Черный трибунал - Щелоков Александр Александрович - Страница 8

• Предыдущая
• 8/41
• Следующая

— Чем он привлек ваше внимание?

— Скорее всего своим плащом. Было достаточно тепло. Но мало ли кто и почему может утеплиться? Я просто заметил его и отложил в памяти. То, что он стрелок, понял, когда прогремела очередь...

— С какого расстояния велся огонь?

— Почти в упор, — сказал генерал и вздохнул.

— Мне говорят, что могла иметь место ошибка. — В голосе Андрея звучало нескрываемое сомнение. — Как вы сами думаете, Степан Дмитриевич?

— Когда днем с пяти метров стреляют в человека, вероятность ошибки чрезвычайно мала. Убивали, Андрюша, ты меня извини, они убивали, зная кого...

В обед Андрею позвонил Катрич.

— Нам необходимо встретиться, старлей.

— Я готов.

— Подъезжай на «восьмерке» к Речному вокзалу. Только надень гражданское. Отсвечивать в форме тебе не след.

Приехав в назначенное место, Андрей искренне удивился, увидев, что, несмотря на жару, Катрич был в брюках и куртке-ветровке.

— Мерзнешь? — спросил Андрей с долей подначки.

— Ага, — ответил Катрич спокойно и слегка отвернул полу ветровки. Во внутренних узких карманчиках ее Андрей увидел милицейскую рацию, магазин, снаряженный патронами. Из-за пояса брюк торчала пистолетная рукоятка.

— Вот так у нас, старлей, — заключил Катрич, одергивая полу. — Без хомута и шлеи даже при коне огорода не вспашешь.

— Что будем делать? — признавая промах, поинтересовался Андрей.

— Начнем мотать с нитки, — улыбнулся Катрич. — Их в нашем деле напутан во какой моток. — Он показал руками размер футбольного мяча. — Синие, зеленые, желтые. А следует вытянуть до конца свою — черную.

— Кончик есть?

— Как будто. В протоколах я нашел показания бабки, которая видела во время стрельбы на углу парня с зелеными волосами. Вроде пустяк, а мне кажется — можно потянуть.

— Как это — зеленые волосы? — поинтересовался Андрей удивленно. — Не бред?

— Думаю — нет, — заверил Катрич. — Это панки. Или пеньки, как у нас их зовут. К одному — к Сопле мы сейчас и двинем. Он где-то здесь на пляже кантуется. С утра до вечера. Вот так, старлей.

— Слушай, капитан, — сказал Андрей раздраженно, — кончай ты с этим «старлеем». У меня есть имя. Или я тебя начну называть «кэпом».

Катрич засмеялся:

— Кэп — слово морское. А я — казак. Так что зови есаулом...

Он повернулся и двинулся по широкой аллее, обсаженной кустами, к городской лодочной станции.

Солнце высоко поднялось над рекой и зверски палило землю. По прибитому вчерашним ливнем песку они прошли к пристани. На ветхом, давно не знавшем ремонта помосте — у города на пустяки нет денег, — свесив ноги, обутые в старые валенки, сидел усатый сторож.

— Салют, Васильич! — поприветствовал его Катрич и вскинул вверх сжатую в кулак руку.

— Наше вам! — Сторож приподнял морскую фуражку с золотым «крабом», и его лысина тускло блеснула. — Швартуйтесь, мужики. Посидим.

— Некогда, Васильич. Ты тут, случаем, пеньков не заметил?

— Вроде чалились где-то. — Старик махнул рукой вдаль. — Утром туда Сопля на буксире поволок Жабу харить...

— Мне Сопля и нужен, — сообщил Катрич.

— Тады там они, — махнул рукой лодочник в сторону ивняка, росшего вдалеке.

Они пошли по пустому пляжу, неухоженному и заплеванному. Обрывки газет, окурки сигарет, полиэтиленовые пакеты — все это валялось вокруг так густо, что местность походила на площадку, отведенную для вывоза городского мусора. Андрей пнул несколько пустых пивных банок, брошенных какими-то хануриками прямо там, где их распили. Банки, гремя, отскакивали и тут же застревали в песке.

За кустами тальника на старенькой дерюжке, брошенной на песок, распластались два тела. Тощий парень с ребрами, выпиравшими как прутья из плохо сплетенной корзины, лежал на животе, подставив солнцу голые половинки задницы, сплошь покрытые красными прыщами. Его подруга — рыхлая, белотелая, словно обсыпанная мукой, лежала на спине, закрыв глаза и бесстыдно разведя в стороны ноги. Ее объемистое обнаженное вымя жидко расползлось в стороны, напоминая медуз, выброшенных волной на берег.

Андрей остановился, не зная, как себя вести, потом смущенно отступил за куст. Катрич спокойно нагнулся, поднял нечто напоминавшее с виду рубаху.

— Прикройся, — сказал он и бросил тряпку на живот женщине. Та даже не шевельнулась. Больше не обращая на нее внимания, Катрич носком ботинка ткнул голого парня в пятку. Тот лениво повернулся на спину и глянул на подошедших из-под ладони, козырьком приставленной к глазам. Уныло протянул:

— А-а, родная милиция...

Тем не менее он даже не встал и остался лежать на спине, заложив руки за голову и выложив на обозрение тощие мужские принадлежности. Теперь Андрей увидел, что волосы у парня и в самом деле зеленые, словно подсохшие водоросли. Что пошло на их покраску — чернила или тушь, понять было трудно.

— Встань и оденься, — предложил Катрич строго и угрожающе приподнял ногу. — А то я тебе ненароком бампер сомну.

Сопля сел и примирительно прогнусавил:

— А я че? Я только констатировал: родная милиция...

— Не унижайся перед ним, — вдруг среагировала на его реплику девица и демонстративно перевернулась на живот. Андрей смущенно поднял глаза к небу, где невидимый самолет пенистой линией перечеркнул голубизну от горизонта до горизонта.

— Заткнись, Жаба, — лениво протянул Сопля, — пока я тебе не врезал.

— Ладно, кончайте свариться, — сказал Катрич. — Ты мне лучше расскажи, что знаешь об убийстве полковника?

— О том, что в газетах писали? — спросил Сопля. Он прыгал по песку на одной ноге, натягивая на другую брючину. — Только это и знаю.

— Значит, случай прошел мимо вашей кодлы? Вы о нем ничего не слыхали, разговоров никаких не вели?

— Почему? — не согласился Сопля. — И слыхали, и разговоры были...

— Какие?

— Так, общий треп.

— Что именно?

— Говорили, что полкан кому-то крепко насолил. Его и убрали.

— Кому именно он насолил?

— Откуда я знаю?

— Видишь, старлей, — вдруг меняя тон, сказал Катрич, — как мы бортанулись. Тащились сюда, парились, а он ничего не знает... — И вдруг резко, повелительно приказал: — Собирайся! Поедем в управление. Там я сниму допрос под протокол.

• Предыдущая
• 8/41
• Следующая