Выбери любимый жанр

Уроки музыки - Ахмадулина Белла Ахатовна - Страница 15


Изменить размер шрифта:

15

В столетье том, в тридцать седьмом году,

по-моему, зимою, да, зимою,

она скончалась, не послав за мною,

без видимой причины и в бреду.

Бессмертным став от горя и любви,

я ведаю этим ничтожным храмом,

толкую с хамом и торгую хламом,

затерянный меж богом и людьми.

Но я утешен мнением молвы,

что все-таки убит он на дуэли.

- Он не убит, а вы мне надоели, -

сказала я, - хоть не виновны вы.

Простите мне желание руки

владеть и взять. Поделим то и это.

Мне - суть предмета, вам - краса портрета:

в награду, в месть, в угоду, вопреки.

Старик спросил: - Я вас не вверг в печаль

признаньем в этих бедах небывалых?

- Нет, вспомнился мне правнук Ганнибалов, -

сказала я, - мне лишь его и жаль.

А если вдруг, вкусивший всех наук,

читатель мой заметит справедливо:

- Все это ложь, изложенная длинно. -

Отвечу я: - Конечно, ложь, мой друг.

Весьма бы усложнился трезвый быт,

когда б так поступали антиквары,

и жили вещи, как живые твари,

а тот, другой, был бы и впрямь убит.

Но нет, портрет живет в моем дому!

И звон стекла! И лепет туфель бальных!

И мрак свечей! И правнук Ганнибалов

к сему причастен - судя по всему.

ОЗНОБ

Хвораю, что ли, - третий день дрожу,

как лошадь, ожидающая бега.

Надменный мой сосед по этажу

и тот вскричал:

- Как вы дрожите, Белла!

Но образумьтесь! Странный ваш недуг

колеблет стены и сквозит повсюду.

Моих детей он воспаляет дух

и по ночам звонит в мою посуду.

Ему я отвечала:

- Я дрожу

все более - без умысла худого.

А впрочем, передайте этажу,

что вечером я ухожу из дома.

Но этот трепет так меня трепал,

в мои слова вставлял свои ошибки,

моей ногой приплясывал, мешал

губам соединиться для улыбки.

Сосед мой, перевесившись в пролет,

следил за мной брезгливо, но без фальши.

Его я обнадежила:

- Пролог

вы наблюдали. Что-то будет дальше?

Моей болезни не скучал сюжет!

В себе я различала, взглядом скорбным,

мельканье диких и чужих существ,

как в капельке воды под микроскопом.

Все тяжелей меня хлестала дрожь,

вбивала в кожу острые гвоздочки.

Так по осине ударяет дождь,

наказывая все ее листочки.

Я думала: как быстро я стою!

Прочь мускулы несутся и резвятся!,

Мое же тело, свергнув власть мою,

ведет себя свободно и развязно.

Оно все дальше от меня! А вдруг

оно исчезнет вольно и опасно,

как ускользает шар из детских рук

и ниточку разматывает с пальца?

Все это мне не нравилось.

Врачу

сказала я, хоть перед ним робела:

- Я, знаете, горда и не хочу

сносить и впредь непослушанье тела.

Врач объяснил:

- Ваша болезнь проста.

Она была б и вовсе безобидна,

но ваших колебаний частота

препятствует осмотру - вас не видно.

Вот так, когда вибрирует предмет

и велика его движений малость,

он зрительно почти сведен на нет

и выглядит как слабая туманность.

Врач подключил свой золотой прибор

к моим приметам неопределенным,

и острый электрический прибой

охолодил меня огнем зеленым.

И ужаснулись стрелка и шкала!

Взыграла ртуть в неистовом подскоке!

Последовал предсмертный всплеск стекла,

и кровь из пальцев высекли осколки.

Встревожься, добрый доктор, оглянись!

Но он, не озадаченный нимало,

провозгласил:

- Ваш бедный организм

сейчас функционирует нормально.

Мне стало грустно. Знала я сама

свою причастность к этой высшей норме.

Не умещаясь в узости ума,

15
Перейти на страницу:
Мир литературы