Оружейный барон (СИ) - Старицкий Дмитрий - Страница 28

Сын Митя перестал гулить и сказал свое первое слово. 'Дай!'

В ответ на это пришлось констатировать, что между мной и моим сыном глубокая социальная пропасть. Я сын крестьянина, а он сын фабриканта и камергера.

Супружеский долг исполняла ясырка, так как жена вся целиком ушла в свою беременность, и, как казалось мне, была даже рада тому, что у нее есть для меня заместительница. Любить меня Элика не перестала, но любовь ее стала какой‑то другой. Благодарной что ли…

Я же часто прикладывал ухо к ее растущему животу, поглаживал его и слушал, как там развивается плод, который мы все, чтобы не расстраивать Элику называли 'дочкой'.

Зато Альта в койке отрывалась за двоих.

Если это не семейное счастье, то я не знаю другого…

Единственно, что омрачало жизнь так это то, что после ' периодической таблицы Кобчика' от меня все чего‑то ждали этакого… Эпохального. Не просто ждали, а открыто требовали. И это меня здорово напрягало.

Пришлось потратиться и 'открыть' йод.

Водоросли мне доставили по зимней дороге из Риеста по личному указанию графа Риестфорта. Ага… А куда чиновникам было деться если бланк и печать настоящие, даже подпись. И все соответствующие приписи от Дворца. Но за срочную доставку через зимние перевалы вьючным караваном пришлось заплатить. Немало.

Дальше было дело техники и химии. Точнее привлеченных химиков. Я только отдал им водоросли и, обрисовав задачу, уехал на стройку в Калугу. И они уже сами почти месяц колупались — жгли водоросли по — разному, выпаривали, осаждали… и нашли‑таки способ выделить из золы сначала йодный раствор. А из раствора уже сами кристаллы йода.

Потом новый химический элемент представили публике на докладе в Политехническом обществе. И торжественно под аплодисменты ученых заполнили пустую клеточку в 'моей' таблице. Назвали йод 'рецием'.

Часть кристаллов отправили на независимую экспертизу в Имперскую академию наук. И та подтвердила, что это не сложное вещество, а таки действительно новый химический элемент.

Это был оглушительный успех в научном мире, который как‑то прошел мимо военных. Те его не заметили совсем. Ни наши, ни вражеские.

Одним из соавторов открытия йода я поставил Тима Йёссена, который был основными 'руками' этого эксперимента. На радостях, получив квалификацию 'лаборант химии' с соответствующим окладом жалования, он отказался в этот год поступать в Будвицкий Политех, а поехал с другим моим соавтором — химиком Хотеком — ставить в Риесте завод по изготовлению йода из водорослей. Поближе к сырьевой базе.

Потому что как только врачи из военного госпиталя распробовали, что это такое спиртовая настойка йода (настойка реция или 'рецкий бальзам', если по местному), так сразу хором заорали: 'Дай! Быстрее. И побольше!'. И мальчишка загорелся подвижничеством. Я не возражал — войдет парень в истории науки, а доучится потом. Именную Бадонскую стипендию он может получить от меня в любой момент по собственному желанию.

Герцог Ремидий не растерялся и ничтоже сумняшися объявил производство йода (реция) государственной монополией Реции, а способ его производства государственной тайной герцогства. А мы трое получали на руки авторское свидетельство о приоритете. И приличную государственную премию от герцога.

Все причастные дали подписку о неразглашении технологического процесса.

Выдал герцог моим химикам на руки самые грозные бумаги для местного начальства с открытым финансированием строительства нового завода в Риесте. Одновременно рядом должны были поставить спиртовой заводик, и выход готовой продукции планировался уже в виде спиртового раствора готового к медицинскому применению.

Собственником предприятия на сто процентов становилось герцогство.

Хотек — управляющим инженером.

Когда мне герцог об этом сообщил, я только крякнул от неудовольствия, но возражать не стал. Я и так с помощью Ремидия нехило приподнялся тут. Реальный миллионер уже. И вряд ли я всего этого добился бы без его протекции и поддержки. В том числе и денежной. Только внес в герцогские планы разумные коррективы.

Во — первых, объявить йод, то есть реций, 'для города и мира' нашим горным природным ископаемым. Место 'добычи' засекретить. Путь ищут кому надо — горы большие.

Во — вторых, само производство реция замаскировать под мануфактуру матрасов из сушеных водорослей. А промысел йода замаскировать под сжигание 'некондиционных' водорослей, типа ликвидация отходов производства. Таким образом, хорошо мотивируется сбор водорослей, к которому широко привлечь прибрежных жителей. Так и пошив самих матрасов. А готовые матрасы направлять хотя бы в военные госпиталя по Реции и на ту же военно — морскую базу в Риесте. Частью можно выставить в открытую продажу под заказ.

В — третьих, зачем возить тяжести через горы? А именно спиртовой раствор йода. Бодяжить йод со спиртом можно в любом месте, в той же Калуге. А через горы возить только кристаллический йод. Да и легче он при одинаковом объеме тары и больше его влезет в емкость.

В — четвертых, бодяжить 'рецкий бальзам' прямо на спиртовом заводе только в отдельном цеху. Там же и фасовать. Завод по выделке медицинского спирта устроить в той же Калуге. Место, где его приткнуть есть. И логистика там проще.

В — пятых, фасовочную тару изготавливать на 'Рецком стекле'. А для перевозки кристаллов йода через горы устроить филиал 'Рецкого стекла' в Риесте. Делать на нем большие бутыли литров на шестнадцать — двадцать темного стекла, так как не знаю я, как себя кристаллический йод поведет под прямыми солнечными лучами. И те же матрасы можно использовать как амортизирующие прокладки в дороге. Часть бутылей продавать на месте под жидкие грузы, кислоты в первую очередь.

Подумав, Ремидий со мной согласился.

Так что кроме государственной премии, которую мы честно поделили на троих, с производства йода заработать мне не удалось.

А так мечталось…

Премия эта даже затраты на доставку водорослей через зимние горы не окупила.

Наука тут храм, а не торжище…

В качестве утешения герцог повелел меня произвести в 'коммерции советники'.

Удачный рейд дивизии Бьеркфорта по вражеским тылам на восточном фронте в газетах стали обсуждать только в самом конце замы. Но тут уж оторвались, что называется взахлеб. Не жалея хвалебных эпитетов сравнивали удетских конников с былинными героями древности. Что в этих писаниях, в самом деле, правда, а что художественный свист работников пера понять было трудно.

Про наши потери совсем не сообщали, а вражеские, на мой взгляд, сильно преувеличивали.

Пришлось мне констатировать, что умение работать с прессой у наших штабных возросло. Всю зиму про почти месячный рейд нашей конницы по тылам врага ни звука. Заявили о нем только тогда, когда дивизия Бьеркфорта из оного рейда благополучно вышла, с успехом выполнив главную стратегическую задачу — сорвала зимнее наступление царцев на взлете. До лета теперь можно было быть за восток спокойным.

В свою очередь командарм Аршфорт позволил 'скрытно' переправится на свой берег передовой царской пехотной бригаде, занять ей узкий насквозь простреливаемый плацдарм и затем разом взломал лед на реке огнем тяжелой артиллерии. И все больше ничего не делал, только заблокировал десант. Вымерзнув и оголодав, не имея никакой возможности к отступлению, царская бригада сдалась на милость победителя через неделю. Запас патронов у них еще оставался солидный, а вот еды не было уже ни крошки. И не щепки дров. А холодно…

Гвардейские дивизионы особого могущества одновременно преуспели в контрбатарейной борьбе с вражеской корпусной артиллерией, не дав последней даже пристреляться. Воздушная корректировка у нас была на высоте (простите за невольный каламбур), а немногочисленные вражеские дирижабли после того как мы с Плотто сбили под новый год один из них, шарахались от наших воздушных судов еще на дальнем подходе. Один раз попытались ответить пулеметным огнем, но еще раз распробовав, что такое зажигательные крупнокалиберные пули отступились.