Выбери любимый жанр

Битва близнецов - Уэйс Маргарет - Страница 44


Изменить размер шрифта:

44

Карамон обернулся. Маг вышел из тени, одетый в походный плащ и сапоги для верховой езды. Гигант хотел что-то сказать, но Гэрик уже почтительно придерживал Рейстлину стремя и помогал ему усесться верхом на нервную вороную лошадку, которой маг отдавал предпочтение в последнее время.

В присутствии своих людей Карамон не посмел ничего возразить. Очевидно, Рейстлин предвидел это, так как в его глазах промелькнул довольный огонек, затем они снова стали зеркальными, как безмятежная поверхность стоячей воды.

— Тогда — вперед, — пробормотал Карамон, пытаясь скрыть свой гнев. — Гэрик, пока меня не будет, ты останешься за главного. Не думаю, чтобы я отсутствовал слишком долго. В любом случае, твоя первоочередная задача — заняться гостями. Проследи, чтобы их накормили и напоили, а наших селян выведи подальше в поле. Когда я вернусь, они должны колоть своими копьями соломенные чучела, а не друг друга. Ясно?

— Да, господин, — торжественно ответил Гэрик и поднял руку в рыцарском салюте.

А Карамон, увидев знакомый жест, снова вспомнил Стурма, а вместе с ним — дни своей юности, когда он и Рейстлин путешествовали со своими друзьями — Танисом, Флинтом Огненным Горном, Стурмом…

Покачав головой, он попытался отогнать от себя эти воспоминания и быстро выехал из лагеря.

Однако воспоминания не желали оставлять Карамона. Напротив, стоило ему только въехать в лес и отыскать звериную тропу, как они нахлынули с новой силой. Причиной этому был Рейстлин. Обернувшись через плечо, Карамон увидел, что брат едет позади него, как это бывало в старые Добрые времена. Маг никогда особенно не любил верховую езду, однако в седле держался уверенно, даже с изяществом. Впрочем, Карамон знал, что Рейстлин прекрасно справится с любым делом, если только этого захочет. Маг ничего не говорил, он даже не смотрел на Карамона из-под своего черного капюшона, однако и это было Карамону хорошо знакомо. В прежние времена им случалось путешествовать, обмениваясь за неделю лишь одним-двумя десятками слов.

Но, несмотря на все это, связь между ними — родство крови, тела и души — продолжала существовать, и Карамон почувствовал, как в нем пробуждается полузабытое ощущение товарищества. Его гнев понемногу остывал, и гигант начинал сознавать, что в основном он сердился вовсе не на Рейстлина, а на себя самого.

Полуобернувшись в седле, Карамон сказал:

— Мне… очень жаль, что так вышло, Рейст… Прости меня. Ты говорил правду, Крисания рассказала мне, что… что она…

Карамон стушевался и покраснел.

— Проклятье, Рейст! Только одного я никак не пойму — зачем тебе понадобилось поступать с ней так жестоко и грубо?

Рейстлин поднял голову, и брат увидел его лицо.

— Я должен был быть жестоким и грубым, — ответил он почти мягко. — Я должен был заставить ее увидеть пропасть, разверзшуюся у самых ее ног, пропасть, которая способна поглотить всех нас, стоит только один раз оступиться.

Карамон с любопытством покосился на брата.

— Можно подумать, что в тебе нет ничего человеческого, Рейст.

К его огромному изумлению, Рейстлин не стал спорить, а лишь печально вздохнул, и пронзительный взгляд его на мгновение стал задумчивым и печальным.

— Человеческого во мне больше, чем ты можешь себе представить, брат, — сказал он с кривой, болезненной улыбкой, которая ужалила Карамона прямо в сердце.

— Тогда люби ее, люби! — Карамон чуть придержал коня и поехал бок о бок с братом. — Забудь про все пропасти и бездны. Может быть, ты и могущественный маг, может быть, она великая жрица, однако под вашими плащами, хоть они у вас и разного цвета, спрятано одно и то же. Вы оба сделаны из плоти и крови, а не из заклинаний и молитв. Обними же ее и… и…

Карамон так разволновался, что невольно дернул поводья, и его конь остановился посреди тропы, в то время как Рейстлин проехал чуть вперед.

Обернувшись, он увидел, что лицо Карамона горит от возбуждения.

Маг тоже остановился и, дождавшись, пока брат снова поравняется с ним, наклонился с седла и коснулся пальцами руки Карамона. Прикосновение Рейстлина обожгло гиганта, словно огонь.

— Выслушай меня, Карамон, и попытайся понять, — сказал Рейстлин спокойно, однако бывший гладиатор невольно вздрогнул. — Я не способен любить. Неужели ты до сих пор этого не понял? О да, ты совершенно прав, под моим черным платьем скрывается смертное тело из плоти и крови — что весьма прискорбно. Как любой мужчина, я подвержен похоти, только и всего. Так что все это… просто похоть.

Рейстлин пожал плечами.

— Для меня это, возможно, не имело бы никакого значения. Я мог бы поддаться своим желаниям. Ничего страшного наверняка не произошло бы. Ну конечно, увлечение женщиной ослабило бы мои силы, но ненадолго. И ни в коем случае не повлияло бы на мои магические способности. Но… — взгляд Рейстлина пронзил Карамона, словно осколок льда, — это погубит Крисанию, когда она об этом узнает. Заметь, я говорю «когда», а не «если». Она обязательно узнает!

— Ты просто ублюдок, и сердце твое черно, как твое платье! — сквозь стиснутые зубы откликнулся Карамон.

Рейстлин приподнял бровь.

— Разве? — переспросил он. — Если бы это было так, разве я не воспользовался бы случаем, который мне представился? Разве я не сорвал бы этот цветок, тем более что меня об этом умоляли чуть ли не на коленях? Нет, я, в отличие от некоторых, умею держать себя в руках и контролирую свои эмоции.

Карамон растерянно заморгал и, пришпорив коня, снова двинулся по тропе впереди Рейстлина. Опять этот Рейстлин каким-то образом перевернул все с ног на голову. Ощущение вины, казалось, только и дожидалось этого момента, чтобы с новой силой дать о себе знать Карамону. Это он стал легкой добычей животных инстинктов, которые не сумел держать под контролем, а его брат, только что хладнокровно признавшийся в своей неспособности любить, оказался благородным и самоотверженным. Понять этого гигант никак не мог и только качал головой.

Братья-близнецы в молчании углублялись в лес по следам Крисании. Она явно предпочитала держаться тропы, не отклоняясь от нее ни влево, ни вправо. И ни разу она не побеспокоилась о том, чтобы хоть как-то замаскировать следы своей подкованной лошади.

— Вот женщины!.. — пробормотал Карамон себе под нос некоторое время спустя. — Если уж у нее было настроение прогуляться и разрядить свое дурное настроение, почему было не облегчить нам задачу и не пойти пешком? С чего ей вздумалось хватать лошадь и мчаться, не разбирая дороги?

— Ты не понял ее замысла, брат, — немедленно откликнулся Рейстлин. — Поверь, у нее есть определенная цель.

И он пристально всмотрелся в следы на тропе.

— Вот уж! — фыркнул Карамон. — Слушай меня, Рейст, я-то их знаю. Как-никак я несколько лет был женат. Крисания поступила так потому, что была уверена — мы непременно отправимся за ней. Вот и понеслась по полям по лесам, сама не зная куда. Да и убегать насовсем она не хотела. Так, блажь одна… Или истерика. Вот увидишь, пройдет немного времени, она успокоится и мы нагоним ее. А может быть, и совсем скоро, если конь захромает. Крисания будет сидеть под кустом, неприступная и холодная. Мы извинимся перед ней, и… она получит свою дурацкую отдельную палатку, если ей так этого хочется. Ага! Гляди! Что я тебе говорил?

Карамон резко остановил коня и указал на степь, по которой тянулась полоса примятой травы.

— По этому следу и слепой овражный гном пройдет! Едем!

Рейстлин ничего не сказал и пришпорил кобылу, но на его узком лице появилось задумчивое выражение. Братья пересекли степь и, отыскав то место, где Крисания углубилась в пихтовник, последовали за ней. След привел их к ручью, но, переправившись на противоположный берег. Карамон вдруг остановился.

— Что за… — пробормотал он, оглядываясь по сторонам. Стронув своего коня с места, он медленно поехал по кругу. Рейстлин только вздохнул и остался на месте, оперевшись руками о луку седла.

— Я тебе говорил!.. — мрачно заметил он. — У нее была цель. Она очень умна, брат. Она хорошо знает тебя и знает, как работает твой мозг… когда он работает.

44
Перейти на страницу:
Мир литературы