Сестра (СИ) - Гончарова Галина Дмитриевна - Страница 62
- Предыдущая
- 62/115
- Следующая
Царевна Анна, выглянула из укромного места и в глазах равнодушие. Ну, хорош, но у нее Воин есть. А вот Татьяна едва не облизывается. Сама же Софья…
Жаль, что она не сможет присутствовать при разговоре официально. Только как привыкла — под столом. А ведь скоро и там не поместится.
И что тогда делать? В парня переодеваться?
Ладно, подумаю об этом потом.
Алексей принял Степана Разина в своем кабинете. Тот вошел, поклонился — и остался стоять. Просто смотрел.
Алексей тоже смотрел. Недолго.
Потом улыбнулся, кивнул и спокойно показал на стул напротив. Степан несколько минут колебался, но потом решил?таки сделать первый шаг и присел.
Алексей оценил и заговорил первым.
— Я не терял никого из близких, поэтому не буду говорить, что понимаю твою боль. Но обещаю, что виновник не останется безнаказанным.
Стенька смотрел снисходительно. Мол, мальчишка, что ты можешь сделать. Но сейчас у Алексея был экзамен на зрелость. Софья крепко скрещивала пальцы — для верности и на ногах. И брат ее не подвел. Смотрел все так же безмятежно.
— Скоро мне расскажут, что на самом деле произошло. Хватит ли у тебя терпения подождать вестей?
Степан сверкнул глазами. Как же! Сопливый мальчишка усомнился в его выдержке! Но Алексей смотрел спокойно.
— Ванька предать не мог. Да и не первый год мы воюем!
— Знаю. Не знаю только, кто виноват…
— Долгорукий, тварь…
— Возможно. А может, твоего брата подставил кто?то другой, а Долгорукий просто привел приговор в исполнение, не зная, что стал орудием в руках злодея. Неужели ты никогда с таким не сталкивался?
Степан помрачнел. Задумался. Видимо, Алексей попал в точку.
— Ты, государь царевич, правду знать хочешь… а ежели князь виноват?
— То он и отвечать будет. На небе — перед Богом, а на земле — перед тобой. Или перед Фролом, ежели ты ему отмщение доверишь.
Именно так. Не месть. Отмщение.
— Мне отмщение и аз воздам…
— Это для неба. Но и на земле правосудие свершаться должно.
Такого поворота Стенька явно не ожидал. Но….
— А государь знает ли?
Алексей опустил глаза. Помолчал. Опять поднял их на собеседника.
— Для него князь ценнее казака. А для меня мои люди важнее золота.
— Ванька твоим человеком не был.
— Фрол мне добрую службу сослужил, да и ты тоже…
Мужчины помолчали. И неважно, что один — мальчишка, а у второго кровь за плечами… Сейчас у них общее дело. Общая месть. Общая готовность идти до конца. Это важнее возраста…
Они молчат. А потом Степан выдыхает откуда?то изнутри.
— отдай мне убийцу брата, государь!
И Алексей медленно опускает веки. Под столом беззвучно выдыхает Софья. Удалось… Господи, спасибо тебе! Верю, не верю — СПАСИБО!
— Мое слово.
Недосказанным остается многое, но главное уже произнесено. Не государь царевич, нет. Это не оговорка.
Государь.
Сказать было намного легче, чем сделать. И подождать пришлось, никуда не денешься, покамест разведали, потом донесли…
Фрол извелся, Степан письма слал, но брат его же и успокаивал. Видел, что не впустую время уходит, что не лгал ему царевич, что вестей ждет….
А тем временем и остальные дела делались.
Ордин — Нащокин бросился царю в ноги, умоляя признать внука. Алексей Михайлович сильно рассердился на блуд без благословения, но потом чуть успокоился. Как говорится — а кто не грешен?
А если ребенка мужчина признать хочет… а мать где?
Нет матери?
Жалость какая…
Опытный дипломат, Ордин — Нащокин извернулся так, что было непонятно, жива мать или нет, но общее впечатление создавалось в пользу чуть ли не дворовой девки, на которой жениться уж никак невместно. А вот дитя признать — вполне богоугодно.
Так что малыша крестили Романом Ординым — Нащокиным и порадовались. Анна вообще расцвела, все?таки родное чадо…
Татьяна не удержалась, конечно, так что Софья однажды стала свидетельницей сестринского разговора 'по душам'.
Она не подслушивала, боже упаси. Она — осведомлялась. А в данном случае — когда все спали, направилась к царевне Анне, поговорить с ней. И…
— …в уме ли ты, сестрица? Да на тебя поглядеть — слепому все видно будет.
— Я никогда счастлива так не была. Танечка, родная, помолись за меня!
— За что молиться? За жизнь вашу в грехе?
Помолчи, тетя! Не говори про брак!!! — что есть силы взмолилась про себя Софья. — Господи, помоги!!!
То ли день был удачный, то ли молитвы ребенка имели силу, но….
— Танюша, пусть ворованный, пусть час, но мой! Мой он! Ведь мы все пустоцветы… а если б ты знала, какое это счастье! Когда любишь, когда любима….
— Мне такого не выпало!
— Так ведь все от тебя зависит! Ты красавица и умница! Только плечом поведи, глазом мигни!
— Я царская дочь, мне что — с конюхами по кустам валяться?
А подтекстом — как ты, сестрица…
Анна тоже лицом в грязь не ударила.
— когда полюбишь — и конюх для тебя королевичем будет, знаю, что недостойному ты сердце не отдашь. А без любви, хоть бы и королевич заморский, а все будет хуже последнего конюха.
Кажется, попала не в бровь, а в глаз. Татьяна пригорюнилась.
— Ох, сестрица, а есть ли та любовь…
— Есть. Только верь мне.
Софья потихоньку отползла от двери. Теперь надо удвоить присмотр за Татьяной. А, ладно. Лишний повод потренировать девчонок.
Спустя месяц состоялись испытания самого примитивного гелиографа.
Не того, конечно, который использовался для съемок, а самого простого. Металлической пластины, способной передавать световые сигналы. Делалось все очень просто, благо, день был ясный.
Алексей Михайлович писал записку, потом верховой отнес ее к ребятам у гелиографа — и те принялись сигналить.
Алексей Алексеевич, бледный от волнений, принялся расшифровывать примитивную азбуку Морзе. А что тут еще лучше придумаешь?
— Точка… тире… еще две точки…
Алексей Михайлович смотрел чуть насмешливо, шушукались бояре, Софья, сидящая в возке (а вдруг кто увидит) вместе с двумя царевнами переживала за брата.
Но вскоре лицо мальчишки прояснилось.
— Пригодно ли сие изобретение для целей воинских?
Алексей Михайлович только головой покачал. Вот именно этот вопрос и был в записке. А сын улыбнулся, широко и открыто.
— не всегда, батюшка, но пригодно. Мы таковыми сигналами многое сказать можем, а враг и не поймет сразу.
— Хорошая придумка, сыне… А еще для чего она гожа?
— Кораблям можно так же общаться. Сообщения передавать… да мало ли! Не всегда ж можно гонца послать. А тревогу просигналить всяко проще…
— а дорога ли придумка?
При виде обычной блестящей металлической пластины царь только головой покачал.
— Вроде бы и недорого… обдумать надо.
Алексей сразу нахмурился. Что это такое — обдумать он уже знал. Считай, представить на рассмотрение боярской думе, а там и получше проекты потонут без следа. Им?то невыгодно, если своровать не получается! Но и ругаться не стал.
— Батюшка, письмо у меня. Донской казак Степан Разин челом тебе бьет.
— И чего он желает?
— Пишет он, что брата его сказнили смертью лютой — невиновного.
— Вот как? И кто?
— воевода твой. Юрий Долгоруков…
— Юрия я знаю, сыне. Просто так никого он не казнил бы…
— а он и не просто так, батюшка. Позволишь ли рассказать, что мне ведомо?
— Позволю, сыне. Только не здесь и не сейчас…
Алексей Алексеевич кивнул — мол, подожду. А царь с умилением поглядел на белобрысую макушку сына.
Умница растет.
Наследник…
Государь всея земли православной.
Разговор с отцом вышел у Алексея нелегким. Хоть и были рядом Софья, Анна и Татьяна, последнее время начавшая симпатизировать казакам, но основная нагрузка упала на плечи мальчишки.
Вечером, поздно, когда удалились все остальные, когда Лёшка посмотрел на отца и попросил разрешения тетушкам да сестренке остаться — мол, у меня от них секретов нет, Алексей Михайлович кивнул — и пригласил ребенка в свой кабинет.
- Предыдущая
- 62/115
- Следующая
