Крысы в городе - Щелоков Александр Александрович - Страница 5
- Предыдущая
- 5/103
- Следующая
Еле заметные колебания почвы под ногами Рыжов начал ощущать около полугода назад, сразу же после прихода в прокуратуру Жука. Человеку, искушенному в аппаратных играх, нетрудно уловить признаки неблагополучия в окружающей его обстановке. Отчужденными, холодными становятся интонации голоса непосредственного начальника. Едва уловимо меняется отношение секретарши шефа. Всегда милая, позволявшая мимоходом коснуться ее рукой, она вдруг стала поджимать губы при появлении Рыжова в приемной, напускала на себя суровость и неприступность.
Что— то затевалось в узком кругу вершителей судеб данного учреждения, что-то готовилось, но здесь все умели делать без промашек, и решение, зревшее в голове шефа, редко становилось известным до последнего момента. Гадать, что именно готовилось, когда прорвется нарыв, не имело смысла. Делиться с кем-либо догадками и подозрениями было опасно. С появлением Жука в прокуратуре стали процветать шептуны и наушники. Коллектив, некогда добивавшийся успехов потому, что в нем работали люди самостоятельные, не любившие подсказок, умевшие брать на себя ответственность и не боявшиеся окриков сверху, все больше затягивался тиной угодничества и приспособленчества. Наиболее смелые, хорошо понимавшие суть происходивших перемен сотрудники уже ушли сами. Стойких и самостоятельных начальство выживало медленно и сурово.
Бросить все к чертовой матери и отказаться от дела прямо сейчас, после того, как получил приказ, Рыжов позволить себе не смел. Это выглядело бы трусостью. За свою репутацию и честь надо сражаться.
— Что я должен делать? — спросил Рыжов.
— Поезжайте в «Коммерческий банк» к Тарасову. Он председатель Ассоциации банков. Идея независимого расследования принадлежит ему. С ним и решайте, что делать. Я ничего диктовать не могу.
Два часа Рыжов ожидал, когда его примет президент банка Сергей Леонидович Тарасов, один из самых влиятельных финансистов Придонска. В приемной навалом лежали зарубежные иллюстрированные журналы, и Рыжов занялся разглядыванием иностранных красоток — одетых, полуодетых и совсем раздетых.
Тарасов принял следователя, сидя за огромным дорогим столом. Встать при входе посетителя он не соизволил. Перед каждым не навстаешься, не так ли?
— Слушаю вас, господин Рыжов.
Тарасов холодно поблескивал очками в дорогой золотой оправе. Холеные руки лежали на столе в бесстрастном спокойствии. На левом запястье блестели часы. Такие Рыжов мог купить, только истратив по крайней мере трехмесячный оклад. Было время, когда он не понимал, для чего человеку нужны часы стоимостью в несколько миллионов рублей. Не понимал, потому что сработанные на московских часовых заводах «Полет» и «Слава» показывали время надежно и точно.
Жизнь многому научила Рыжова, и он теперь прекрасно знал, что дорогие вещи предназначены для того, чтобы разделять людей, создавать дистанцию между теми, кто стоит н ад, и теми, кто находится под, столь же определенно, как то в недалеком прошлом делала номенклатурная шкала партийных и государственных должностей. Тех людей Рыжов знал хорошо. Номенклатурных работников в минувшие годы партийное руководство любило «бросать» на милицию и в сельское хозяйство. Считалось, что любой партийный босс — от райкомовского работника до функционера ЦК — был способен лично руководить выращиванием скота и хлеба, а также определять, как лучше всего вылавливать бандитов и преступников.
Оказавшись в руководящих креслах, эти люди в беседах с подчиненными не разговаривали, аизрекали. Они собирали совещания не для того, чтобы принять чьи-то советы, а лишь с тем, чтобы утвердить свои руководящие, а потому неоспоримые указания. Они все знали, обо всем рассуждали уверенно.
Дистанцию, которую полагалось соблюдать входившим в кабинет Тарасова, подчеркивала роскошь обстановки, его окружавшей. Это был не деловой офис, а нечто похожее на маленький музей, экспонаты которого собирал опытный искусствовед.
Мраморный фонтанчик умиротворенно журчал для успокоения нервов босса. Шикарная мебель. Дорогой японский телевизор в углу пугал огромным бельмом экрана. Дорогие часы, выставленные напоказ, словно подсказывали: если ты не можешь себе позволить нечто подобное, что имеет хозяин кабинета,. принявший тебя для беседы, то держись с ним подобающим твоему положению образом, не преступай незримой черты, разделяющей вас.
Рыжов прекрасно знал, что чиновная дистанция между людьми всегда была и будет существовать. Больше того, поддерживать ее в большей степени должны те, что по заслугам и общественному положению занимают в обществе более низкое положение. Субординация — закон стаи горилл, и пересматривать его в человеческом обществе не позволит никакой общественный строй. Инстинкты сидят в нас неистребимо. Младший по возрасту должен прислушиваться к мнению старшего. Ученики к учителю. Солдаты — к офицерам. Перед президентом все должны падать ниц, даже если он алкоголик и набитый дурак. Но когда требуется деловой разговор и согласие на сотрудничество, а тебе навязывают принцип «чего изволите», ваша, как говорят, не пляшет. Хорошо, что все определилось сразу, едва Тарасов назвал его «господином». Товарищами они не были, это точно, и вряд ли могли ими стать.
Рыжов вспомнил, как по требованию «сверху» он при советской власти принял к производству дело о квартирной краже. Обокрали бывшего министра, человека ученого, доктора медицины, члена Академии медицинских наук. Они познакомились и позже, можно сказать, подружились. Однажды в откровенной беседе академик признался: «Я ведь наше партийное лицемерие понял только тогда, когда ушел из министерства. Помню, на партсобраниях мы всегда выбирали в президиум лифтера, старого коммуниста, фронтовика. Неудобно было, когда собрание вели одни доктора наук. Садились мы за красный стол рядом. Он ко мне обращался „товарищ Мигирев“. Я это воспринимал вполне нормально. А вот когда ушел на пенсию, пожил немного, то задумался: ну какой я был товарищ лифтеру? Я получал восемь тысяч рублей, он — восемьдесят. Ему бы звать меня „господином“.
Назвать Тарасова «товарищем» у Рьнсова не было причин. Ломать перед ним шапку — и того меньше. И об этом стоило сказать банкиру прямо. Обидится, не обидится — это уж его дело.
— Простите за нахальное вторжение, господин Тарасов. Надеюсь, вам уже доложили: я следователь прокуратуры. Должен вести дело об убийстве Дорохова. Хотел отвлечь ваше внимание на деловой разговор, но понял свою оплошность. Вы человек занятой, а я маленький, служивый. Стоим мы на разных этажах, так сказать. Мне снизу до вас и не докричаться. Не было бы этого поганого выстрела, вы меня и на порог не пустили бы. А он был. Поэтому разрешите высказать восхищение обращением Ассоциации придонских банков в ЦК КПСС, к советскому народу и лично к первому секретарю Свердловского обкома партии.
Тарасов нервно крутил в пальцах «паркер» с золотым пером, авторучку дорогую, престижную, как и все остальное в этом кабинете. Лицо банкира медленно наливалось румянцем гнева, но он все еще сдерживался, чтобы не сорваться.
— Такие проникновенные строки, ваше высокопревосходительство. Российские банкиры потрясены злодеянием. Я это так понимаю. Ассоциация требует от властей создать банкам особые условия… Это так умно, патриотично…
Раздражение, вскипевшее мгновение назад, уступило место холодной ярости.
— Чего вы хотите? — спросил Тарасов и швырнул «паркер» на стол.
— Я?! Ровным счетом ничего. Просто ставлю вас в известность, что следствие будет проведено на высоком уровне. Убийцы не будут найдены. А когда убьют очередного банкира, то дело об убийстве Порохова забудется и его положат на дальнюю полку.
Теперь в Тарасове угасла и ярость. Он понял: человек, только что бросивший ему в лицо обидные и злые слова, доведен до отчаяния. Но чем? Должно быть, он пришел сюда в надежде, что его выслушают, поймут, посодействуют.
Тарасов встал из-за стола, подошел к Рыжову, протянул ладонь:
— Здравствуйте, Иван Васильевич. Садитесь. — Он широким движением руки обвел кабинет, давая гостю право самому выбрать место, где он мог бы устроиться. Рыжов сел рядом с мирно журчавшим фонтанчиком. Тарасов вернулся к столу, нажал клавишу интеркома — внутреннего переговорника.
- Предыдущая
- 5/103
- Следующая
