Зона зла - Щелоков Александр Александрович - Страница 11
- Предыдущая
- 11/78
- Следующая
Кадровик – полковник внутренних войск Рожков – сидел за столом, тяжело отдуваясь.
Его переполняла нездоровая диабетическая полнота. Бесцветные глаза из-под набрякших век смотрели на Демина с холодным безразличием. Полковник, как то знали все, одно время служил замполитом полка в Советской Армии, по болезни был уволен, получил работу в обкоме партии и вот теперь «брошен» на укрепление милицейских кадров. Высшие советские боссы верили, что партийные работники, пусть самые бездарные и ленивые, в любое время способны руководить дипломатией, сельским хозяйством и милицией.
– Товарищ полковник, по вашему приказанию прибыл. – Демин прижал руки к бокам и пристукнул каблуками.
– Так. Значит, Демин? – Полковник шевельнул тонкую папочку пепельного цвета с документами, лежавшую перед ним. – Знаешь, зачем тебя вызвали?
Демин изобразил непонимание. Дурачком в таких ситуациях выглядеть лучше всего: умных стараются бить больнее – не умничай.
– Нет.
– И не догадываешься? – В глазах полковника затеплилась искра интереса. – Верно?
– Догадаться нетрудно. – Демин вздохнул. – У нас в кадры вызывают, когда собираются сказать «ауфвидерзейн».
– Есть за что?
– Начальство причину найдет всегда.
– Верно. Ты случаем академию не кончал? – Полковник говорил лениво, невкусно, будто жевал холодные макароны.
– У вас обо мне все записано. От и до. Разве не так?
– Так, Демин, но я поинтересовался, может, ты случайно о повышении образования еще не успел доложить по команде. Очень уж хорошо рассуждаешь. Как академик.
– Нет, не кончал.
– Так какого ж ты! – Полковник взорвался громким криком, таким, что сам подскочил на стуле. Грохнул кулаком по столу и тут же ткнул пальцем в сторону Демина, будто собирался его проткнуть. – Есть вещи, которые каждый должен знать как «Отче наш».
– «Отче наш» не знаю. Не учил и учить не собираюсь. Я неверующий. – Демин не переносил, когда на него орали. А по тому, как взвился полковник, он понял: хорошего ждать не приходится. – Разрешите уйти?
– Я те уйду! – Спокойствие вернулось к полковнику так же быстро, как и накатил взрыв. – Есть, Демин, вещи, которые надо знать как Гимн Советского Союза. Его-то ты знаешь, надеюсь?
– «Союз нерушимый республик свободных…» – Демин начал и вдруг запнулся. – Может, мне лучше не словами, а сразу спеть?
Глаза полковника живо блеснули.
– Ты шутник, однако, Демин. С правительственной машиной тоже была шутка?
– Нет, всерьез.
– Слава Богу. – Полковник бросил многозначительный взгляд на потолок. – А то там у нас шуток не понимают и не любят.
– А если всерьез, то понимают?
– Уже поняли, Демин. Когда замахиваются на власть, она это тут же улавливает. Так что еще как поняли. И велено тебя пригласить, поставить здесь в позу стартующего бегуна и дать пинка в зад. Чтобы впредь не гавкал на папу и маму. И мы тебе пинка дадим. Мы здесь народ исполнительный.
Терять больше, чем было потеряно, Демину уже не приходилось.
– Задницу, товарищ полковник, я не подставлю. Нужен рапорт? Напишу.
– Нахальство – второе счастье. Верно? – Рожков подпер щеку кулаком и в упор посмотрел на Демина. – С тобой говорит полковник. Слуга царю, отец солдатам. Старший товарищ по партии большевиков. А ты как с ним разговариваешь?
– Как я понял, меня один… – Демин запнулся. Хотел дать определение покруче, выразиться позабористее, но решил, что все же хамить не стоит, и потому закончил с мягкостью ниже нижнего предела: – Как я понял, меня один черт попрут из милиции. Как же, инспектор ГАИ задержал машину, которая имеет право давить людей, а ее и остановить нельзя.
– Нет, Демин, – полковник притворно вздохнул, – верняком ты кончал академию. Ну все наперед знаешь. Ну, все. Хоть стой, хоть падай. Только теперь минутку помолчи.
Полковник выдвинул ящик стола, достал оттуда пластмассовую трубочку-пенал с лекарством, выкатил на ладонь крупную розовую таблетку, слизнул ее и проглотил.
– Не переживай, академик, это не от тебя.
– Может, мне лучше уйти?
– Нет уж, давай договорим.
Демин не сдавался:
– Все и так ясно.
– Ей-Богу, академик, доведешь меня до греха.
В словах Рожкова послышалось нечто, что заставило Демина смириться:
– Молчу, товарищ полковник.
– Ты вот считаешь, что я тебя готов попереть, если следовать твоему определению. Верно? Ладно, попрем. Теперь пойдем дальше. Твое место окажется не занятым. Мне скажут: ищи людей, комплектуй штаты. А где я стану брать честных толковых работников?
– Значит, я толковый?
– Нет, ты бестолковый, но честный. Пойдем еще дальше. Тот товарищ, который над твоей макушкой гирьку повесил, сам на место инспектора ГАИ не пойдет. Пример нам не покажет. Он руководит в иных масштабах. И что мы получим в итоге? Молчишь, Демин? То-то.
– А что я могу сказать?
– Скажи хотя бы: вот полковник сидит и рассуждает мудро, по-государственному. Я одобряю, когда меня хвалят. Глас народа, знаешь ли…
Демин смекнул, что грозу проносит, и повеселел. Это не ускользнуло от внимания полковника.
– Заулыбался? Зря. Мне приказано из ГАИ тебя вытурить. Понял? И я обязан это сделать.
Демин вновь повесил голову.
– Что же ты скис? Я нашел тебе место, где твои новые благодетели искать строптивого инспектора не станут. Пойдешь в специальное подразделение?
Демин смотрел на Рожкова и не знал, что ответить. Однако с этой минуты в официальном лице, в бюрократе он вдруг увидел чего не замечал раньше: доброту, скрытую маской безразличия, причастность к человеческим страданиям, которую дают людям болезни, умение защищать своих, тех, для кого он является отцом-командиром.
– Пойду.
– Вот и ладно. Явишься к полковнику Трубину. Я ему позвоню. Держи адрес…
Так Демин вышел на очередной виток жизни, чтобы идти дальше и спотыкаться уже на других путях.
Полковник Трубин пришел в милицию переводом из армейского спецназа. Он начинал новый этап борьбы с преступностью, которая все больше приобретала черты хорошо отлаженной боевой организации. Противостоять ей теперь могли не милиционеры-одиночки, а специализированные, хорошо обученные подразделения.
Опыта подготовки таких бойцов и отработанной тактики действий у милиции пока не имелось, и Трубин начинал с нуля.
Собирать команду он стал с отбора людей.
Демин явился к нему в числе первых.
Трубин, спокойный, уравновешенный человек с задумчивыми глазами и негромким голосом, беседовал с Деминым долго и обстоятельно. Выяснил все о его армейской службе, грустно покачал головой, когда слушал рассказ о событиях, сломавших карьеру требовательного гаишника, и лишь потом заговорил о главном:
– Мне бы, Юрий Петрович, не хотелось заманивать вас в свою команду. Подумайте, взвесьте все. Недельки две вам на это хватит?
Демин удивился. Такого срока на принятие решения ему еще никогда не давали. Тем более он привык действовать без колебаний: коли надо, значит – вперед!
– Мне казалось, товарищ полковник, что согласие я уже дал.
– Верно, но может статься, что вы сами же потом и раскаетесь. Все же не на перекрестке стоять. Каждый вызов будет выездом на войну.
– Знаю. К этому я готов.
– Не торопитесь. – Трубин, казалось, поставил целью отговорить Демина, заставить его отказаться от своего решения. – У этой войны куда больше поганых сторон, чем может показаться на первый взгляд.
– Война есть война. – Демин бодрился.
Он не хотел выдать командиру своих колебаний, чтобы тот ни в малой мере не усомнился в смелости нового подчиненного.
Трубин посмотрел на Демина долгим изучающим взглядом. Ему хотелось понять, насколько искренен в своих рассуждениях лейтенант. Если это обычное бодрячество – оно пройдет само по себе. Если проявление глупости, неспособности видеть и понимать правду – уже другое. Человек, который принимается за дело с завязанными глазами, быстро разочаровывается и пугается, едва повязка спадает.
- Предыдущая
- 11/78
- Следующая
