Совершеннолетие - Тарасов Анатолий Владимирович - Страница 3

• Предыдущая
• 3/56
• Следующая

Мы сами не сразу пришли к такому пониманию паса, коллективизма в игре. В первые годы мы весьма старательно подражали более опытным спортсменам других стран. Однако свои ошибки бывают особенно заметны, когда их повторяет кто-то другой и когда на них смотришь как бы со стороны. В 1952 году к нам приезжала шведская команда АИК. И вот что нам бросилось в глаза: шведские хоккеисты чаще всего дают пас, уже ввязываясь в единоборство с противником. Такой принцип игры у них был превращен в. догму. Они пасуют как бы от худой жизни, когда нет другого выхода.

Эта особенность отличает игровой почерк, не только, скандинавских, но и канадских и американских спортсменов. Если канадец или швед имеет перед собой участок свободного льда, то он скорее сам «протянет» через него шайбу. Наш же хоккеист, напротив, поступит иначе: повышая скорость контратаки, немедленно передаст шайбу вперед партнеру. Ведь, кроме всего прочего, когда защитник (или нападающий) долго держит у себя шайбу, то соперники в эти время успеют плотно прикрыть его товарищей.

Боюсь, что можно увидеть у меня противоречие: в одном месте я рекомендую давать пас, ввязываясь в единоборство, а несколькими строками дальше осуждаю зарубежных хоккеистов, которые пасуют, как правило, на грани единоборства.

Здесь, поверьте, нет противоречия. Все зависит от конкретной игровой обстановки. Наш спортсмен всегда стремится дать пас, и прежде всего тогда, когда партнер находится впереди, ближе к цели, когда он остался, хотя бы на секунду, без опекуна, когда мы контратакуем. Но если возникла иная ситуация, если все партнеры прикрыты, если требуется обострить обстановку, привлечь к себе главное внимание соперников, то в этом случае целесообразно использовать обводку и выждать, пока партнер – опять же хотя бы на секунду освободится от опеки. А в этом случае уже должен последовать внезапный скрытый пас.

Формулу сокрытия своих намерений можно было бы выразить так: «Пасуя, грози обводкой, вступая в единоборство, угрожай пасом».

Пасом кто-то должен руководить. У заокеанских спортсменов эту функцию обычно выполняет тот, кто владеет шайбой. А у нас – тот, кто без шайбы, кто стремится занять наиболее выгодную позицию. Значит, них четверо зависят от одного, а у нас – один от четверых. И потому с нашими хоккеистами бороться труднее, ибо, за четырьмя следить сложнее, чем за одним.

Такой метод блестяще себя оправдал на люблянском и венском чемпионатах мира, где советская сборная была, самой результативной командой. В Любляне мы забросили в ворота соперников 55 шайб – почти в два раза больше, чем наши главные конкуренты! Еще более убедительной была наша результативность в Вене -58 шайб заброшено и лишь 9 пропущено. Команда и хоккеисты, играющие в одно касание, выглядят порой на поле менее эффектно, чем команда, где спортсмены часто и много играют в одиночку, увлекаются индивидуальными проходами, обводкой противника. Зато игра первой команды чрезвычайно эффективна.

Однако при таком хоккее, при игре в одно касание спортсмен, отдающий пас, часто остается в тени (особенно в глазах неквалифицированных зрителей), и потому на такую манеру игры могут идти не все спортсмены, а только те, кто ради общего успеха согласен быть как бы на втором плане, только те, у кого хороший, добрый характер. Кто, перефразируя Константина Сергеевича Станиславского, любит не себя в хоккее, а хоккей в себе.

Я твердо убежден, что подлинный коллективизм в современной классной хоккейной команде возможен, только в том случае, когда в ней, в этой команде, играют добрые, умные, хорошие и скромные люди, умеющие уважать и любить своих товарищей, люди, которые всегда готовы бескорыстно прийти на помощь другу.

Несколько лет назад играл в ЦСКА молодой защитник. Внимательно наблюдая за его игрой, я пришел к выводу, что хоккеиста экстракласса, способного отстаивать честь советского спорта в борьбе за мировую хоккейную корону, из него не выйдет. Уж слишком честолюбив был этот парень и минуты буквально не мог оставаться на втором плане. Нехорошая жадность к шайбе не давала ему возможности играть в одно касание.

Володя (так звали хоккеиста) спорил со мной, говорил, что я не прав, что он знает себя, свои характер лучше, чем кто-то другой, что играть в хороший хоккей он тоже может. Чуть ли не на спор выходил на площадку играть в одно касание, но проходило восемьдесять минут – Володя увлекался происходящим на поле, переставал следить за собой, терял контроль над действиями и как результат передерживал шай6у, стремясь сам эффектно (непременно эффектно!) – так, чтобы обратили внимание зрители, – обыграть соперника.

Большой мастер из Володи так и не вышел. И главная причина, из-за которой спортивная биография этого хоккеиста сложилась не так уж удачно, таилась в его внутренних человеческих качествах. Володя – плохой товарищ, себялюбец и потому так и не смог вырасти в выдающегося хоккеиста, хотя казалось, что он располагает для этого всеми возможностями.

Так хоккейные проблемы перерастают в общечеловеческие.

Все мы, советские люди, воспитаны в духе коллективизма.

И говоря об особом коллективизме в нашем хоккее, мы, тренеры, должны отдать дань высокого уважения семье, школе, институтской и рабочей среде, пионерии, комсомолу, партии, последовательно и терпеливо воспитывающим в душах нашей молодежи это бесценное нравственное качество.

В конце 40х годов я играл в одной тройке с выдающимися мастерами хоккея Всеволодом Бобровый и Евгением Бабичем.

Бобров был сильнее пас, и потому мы, его партнеры по звену, должны были подчинять свою игру ему, подыгрывать Всеволоду. Потом, когда я ушел на тренерскую работу, моё место занял Шувалов, но и при нем распределение обязанностей в этой тройке осталось прежним: на долю Бабича и Шувалова падал самый большой объем физической подготовительной работы. Быстрому и техничному Боброву оставалось, как правило, завершать начатую комбинацию голом, что он и делал блестяще.

Результативность Боброва была феноменальной. Достаточно сказать, что в среднем за игру он забрасывал дветри шайбы (точнее – 2,4). У лучших же хоккеистов сегодняшнего дня этот коэффициент значительно ниже двух, и только у Фирсова и Александрова он равен 2.

Безусловно, тройка Боброва была выдающейся. И потому но ее образу и подобию, по тем же принципам комплектовались и другие звенья. Такое же, на пример, распределение обязанностей было и в, тройке, в которое играли Михаил Бычков, Николай Хлыстов и Алексей Гурышев, где Гурышев был, забивающий, а Хлыстов и Бычков ему подыгрывающими.

Считалось, что такой принцип подбора троек, распределения функций внутри, них не противоречит коллективизму. Все равно, говорили нам, вы ведь играете в звене совместно, хотя и на Боброва. Ваша тройка – коллектив, в котором выделяется сильнейший. И в этом ничего страшного или порочногo нет.

Нам приводили в пример оперу. В опере ведь тоже есть не только солисты, но и второстепенные исполнители. Без этого, доказывали нам, не может быть оперы.

Принцип разделения коллектива на солистов и рядовых исполнителей, если не сказать статистов, переносили и на хоккей. Правда, в хоккее, как и в других видах спорта, солистов чаще называли «звездами».

Любопытная деталь. В опере львиная доля аплодисментов достается на долю солиста, премьера. То же получалось и в хоккее: и журналисты, и спортивные руководители, и любители спорта – болельщики громадную долю успеха всей команды относили обычно на счет выдающейся хоккейной «звезды».

Но вот опера провалилась. Кто виноват в провале? В театре, безусловно, виноват бывает чаще всего солист, ведь именно его пришли послушать зрители. А в хоккее? Кто угодно, только реже всего – солист, «звезда». Тут виновными оказывались обычно его партнеры, рядовые исполнители. Они, мол, недостаточно хорошо подыгрывали своему лидеру, не сумели обеспечить его точными и своевременными передачами, не так и не вовремя отдавали ему шайбу.

• Предыдущая
• 3/56
• Следующая