Тайна черной жемчужины - Басманова Елена - Страница 39
- Предыдущая
- 39/69
- Следующая
– Там проводятся большие велосипедные гонки с участием иностранцев – итальянца Деи и француза Метро. У Деи хороший ход, езда красивая и изящная, а Метро неинтересен, хуже нашего Бутылкина. А тренировку в гимнастическом зале я сегодня пропущу – долг перед учителем превыше всего.
– Близкие люди и должны помогать друг другу, – охотно согласилась Полина Тихоновна. – Ипполит Сергеевич, а не возьмете ли вы на себя хотя бы часть обязательств профессора?
– Смотря что. Николай Николаевич не ввел меня в курс дела, – опустил голову Ипполит.
– Ничего страшного. Я вас введу, у меня все записано. – Ласковая улыбка Полины Тихоновны ободрила профессорского ассистента.
И она старательно перечислила ассистенту профессора всех, кто искал Николая Николаевича по делу. Самое интересное припасла к концу своего отчета:
– Звонил господин Шлегер по поводу сверхлегкого стекла. Вы об этом должны что-то знать. Господин Иллионский хотел уточнить стоимость быстрорастворимых актерских костюмов. Ротмистр Золлоев спрашивал о добавках к серебру – чтобы оно ночью светилось. А господин Апышко, хлеботорговец, обещал завтра утром переслать в лабораторию агрегат для выпекания блинов. Все. Будут перезванивать. Возьметесь ответить?
Профессорский ассистент онемел, брови его поползли вверх.
– Неужели профессор ничего не рассказывал вам о проектах, посвященных празднованию двухсотлетия Петербурга? – Полина Тихоновна испытующе глядела на озадаченного собеседника.
– К сожалению или к счастью – ничего, – осторожно протянул Ипполит.
– Странно, – удивилась его собеседница, – город готовится к юбилею, а химическая лаборатория университета остается в стороне... Почему ж вы не подключаетесь к борьбе за выгодные заказы? На вырученные деньги можно было бы закупить новое дополнительное оборудование для лаборатории в Германии. Профессор пренебрегает такими заказами, он человек старомодный. Но вы-то, Ипполит, дитя нового времени.
– Мы подумаем, – дипломатично заявил пришедший в себя Ипполит. – А что пишут газеты о подготовке к юбилею?
– Все больше о скверном санитарном состоянии Петербурга: первобытные конки, плохое освещение, преотвратительные трубы, жалкие сады и скверы Извозчики грубы и грязны. Предлагают заменить фонарные столбы, снести Пташниковские киоски у Аничкова моста: они и мост, и Фонтанку закрывают. Городская Дума никак не может решить, нужен ли нам метрополитен, зато к двухсотлетию обещают выпустить новый путеводитель по Петербургу... – И, внимательно взглянув на равнодушного к ее новостям собеседника, чуть ехидно добавила:
– А на Марсовом поле собираются разбить парк, Лебяжью канавку засыплют, а на ее месте проложат роскошную аллею.
Вытянутая физиономия молодого ассистента побудила ее продолжить рассказ о грядущей страшной участи велосипедного циклодрома.
– Для экипажей оставят проезд, а для пешеходов устроят переход по легким воздушным мостикам. И расползутся по Марсову полю чистенькие ресторанчики без крепких напитков, будет, где напиться чаю. – Искреннее отчаяние молодого человека заставило Полину Тихоновну смягчиться:
– Не расстраивайтесь, дорогой мой. Это все прожекты. Но сейчас-то вы, Ипполит Сергеевич, наверное, не откажетесь от чая?
И вручив Прынцаеву газету со спортивными новостями, всезнающая дама отправилась на поиски Глаши. Вызывать ее звонком она не хотела, чтобы лишний раз не побеспокоить профессора, а напоить профессорского ассистента чаем следовало. Вряд ли он дождется обеда – большие гонки важнее.
– И Глафира-то наша с пути праведного сбилась, – посетовала Полина Тихоновна, вернувшись в гостиную, – тоже природа берет свое. Жених у нее появился. Павлуша. Сидит сейчас в ее каморке, чай с блюдца прихлебывает, а Глафира умильно на него поглядывает. Нарушила я их маленькую идиллию.
– Дело обычное, – покраснел Ипполит, – девушка молоденькая, приятная... А где же наши милые барышни? Не бросили же они больного отца? Я надеялся, что увижусь с ними, раз они ухаживают за ним.
– Ухаживают, ухаживают, да ненадолго отлучаются и по своим делам. Мурочка недавно вернулась, расстроенная, сидит в своей светелке, – уклончиво ответила Полина Тихоновна. – Скоро, думаю, выйдет к нам.
– А Брунгильда Николаевна? Ассистент профессора Муромцева не терял надежды завладеть сердцем старшей дочери своего научного руководителя. Свои шансы он расценивал ныне даже выше, чем раньше. Его оптимизм подогревала мысль о том, что считавшийся долгое время его соперником доктор Коровкин не спешит предлагать руку и сердце златокудрой красавице – ходит в дом не один год, а все не решается. Видно, так и не решится. Только с виду производит впечатление человека солидного и основательного, а характера нет. Неудивительно. Характер, если от природы не дан, только спортом можно выработать. А доктор Коровкин еще лет двадцать будет собираться да раздумывать: в прошлом году хотел заняться лаун-теннисом, и что? Так и не занялся. Ни лаун-теннисом, ни чем другим.
– Мы все ждем вестей от Брунгильды Николаевны. – Раскрасневшаяся Глаша, вошедшая в гостиную с подносом, стрельнула глазами в сторону старинного воздыхателя старшей барышни. – Все за нее беспокоимся.
Ипполит Прынцаев с недоумением проследил за ловкими движениями горничной, проворнее, чем обычно, расставившей перед ним закуску и чай, и заметил, что, взглянув на Полину Тихоновну, девушка внезапно изменилась в лице.
– В чем дело, Глафира? – спросил он сурово. – О чем вы? Что с Брунгильдой Николаевной?
– Ах, дорогой Ипполит Сергеевич, – вместо недовольно надувшей губы Глаши ответила чересчур живо тетушка доктора Коровкина, – Брунгильда должна позвонить. У нее сегодня важная встреча, приезжает французский импресарио, который может заключить с ней контракт на несколько выступлений за границей. Мы все волнуемся.
– А-а-а, – успокоился Прынцаев и подвинул к себе тарелку с холодной закуской: маринованным судачком, копченым гусем, бужениной. – А я почему-то испугался.
– Нагнала ты, Глафира, страху на Ипполита Сергеевича, – с многозначительным укором посмотрела на девушку Полина Тихоновна.
Глаша стояла, опустив глаза в пол. Она была недовольна всем: ей не нравилась заговорщическая обстановка, царившая в доме в последние три дня. Говорили все шепотом, ждали каких-то звонков. Сами звонили по больницам и моргам: вчера Николай Николаевич, а сегодня с утра и госпожа Коровкина. И на тебе, оказывается, даже от таких близких семье людей, как Ипполит Сергеевич, надо все скрывать! А следовало давно сообщить в полицию! Полицейские-то разобрались бы с похитителями старшей барышни. Жива ли, бедняжка? Не замучили ли ее злодеи?
Профессор Муромцев строго-настрого запретил всем, и Глаше тоже, говорить кому-либо о похищении Брунгильды Николаевны. Боялся скандала! Особенно возмущало Глашу, что и профессор, и даже доктор Коровкин удумали, будто барышня сбежала из родительского дома с богатым соблазнителем или смазливым террористом... Своему Павлуше Глаша все рассказала – он уж намекал ей о том, что ему пора жениться... Не сегодня завтра под венец позовет. Что ж скрывать от будущего мужа?
– Спасибо, Глаша, иди, ты больше не понадобишься, – строго произнесла Полина Тихоновна.
Обиженная Глаша ушла из гостиной в свою каморку, потчевать кудрявого Павла Савельича. А Полина Тихоновна, стараясь отвлечь Прынцаева, быстро заворковала:
– Все болезни оттого, что интеллигентные люди перестают ходить в баню. Разве ванны прибавят здоровья? Как всегда было? Почувствует русский себя нездоровым, выпьет водки с чесноком и перцем, закусит луком да идет в баню париться. И тело натирали и соленым медом, и тертой редькой, и чистым дегтем, и скипидаром. Паром и веником болезни разные изгоняли. «Веник в бане голова», – говаривали наши предки.
– Я по субботам всегда хожу в Воронинские бани, там и вода невская, она все-таки почище, чем из Екатерининского канала или Фонтанки, – похвастался Прынцаев, уминая аккуратный ломтик гусятинки. – И веник себе выбираю березовый, чтобы листья были длинные, гибкие, нежные. Такой веник и в горячей воде распаривается быстро, да и к телу листья не прилипают. При моих физических нагрузках без бани не обойтись, – гордо заключил ассистент профессора, вытирая салфеткой рот.
- Предыдущая
- 39/69
- Следующая
