Спортсмены - Гладков Теодор Кириллович - Страница 8

- Он же убежит с манежа, - сказал Иван Максимович.

Но судьи настояли на том, чтобы он отпустил противника.

Рауль встал, подошел, шатаясь, к судейскому столу и заявил, что бороться он больше не может.

Удалившись в директорскую комнату, Рауль плакал. Набившиеся туда же офицеры из публики уговаривали его продолжить схватку. Дюмон обещал ему десять тысяч франков, но и это не взбодрило его.

А на манеже Иван Максимович, стоя у судейского стола, доказывал, что убежавший противник - это противник побежденный. Довод был неотразимый. Иван Поддубный был признан победителем.

И вот последний противник. Двухметровый гигант Поль Понс. Объявили условия - пятнадцатиминутная схватка, две минуты отдыха, и дальше схватка без перерыва до двенадцати ночи, до полицейского часа, когда прекращались все зрелища, то есть почти двухчасовой бой.

Настороженность и предвзятость партера еще не прошли, но галерка встретила Ивана Поддубного шумно и дружелюбно. Весть о его предыдущих победах взбудоражила весь Петербург. «Победил француза!» Люди волновались, шли толпами к переполненному цирку, ждали вестей...

Первые пятнадцать минут Поддубный снова хитрил, «щупал... слабые стороны» противника. После перерыва зрители увидели настоящего Поддубного. И вскоре не узнать было некогда могучего Понса. Один из очевидцев этой схватки вспоминал, что Поддубный «швырял его по арене, постоянно заставляя переходить в «партер», чего Понс вообще не любил».

Весь цирк затаил дыхание, нервно сжимались кулаки, было ощущение большого события.

Понс уже не поднимался с ковра. «К концу борьбы на него было жалко смотреть, - говорил тот же очевидец, - трико стало болтаться на нем, как будто Понс внезапно похудел сантиметров на двадцать в талии, скомкалось и превратилось в тряпку, которую хотелось выжать».

И вот уже Поддубный окончательно «сбивает его в «партер».

«Я применял всяческие технические приемы, даже злостные (очевидно, болевые. - Д. Ж.), - вспоминал Иван Максимович. - Весь свой опыт, всю силу и энергию я истратил до конца. Я прикладывал к левой стороне его груди свое ухо и слушал сердце».

Впоследствии Иван Максимович не только себя, но и публику сравнивал с хищным зверем, ждущим добычи...

На сто пятнадцатой минуте борьбы Поддубный провел руку под мышку Понса, уперся кулаком в шею и, помогая себе другой рукой, перевернул противника на спину.

«Я держал его на лопатках, пока меня не стащили за ноги. Свистку арбитра я не подчинился: это я сделал, чтобы не было возражений со стороны публики... Я прекрасно сознавал, что это с моей стороны грубо и некультурно...»

Да, он сознавал, но делал это для первых рядов партера - нате, убедитесь!

Никогда еще Ивану Максимовичу не приходилось слышать таких аплодисментов, таких криков восторга, как в ту полночь. Все три тысячи зрителей вскочили со своих мест, размахивали руками. На манеж полетели и картузы, и котелки...

Поддубный отпустил Понса, встал и поднял руки. В цирке Чинизелли наступила тишина.

- В афишах объявлено, что победителю чемпионата полагается первый приз - пять тысяч рублей. Я боролся целый месяц и заслужил его. Прошу принести деньги сюда, на манеж, и вручить мне их при публике.

Поддубный сказал это, потому что видел уже лихорадочную возню организаторов чемпионата. Дюмон пытался доказать судьям, что Понс был положен вне ковра. Платить денег антрепренер, очевидно, не собирался.

На манеж выбежал Рауль ле Буше и, срывая с себя одежду, требовал, чтобы Поддубный боролся с ним сейчас же. Он кричал, что русский вчера не положил его.

Зрители смеялись. Несправедливость была очевидна. Бороться после двухчасовой схватки?..

Зрители скандировали, требуя вручения приза.

На арену вышел сам господин директор Чипионе Чинизелли и предложил Ивану Максимовичу пройти в контору для получения денег. Тот отказался.

Публика бушевала, вызывала полицию. На манеж спустился петербургский полицмейстер Галле и приказал арестовать кассу цирка. Наконец деньги принесли.

Поддубный снова поднял руки.

- Я прошу принести мое пальто сюда. За кулисы не пойду, убьют!

Тотчас нашлись помощники и телохранители. Принесли пальто, купили в буфете салфетку, чтобы завернуть деньги, проводили до чьего-то услужливо предоставленного экипажа.

Был уже второй час ночи. Проезжая по Симеоновской улице и Литейному проспекту, вдоль которых стеной стояли ликующие петербуржцы, Иван Поддубный вдруг осознал, что произошло событие чрезвычайное. И не только для него лично. Это была победа России, его родины. И с этой ночи ему оказывали такие почести, каких удостаивают только национальных героев.

Иван Максимович и предположить не мог, к каким последствиям приведет его победа над французами, сколько зависти и злобы вызовет его стремительное шествие к титулу мирового чемпиона.

Весь 1904 год он боролся и тренировался. Он поставил рекорд в поднятии тяжестей. Окружающим казалось, что высшего развития человеческий организм достичь не может. Сам Поддубный относился к своим успехам более скромно. Готовясь к парижскому чемпионату 1905 года, он говорил, что если и не положит на лопатки сильнейших, то и себя, ео всяком случае, положить не даст.

Снова встретились сто сорок лучших борцов мира. Снова фаворитами были Иесс Педерсен, француз Лоран Бо- керуа, бельгиец Омер де Бульон. Й разумеется, Иван Поддубный и надеявшийся на реванш Рауль ле Буше.

Но Рауль боялся этой встречи. Через посредников он предложил Ивану Максимовичу «комбинацию», то есть несколько тысяч франков, если тот «упадет». Но Поддубный вовсе не собирался отдавать первенство за чечевичную похлебку...

И вот зал «Фоли Бержер», где в иные дни выступала жена Рауля, известная певичка, увидел новое поражение любимца Парижа, прочно преградившее ему путь к чемпионскому титулу. Поддубный стал для Рауля средоточием всех его несчастий.

Со слов Поддубного один журналист тогда же писал:

«Нигде, ни в одной профессии слава не сопровождается таким хитросплетенным клубком опасностей, предательски подстерегающих ту или иную знаменитость, как в атлетическом мире.

Представители грубой мускульной силы завидуют и мстят друг другу по-своему. Опасного соперника они стараются либо совершенно «изъять» из употребления, либо искалечить. Борцы прибегают к тому и другому способу.

Особой бесчеловечностью в закулисной борьбе отличался самолюбивый француз Рауль ле Буше. Многим спортсменам памятен случай, когда парижские хулиганы-взяточники сбросили с поезда в тоннель негритянского борца, победившего в поединке Рауля ле Буше...»

Теперь Рауль собирался рассчитаться и с Иваном Под- дубным.

А тем временем русский богатырь одного за другим бросал на ковер своих грозных противников. Это был уже не тот увалень, каким он притворялся в Петербурге. Ловкий, быстрый, сильный, он срывал аплодисменты парижан, но ему еще было далеко до чемпиона Иесса Педерсена, который тоже не имел ни одного поражения и вышел вместе с Поддубным в финал.

Иесс Педерсен был красив. Стройный, белокожий, высокий, с рельефными мышцами, он казался совершеннейшим образцом человеческой породы. Про Поддубного же можно было сказать: неладно скроен, да крепко сшит. Когда они показались рядом на ковре, кто-то из публики выкрикнул: «Иесс, хватай этот мешок с картошкой и кончай дело!»

Педерсен был невероятно силен и вынослив, и Поддубный это знал. Но его рассердила насмешливость парижан. Он сразу же стал атаковать датчанина, щедро осыпая его своими знаменитыми «макаронами» - затрещинами, от' которых падали на колени многие борцы. Но у Педерсена была крепкая шея. Попытка обхватить Иесса тоже не получилась. Упершись ладонью в подбородок, а заодно давя и на горло Ивана Максимовича, датчанин высвободился из его железных объятий.

Борцы мяли друг другу мышцы. Час двадцать продолжались хождение по ковру и попытки провести какой- нибудь прием. Иван Максимович решил пойти на хитрость. Движения его замедлились: он стал симулировать учащенное дыхание, усталость... Педерсен оживился и взял его в обхват. Поддубный почувствовал, что руки датчанина еще невероятно сильны. Дважды обхватывал Педерсен Ивана Максимовича, а на третий раз русский борец внезапно зажал руки датчанина и «с полусуплеса так шибко его бросил, что сам через него перелетел...».