Верховный суд СССР - Коллектив авторов - Страница 57
- Предыдущая
- 57/101
- Следующая
В последние годы Верховный Суд СССР обращал серьезное внимание на четкое разграничение понятий умышленных и неосторожных преступлений, поскольку в практике иногда учитывалось психическое отношение лица к действию, а не к последствию как признаку состава преступления.
Особенно важна полная ясность в этом вопросе после изменения Законом СССР от 11 июля 1969 г. ст. ст. 38, 44, 45 Основ уголовного законодательства и включения ст. 441, в которых весьма существенно разграничиваются правовые последствия умышленного и неосторожного преступлений.
В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 1 июля 1966 г. по делу К. и Ш.183 было отмечено, что ст. 9 Основ с понятием неосторожного преступления связывает определенное психическое отношение виновного к общественно опасным последствиям действий, а не к самим действиям.
Это же положение применительно к большой группе преступлений выражено в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 6 октября 1970 г. «О судебной практике по делам об автотранспортных преступлениях»184. В нем, в частности, сказано, что, поскольку субъективную сторону деяний, предусмотренных ст. ст. 211, 2122, 213, 253 УК РСФСР, определяет неосторожное отношение лица к возможности наступления общественно опасных последствий при нарушении им правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств, упомянутые преступления должны рассматриваться щк совершенные по неосторожности. Это разъяснение может быть распространено и на некоторые другие составы преступлений, в частности на преступления, предусмотренные чч. 2 и 3 ст. 140 УК РСФСР.
Характер мотивов и целей во многих случаях имеет непосредственное значение для квалификации преступления. В нескольких постановлениях и определениях подчеркивалось, например, что осуждение за спекуляцию не может иметь места, если у обвиняемого не было цели наживы185, являющейся признаком состава спекуляции, хотя бы лицо осуществило скупку и перепродажу предметов.
По вопросам уголовной ответственности несовершеннолетних в постановлениях и определениях Верховного Суда проведена линия на применение к ним по возможности мер, не являющихся уголовным наказанием; когда же этого избежать нельзя — то на применение преимущественно мер, не связанных с лишением свободы. При этом основное внимание обращается на задачу исправления и перевоспитания несовершеннолетних.
Указания по этим вопросам содержатся, в частности, в постановлениях Пленума Верховного Суда СССР от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних»186 и от 16 октября 1972 г. «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних и о вовлечении их в преступную и иную антиобщественную деятельность»187. В них содержится ряд указаний, касающихся ответственности несовершеннолетних и лиц, вовлекающих последних в преступления и иные антиобщественные деяния.
В частности, указывается, что к несовершеннолетним, совершившим тяжкие преступления, в необходимых случаях должны применяться строгие меры наказания, но суды должны учитывать обстоятельства, указанные в ст. 32 Основ, и в частности то (особенно в отношении подростков в возрасте 14-16 лет), что совершение преступления несовершеннолетним является в силу ст. 33 Основ смягчающим обстоятельством.
Даны также указания об ответственности лиц, вовлекающих несовершеннолетних в антиобщественную деятельность, по ст. 210 УК РСФСР, а также по совокупности по другим статьям УК в качестве соучастника или исполнителя. В постановлении от 16 октября 1972 г. специально разъясняется понятие доведения до состояния опьянения несовершеннолетних.
Обращено внимание судов на то, что вовлечение взрослыми несовершеннолетних в совершение преступлений и других антиобщественных поступков является одним из обстоятельств, способствующих совершению ими этих поступков, поэтому неуклонное применение закона об ответственности за такое вовлечение является важным средством предупреждения преступности среди несовершеннолетних.
Большое внимание Верховный Суд СССР уделил раскрытию содержания и значения института необходимой обороны.
В ст. 9 Основных начал 1924 года и основанных на ней статьях УК союзных республик говорилось, что меры наказания не применяются вовсе к лицам, действующим в состоянии необходимой обороны.
В определении Судебной коллегии от 12 февраля 1955 г.188 по делу А. эти статьи были истолкованы в том смысле, что не является преступлением лишение жизни нападавшего, совершенное лицом, находящимся в состоянии необходимей обороны, если при этом не было допущено превышения ее пределов.
Таким образом, Верховный Суд рассматривал убийство, совершенное в состоянии необходимой обороны без превышения ее пределов, как деяние, не только не влекущее применения наказания, но как правомерное, не являющееся преступлением. Это было четко выражено затем в ст. 13 Основ уголовного законодательства, которая начиналась словами: «Не является преступлением...».
Большое значение для глубокого и правильного понимания и применения судами норм о необходимой обороне, а также для совершенствования науки уголовного права имело руководящее постановление Пленума Верховного Суда СССР от 23 октября 1956 г. «О недостатках судебной практики по делам, связанным с применением законодательства о необходимой обороне»189.
Развивая предыдущую практику Верховного Суда, это постановление сформулировало принципиальное положение о праве граждан на оборону от общественно опасных посягательств. В нем указано, что действия, вытекающие из этого права, не только не содержат состава преступления как не представляющие общественной опасности, но, наоборот, содействуют укреплению социалистического правопорядка.
В постановлении от 23 октября 1956 г. дано определение превышения пределов необходимой обороны, которого не было в действовавшем тогда законе. Превышение признавалось в тех случаях, когда обороняющийся прибег к защите такими средствами и методами, которые явно не вызывались ни характером нападения, ни реальной обстановкой, и без необходимости причинил нападавшему тяжкий вред190.
Постановление 1956 года ориентирует суды на то, чтобы при решении вопроса о превышении пределов необходимей обороны учитывались как степень и характер опасности, угрожавшей оборонявшемуся, так и его силы и возможности по отражению нападения, его состояние, вызванное нападением, и т. д.
В постановлении разъяснено, что действия липа, подвергшегося нападению, повлекшие тяжкие последствия для нападавшего, если они совершены уже после того как нападение было предотвращено или окончено и миновала необходимость в применении средств защиты, не признаются совершенными в состоянии необходимой обороны, а являются актами самочинной расправы и влекут ответственность как за умышленное преступление. Вместе с тем было пояснено, что состояние необходимой обороны наступает не только в самый момент нападения, но и тогда, когда налицо реальная угроза нападения; учитывать эти обстоятельства стало правилом и в практике, и в уголовно-правовой литературе.
Состояние необходимой обороны признается существующим и тогда, когда акт необходимой обороны последовал непосредственно за актом уже оконченного нападения, если для оборонявшегося по обстоятельствам дела не был ясен момент окончания нападения. Следует заметить, что эта формулировка, воспроизведенная в действующем постановлении от 4 декабря 1969 г., не совсем определенна. Мысль, заключающаяся в ней, видимо, такова: право на необходимую оборону сохраняется и тогда, когда по обстоятельствам дела оборонявшийся, имея к тому серьезные основания, считал, что посягательство еще продолжается.
В постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 23 октября 1956 г. были впервые сформулированы соображения о мнимой обороне, причем разъяснено, что она исключает ответственность, когда вся обстановка давала достаточные основания лицу, применившему средства защиты, полагать, что оно подверглось Реальному нападению.
- Предыдущая
- 57/101
- Следующая
