Комики мирового экрана - Коллектив авторов - Страница 22

• Предыдущая
• 22/45
• Следующая

ЗВАНЫЙ УЖИН

Он снова приумолк.

Правда, в «Гусарской балладе» он вдруг сыграл фельдмаршала Кутузова, и с каким юмором сыграл, доброго, умного, великодушного, лукавого старика. Правда, на сцене Малого театра он поднялся до трагических страстей во «Власти тьмы» Толстого и до сатирического гротеска в «Селе Степанчикове» по Достоевскому. Но ведь черты Фомы Описки на можно увидеть, Игорь Владимирович, и в окружающих вас современниках. Разве не хочется вам, могучему русскому сатирику, еще раз воспользоваться силой кинематографии, хлестнуть по мелким душонкам, по черствым сердцам, по утлым умишкам, по гнусным инстинктам всех, кто путается в ногах советских людей, идущих к коммунизму? Разве не хочется вам, артисту жизнерадостному и неугомонному, показать, что дух человеческий не знает ни старости, ни покоя?

Ваша позиция актера-гражданина, автора своих образов, творца, ответственного за судьбы советской кинематографии, не позволит вам отдохнуть даже на склоне лет, даже в зените славы.

ЗВАНЫЙ УЖИН

Огромное артистическое дарование популярнейшего мастера советской кинокомедии по-прежнему молодо и неисчерпаемо.

Будем ждать новых работ Игоря Ильинского.

Мы еще посмеемся!

Р. Юренев

Эраст Гарин

Поручик Киже — 1934

Женитьба — 1937

На границе — 1938

Музыкальная история — 1940

Свадьба — 1941

Золушка — 1947

Встреча на Эльбе — 1949

Ревизор — 1952

Неоконченная повесть — 1955

Нестерка — 1955

Девушка без адреса — 1957

Ведьма — 1958

Русский сувенир — 1960

Водяной — 1961

Аленка — 1961

Оптимистическая трагедия — 1963

Каин XVIII — 1963

Обыкновенное чудо — 1964

Художники долго и прочно помнят свое детство. Кто из них не посвятил ему хотя бы несколько строчек? Они охотно возвращаются к нему, они с грустью вспоминают далекие времена, когда взгляд был особенно острым и непосредственным...

ПОРУЧИК КИЖЕ

Порой удивляешься, как верно воспоминание выражает образ художника, как точно передает его творческую стихию. «А знаете, что больше всего мне запомнилось в детстве? — сказал однажды в беседе Эраст Павлович Гарин, — собственно, с той поры я себя и помню, а было мне тогда три года. Окна одной из комнат выходили на улицу, а напротив нас помещался часовой магазин. За большой стеклянной витриной стояли часы, много разных часов. Мерцали стрелки, качались маятники. Я ужасно любил стоять у окна и смотреть на эти часы. Это был как бы мой собственный, немного волшебный мир. И вдруг однажды — помню, как сейчас — хлынуло по нашей улице толпа, ударила по витрине камнями, палками. Прямо по моим любимым часам! Посыпалось стекло... Меня, конечно, сразу уволокли от окна. После уж я узнал, что это был погром».

Он рассказывал этот эпизод, окрашивая фразы своей знакомой неповторимой интонацией — слегка удивленно и чуть обиженно, с той степенью наивности и растерянности, по которой мы всегда узнаем Гарина. И которая совсем недавно прозвучала с экрана в знаменитой реплике из «Обыкновенного чуда»:

ЖЕНИТЬБА

— Здравствуйте, любезные! Я — король, дорогие мои.

Король в сказке Евгения Шварца — последняя работа Гарина. А дебютировал он на экране свыше тридцати лет назад ролью адъютанта Каблукова в экранизации повести Юрия Тынянова «Поручик Киже». Фильм вышел на экраны в 1934 году и был едва замечен публикой и критиками. А год этот стал памятен ярким успехом другой картины — «Юность Максима», поставленной Козинцевым и Траубергом, основателями «школы эксцентрического актера». В свое время они сняли «Шинель» и «СВД». Сценарии к обеим лентам были написаны автором «Поручика Киже» и «Кюхли»... События искусства перекликаются, отзываются эхом, иногда вторят друг другу, порой сливаются в довольно стройном хоре.

В самом начале авторы «Максима» предполагали , что главную роль у них сыграет Эраст Гарин. Козинцев и Трауберг писали сценарий, в котором герой представал перед нами тощим парнем с умным взглядом и острым носом, с упрямой копной волос. Художник Еней сделал несколько эскизных разработок к фильму: Гарин в профиль... в косоворотке, небрежно схваченной у пояса, в пиджаке поверх рубахи. Оператор Москвин сделал несколько кинопроб. С Гариным была отрепетирована и снята сцена похорон одного из друзей Максима. Конечно, это был бы другой фильм — с Гариным в роли Максима, — если бы он был. Авторы все же сочли за лучшее снимать ту картину, которая есть. Тогда выбор, павший на Чиркова, казался неожиданным. Сегодня возможность иного Максима (например, гаринского) представляется невероятной.

В первоначальном замысле Максим должен был обнаружить перед зрителями необычность, особенность человека, двигающего революцию. Г. Козинцев и Л. Трауберг вновь готовы были прибегнуть к своему излюбленному в те годы приему — приему остранения. И в этом они целиком полагались на своеобразное актерское дарование Э. Гарина. Но по мере исследования исторического материала, изучения опыта рабочего движения авторы ощутили потребность взглянуть на человеческий характер в движении и развитии. В этом они положились на дарование другого актера — Бориса Чиркова.

Тогда, в 1934 году, не сыгранная Гариным роль вернее и четче прояснила направление его таланта, природу его дарования, точнее обозначила границы того художественного мира, за пределами которого актер может сыграть любую роль, а может и не играть ее вовсе. Гарин действительно предпочитает брать и давать характеры в статике, недвижимые в пространстве и во времени. Это не значит, что герои Гарина статичны, безучастны ко времени и окружающей среде. Просто это значит, что актер исследует исконные, непреходящие противоречия в человеческом характере. Очевидно, ему так удобнее работать: повернуть своего героя неожиданной стороной, новой, еще неизвестной, столкнуть в характере абсолютно противоположные черточки. Он любит вывернуть характер наизнанку, чтобы сделать ее, эту изнанку, наглядной и обозримой. Отсюда, вероятно, идет эксцентрическая манера игры, которую актер отточил когда-то на сцене, в мейерхольдовских постановках.

ЖЕНИТЬБА

В знаменитом спектакле Мейерхольда «Горе уму» Чацкого играл Э. Гарин. Это звучит сегодня как парадокс. Предложение Мейерхольда показалось странным прежде всего самому актеру. Последовала ответная реплика: «Всеволод Эмильевич, я — не любовник, мне бы Кюхельбекера сыграть...»

После премьеры «Горе уму» один критик с удовольствием объявил: опять у Мейерхольда все наоборот.

Но разве эксцентричный Кюхля — Чацкий наоборот? Ведь декабрист Вильгельм Кюхельбекер тоже числится в прототипах героя грибоедовской комедии. Чацкий Гарина был эксцентричен, и это имело свой резон и свое оправдание в той грандиозной игре, которую затеял на сцене режиссер. Сам Гарин очень верно замечает: «У Мейерхольда все было как раз не наоборот, а скорее навыворот». Действительно, традиция исполнения этой роли* — одна из самых устоявшихся в нашем театре. Все известно до мельчайших подробностей, все выверено: страстная интонация, патетический и решительный жест, костюм...

Для актера эксцентрика то же, что для писателя метафора: средство обострить образ, обнажить его суть, сделать характер объемным, как скульптурный портрет, или плоским, точно плакат.

• Предыдущая
• 22/45
• Следующая