Жена мудреца (Новеллы и повести) - Шницлер Артур - Страница 14

• Предыдущая
• 14/157
• Следующая

— Я счастлив, — сказал я.

Я с ужасом думал о безмолвном жребии, который она, сама того не зная, влачила уже столько лет.

Лодка неслась вперед.

У меня мелькнула мысль: «Скажи ей. Сними с нее этот ужас; тогда она опять станет для тебя просто женщиной, такою, как все, и ты возжелаешь ее». Но какое я имел право на это? Мы причалили.

Я выпрыгнул из лодки и помог сойти ей.

— Мальчик, наверно, уже скучает. Мне надо спешить. Не провожайте меня.

На взморье было очень людно; я заметил, что на нас смотрят.

— А вечером, — промолвила она, — в девять… да что с тобой?

— Я очень счастлив, — сказал я.

— Вечером, — продолжала она, — в девять часов, я приду сюда на взморье, приду к тебе. До свидания! — И она убежала.

— До свидания! — повторил я, не двигаясь с места. Но виделись мы в последний раз.

Теперь, когда я пишу эти строки, я уже далеко, и с каждой секундой уношусь все дальше; я пишу в купе поезда, который час тому назад вышел из Копенгагена. Уже девять. Она пришла на взморье и ждет меня. Стоит мне закрыть глаза, как предо мною возникает этот образ. Но не женщина бродит там в сумерках по берегу — там витает тень.

Спокойно сидеть в коляске больше не было сил, он вышел и стал прохаживаться невдалеке. Уже стемнело, огни редких в этом глухом переулке фонарей трепетали под ветром. Дождь перестал, тротуары почти высохли, но немощеные улицы были еще влажны, и кое-где стояли небольшие лужи.

«Странно, — подумал Франц, — до Пратерштрассе[3] каких-нибудь сто шагов, но так и кажется, что ты попал в захолустный венгерский городок… Ну и пусть — здесь мы хоть можем чувствовать себя в безопасности; тут ей нечего бояться встречи со знакомыми».

Он посмотрел на часы… Семь, а уже ночь ночью. Рано в этом году началась осень. И эти проклятые ветры.

Он поднял воротник и стал еще быстрее шагать взад и вперед. Стекла фонарей дребезжали. «Еще полчаса, — сказал он себе, — и можно будет уйти. А! Я, кажется, не возражал бы, чтобы они уже миновали». На углу он остановился. Отсюда ему открывался вид на обе улицы, по которым она могла прийти.

«Да, сегодня она придет, — подумал он, придерживая шляпу, готовую улететь. — Пятница — заседание профессорской коллегии, сегодня она рискнет отлучиться и может даже пробыть со мной подольше…» Он услышал, как прозвонила конка; потом где-то рядом загудел колокол церкви святого Непомука. Улица немного ожила. Чаще стали появляться прохожие — главным образом, как ему показалось, приказчики из магазинов, закрывавшихся в семь часов. Все шли быстро и были поглощены борьбой с ветром, который мешал идти. На него никто не обратил внимания, кроме двух-трех продавщиц — в их взглядах мелькнуло легкое любопытство.

Вдруг он увидел быстро приближавшуюся знакомую фигуру. Он поспешил ей навстречу. Потом подумал: «Пешком? Она ли это?»

То была она; заметив его, она ускорила шаг.

— Ты пешком? — спросил он.

— Я отпустила фиакр еще у Карлтеатра. Я, кажется, уже один раз ехала с тем же кучером.

Какой-то господин, поравнявшись с ними, мельком взглянул на даму; встретив строгий, почти угрожающий взгляд молодого человека, он быстро удалился. Дама проводила его глазами.

— Кто это был? — спросила она боязливо.

— Не знаю. Можешь быть спокойна: знакомых здесь нет… А теперь быстро — вон фиакр.

— Это твой?

— Да.

— Открытый?

— Час тому назад была прекрасная погода.

Они поспешили к фиакру; молодая женщина села в него.

— Извозчик! — позвал молодой человек.

— Где же он? — спросила молодая женщина.

— Даже не верится, — воскликнул он, — этот тип куда-то провалился!

— Господи! — тихо вскрикнула она.

— Подожди-ка минутку, дорогая, он, должно быть, тут.

Молодой человек отворил дверь маленького трактира; за одним из столов, занятых посетителями, сидел извозчик; он проворно поднялся.

— Сию минуту, сударь, — проговорил он и стоя допил свой стакан вина.

— Что вы себе позволяете?

— Пожалуйте, ваша милость; я тут как тут. Пошатываясь, он поспешил к лошадям.

— Куда прикажете, ваша милость?

— В Пратер, к Люстхаузу[4].

Молодой человек сел в коляску, верх ее был поднят, и его спутница уже сидела там, забившись в угол. Франц взял ее руки в свои. Она не шелохнулась.

— Может быть, ты хоть пожелаешь мне доброго вечера?

— Прошу тебя — подожди немного; я все еще не могу отдышаться.

Молодой человек откинулся в другой угол. Некоторое время оба молчали. Фиакр свернул на Пратерштрассе, миновал монумент адмирала Тегетгофа[5] и через несколько секунд покатился по широкой темной аллее Пратера. Тут Эмма порывисто обняла любимого. Он молча откинул разделявшую их губы вуаль и поцеловал ее.

— Наконец-то мы вместе! — сказала она.

— Знаешь, когда мы виделись в последний раз? — воскликнул он.

— В воскресенье.

— Да, и то лишь издали.

— Как? Ты же был у нас.

— Да-да… у вас. Ах, больше так продолжаться не может. К вам я вообще больше не приду. Что с тобой?

— Мимо нас проехал чей-то экипаж.

— Милая, тем, кто сегодня катается по Пратеру, право же, не до нас.

— Да, конечно. Но вдруг кто-нибудь случайно заглянет в нашу коляску.

— Сейчас все равно никого не узнаешь.

— Прошу тебя, поедем куда-нибудь в другое место.

— Как хочешь.

Он окликнул извозчика, но тот, видимо, не услышал. Тогда Франц наклонился и тронул его за плечо. Извозчик обернулся.

— Поворачивайте обратно. И зачем вы так нахлестываете лошадей? Мы не спешим. Поедем на… знаете, аллея, которая ведет к Имперскому мосту.

— На шоссе?

— Да. Но не гоните так, в этом нет никакой надобности.

— Пожалуйста, сударь; это все буря, из-за нее кони так бесятся.

— Что и говорить, буря. Франц сел на свое место.

Извозчик завернул лошадей. Они поехали обратно.

— Почему я тебя вчера не видела?

— Где бы ты могла меня видеть?

— Я думала, что моя сестра тебя тоже пригласила.

— Ах, так!

— Почему ты не пришел?

— Потому, что я не в силах встречаться с тобою на людях. И больше этого не будет. Никогда.

Она пожала плечами.

— Где мы сейчас? — спросила она немного спустя. Они проехали под железнодорожным мостом и свернули на шоссе.

— Скоро Большой Дунай[6], — сказал Франц, — мы едем к Имперскому мосту. Знакомых ты здесь не встретишь, — добавил он насмешливо.

— Экипаж ужасно трясет.

— Да, мы опять едем по мостовой.

— Почему он едет такими зигзагами?

— Это тебе кажется.

Он, однако, и сам считал, что качало их гораздо сильнее, чем следовало. Но говорить он об этом не хотел, чтобы не напугать ее еще больше.

— Сегодня нам нужно о многом серьезно поговорить, Эмма.

— Тогда начинай, в девять я должна быть дома.

— Все можно решить двумя словами.

— Господи, что же это такое?.. — вскрикнула она.

Коляска каким-то образом оказалась между рельсами конки и теперь, когда извозчик попытался выехать, накренилась так, что едва не опрокинулась. Франц схватил извозчика за шиворот.

— Остановитесь, — закричал он. — Вы же пьяны.

Извозчик с трудом остановил лошадей.

— Но, сударь…

— Давай сойдем, Эмма.

— Где мы?

— Уже у моста. Буря теперь приутихла. Пройдемся немного пешком. Когда едешь, все равно толком не поговоришь.

Эмма опустила вуаль и последовала за ним.

— Приутихла, говоришь? — воскликнула Эмма; не успела она выйти из коляски, как ветер едва не сбил ее с ног.

Он взял ее под руку.

— Следуйте за нами, — крикнул он извозчику.

Они, не спеша, двинулись вперед. Поднимаясь на мост, оба хранили молчание; потом они услышали внизу шум воды и остановились. Густая мгла обступала их. Под ними катила свои воды река — серая и безбрежная; вдали виднелись красные огоньки, которые отражались в воде и, казалось, парили над нею. С берега, только что покинутого ими, в воду падали дрожащие полосы света; на другом берегу река как бы терялась в черных лугах. Вдруг послышался далекий, все нарастающий гул, — оба невольно взглянули туда, где мелькали огни; между железными арками, неожиданно выхваченными из ночного мрака и тут же, казалось, опять потонувшими в нем, проносился поезд с ярко освещенными окнами. Мало-помалу гул стих, наступила тишина, нарушаемая лишь неожиданными порывами ветра.

• Предыдущая
• 14/157
• Следующая