Глоток огня - Емец Дмитрий Александрович - Страница 9

Поэтому Сашка отчаянно вертел головой, надеясь все же их отыскать. Когда он совсем отчаялся, далеко внизу, в разрывах туч, он увидел две крошечные, рядом держащиеся точки. Вот же они! Удивляясь, что Ул и Родион так сильно сбросили высоту, Сашка стал резко снижаться, стараясь только, чтобы Аскольд не перешел в пикирование. А то подумает еще, что они идут в нырок, потом не остановишь. Пригнувшись к седлу, Сашка падал сверху на Ула и Родиона. Он подумал, что занятно будет пронестись над ними, испугать, а потом резко развернуться у них перед носом.

Ветер бил ему в лицо. Слезящиеся глаза выдавали расплывчатую картинку. Ул и Родион, к которым он стремительно приближался, казались сверху какими-то пляшущими человечками. Сашка видел, как, не замечая его, они вертят головами, и попутно слабо удивлялся, что крылья у Азы и Митридата выглядят сверху темными. Надо же, как свет играет!

Внезапно Аскольд, до того снижавшийся с большим жаром, стал вскидывать морду и пытаться забрать в сторону. Сашка не дал ему это сделать, натянув поводья. Они резко теряли высоту. Крылья, к которым они приближались, увеличивались. Их очертания все больше напоминали летучих мышей. У пегов таких крыльев не бывает. Несколько мгновений Сашка упорно сопротивлялся, пытаясь подогнать реальность под то, что он считал реальностью.

Фигурки в седлах тоже становились больше. Сашка различал уже термокомбинезоны, абсолютно непохожие на куртки шныров, и поблескивающие подковы закинутых за спины арбалетов. Берсерки! Вот осел! Вместо Родиона и Ула он пытался пристроиться к двум ведьмарям! В последний момент один из берсерков задрал голову, уставившись на него. Сашке почудилось даже, что он видит, как берсерк в смертельном испуге разинул рот.

Останавливаться было уже поздно. Отворачивать тоже. Крылья у Аскольда были полуприжаты. Разогнавшийся как пуля, он стремительно обрушивался прямо на гиел. Действительно, какие тут арбалеты! Какие топоры! Сашка до боли закусил губу, закричал. Крик сразу снесло – он его даже не услышал. Продолжая беззвучно кричать, Сашка пронесся между берсерками, удивившись, что гиел разметало как осенние листья.

«Неужели задел? Вдруг крылья пегу переломал?» – мелькнула мысль.

Убежденный, что берсерки, пылая жаждой мести, уже гонятся за ним, он вскинул голову. Картинка, которую он увидел, отпечаталась в его сознании на всю жизнь. Одного из берсерков выбросило из седла, и он повис, застряв ногой в стремени. Гиела металась, летая кругами и сильно заваливаясь на один бок. Похоже, всадник, не осознавая, что делает, продолжал жалить ее электроповодьями. Другой берсерк, опомнившись, пытался направить свою гиелу вслед за Сашкой, но гиела упрямилась.

Параллельно Сашка, к удивлению своему, обнаружил, что мир трясется. Это он сам, не осознавая этого, всем телом наклонялся вперед и раскачивался. Ему казалось, что так он разворачивает Аскольда и толкает пега к спасительному облаку. Откуда-то сбоку и сверху вынырнул Родион. Как петух наскочил мощной грудью Митридата на второго берсерка. Безжалостно сшиб его, и тот вместе с гиелой унесся куда-то, зачерпывая руками воздух и точно сам пытаясь лететь.

Потом Родион оказался прямо перед Сашкой. Что-то закричал. Замахал рукой, привлекая внимание. Сашка видел, как распахивается его рот, но почему-то голос Родиона звучал не изо рта, а со стороны вцепившейся в поводья Сашкиной руки. Ах да, кентавр!

– Лети за мной, дурила! Пега выравнивай! Чего ты трясешься в седле? Расшибешься!

Сашка, опомнившись, перевел Аскольда в горизонтальный полет. Следуя за Родионом, он пронесся над самыми крышами, едва избежав столкновения с одинокой железной мачтой, к которой сходилось множество проводов. Выправился. Полетел за Родионом. Не жалея Митридата, Родион сердито и быстро набирал высоту, изредка переговариваясь о чем-то с Улом, которого Сашка сейчас не видел.

Они продолжали подниматься. Сашка угадывал высоту по возраставшему холоду и по тому, что все тяжелее становилось дышать. Лишь когда они пронизали первую, а за ней и вторую тучу, Сашка понял замысел Родиона и почему тот не жалел Митридата. Родион отрывался от возможной погони, но отрывался не уходом к ШНыру, а набором высоты.

Предельная высота полета пега – пять-шесть километров. На шести километрах уже сложно лететь без кислородной маски. Шныр начинает задыхаться, а пег быстро устает – ведь ему тоже нужно дышать. Гиелы же те вообще редко поднимаются выше трех. Не любят высоты. Поэтому с трех километров до шести – царство пега. Ведьмарей здесь редко когда встретишь.

Наконец откуда-то вынырнул Ул и, часто оглядываясь, чтобы убедиться, что они его видят, пристроился впереди. Замахал рукой, показывая, что довольно, больше подниматься не нужно. Сашка пролетел еще немного, а потом летящего впереди Ула подхватило и, как невесомую бумажку, отшвырнуло сразу метров на пятьдесят. Сашка увидел, как, едва усидев в седле, Ул с усилием разворачивает Азу. Потом точно так же, но уже чуть мягче, потому что он был уже готов, подхватило и отбросило Родиона.

Пока Сашка соображал, что случилось, то же самое произошло и с ним. Налетевший откуда-то ветер ударил Аскольда под правое крыло. Пега развернуло, поставив почти перпендикулярно земле. И сразу же отбросило, как прежде Ула и Родиона. Правая нога Сашки выскользнула из стремени. Он попытался удержаться, но ощутил, что заваливается все сильнее и сильнее. Еще немного – и он повиснет, как тот берсерк, если вовсе не вылетит из седла. Сашка отчаянно замахал руками и в последний момент сумел вцепиться в одну из сумок. Это помогло ему удержаться. Он вернулся в седло. К тому времени Аскольд уже самостоятельно развернулся крыльями по ветру. Вокруг что-то выло, гудело. Попутное воздушное течение! Вот что они искали и наконец обнаружили!

Аскольд несся в воздушном потоке, следуя за Улом и Родионом, которые были уже далеко впереди. Скорость потока была так высока, что Аскольд почти не двигал крыльями. Разбросал их и планировал, изредка делая несколько точных и коротких взмахов, чтобы подправить полет.

Холод был жуткий. Виски сковало точно обручем. Торчащие из-под шапки волосы звенели. Влага на куртке превратилась в лед. Окажись тут Рина с ее образным воображением, она назвала бы Сашку «ледяным человечком». Перья пега снаружи тоже покрылись льдом, но он был тонок, не держался и соскальзывал крошечными брызгами. Видно, сама форма пера как-то препятствовала обледенению. Какое же все-таки продуманное и совершенное существо – пег!

Летели они очень долго. Так долго, что солнце начало выцветать и выцвело в вечер. Ревущий ветер покачивал Сашку как куклу. Убаюкивал. Выдувал все мысли. Он уже не знал, ни куда летит, ни зачем летит, ни летит ли вообще. В нем все вымерзло. Все размылось.

Изредка Сашка закрывал глаза и позволял себе на одну-две секунды уснуть. Потом толчком просыпался. Поначалу ему еще смутно хотелось, чтобы полет скорее прекратился, но потом и это желание исчезло. Он скорее удивился и даже воспротивился, когда, прорезая вечер, точно загустевший кисель, впереди него возник Ул, замедливший полет Азы, и как мельница замахал руками.

Несколько секунд Сашка непонимающе таращился на Ула, а потом, очнувшись, направил Аскольда в сторону и вниз. Тяжелый пег неохотно вышел из ревущего потока и стал снижаться.

Внизу редкими островками, похожими на плохо выбритую щетину, толпились деревца, а между ними – снег, снег, снег. В снег они и сели. Потом долго брели пешком, ведя пегов за собой. Было сыро и противно. Пеги фыркали, упрямились. Аскольд то и дело останавливался и стоял как ослик, сильно откинувшись назад и расставив передние ноги. Не сложенные до конца крылья со встопорщенными перьями висели по сторонам какими-то непонятными одеялами, прикрывавшими сумки с закладками. Аза тоже капризничала.

Родион искал место для ночлега. Наконец они зашли в лесок. На оттаявшем склоне развели костер. Нарубили елок, мигом соорудив навес. Теплый воздух от костра попадал под него, бродил и, отыскивая щели, просачивался наружу. Быстро стало тепло, даже почти жарко. Пеги, стреноженные и с подвязанными крыльями, ходили у ручья, в низине.