ответ на ее традиционный вопрос он говорит: «Понятия не имею. Мне больше не снятся сны». Она отворачивается от него так, словно он дал ей пощечину.

Через некоторое время в газетах появляются объявления о розыске, а по первому и второму каналам передают: «Комиссар полиции обращается…» С болью в сердце Роберт смотрит в лицо Магды, улыбающееся ему с экрана. Подсвеченные электронной трубкой, ее глаза на фото, снятом прошлым летом, кажутся беззаботными, а волосы — светлыми, как никогда. При желании он мог бы почувствовать даже запах духов на ее коже… Уже несколько дней стоит ненастная погода, по ночам подмораживает. «На ней было красное хлопчатобумажное платье, нейлоновый плащ, в руках — хозяйственная сумка». Разве эти сведения имеют теперь какое-либо значение? Моя жена.

18
Перейти на страницу:
Мир литературы