История моего безумия - Коэн Тьерри - Страница 7

– Смотри, там Норман Макколи! – воскликнула она.

В зал в сопровождении своего агента Роберта Салливана вошел мой главный конкурент.

Салливан заметил и «расстрелял» взглядом, а застенчивый Макколи, понуря голову, направился к дальнему столику. Роберт Салливан питал ко мне огромную, просто запредельную ненависть. Он считал, что я сбросил с трона его питомца, используя грязные приемчики. По мнению Салливана, я был жалким плагиатором – позаимствовал сюжеты, названия и даже обложки книг Макколи и «улучшил» их, сдобрив «аморальной эротической составляющей».

Забыв на время о своем протеже, Салливан ринулся ко мне, как разъяренный бык к матадору.

– Какого черта ты здесь забыл? – заорал он, брызжа слюной.

– Мне тоже очень приятно вас видеть, – съязвил я.

– Пришел помотать нам нервы? Ты прекрасно знаешь, что мы с Норманом устраиваем встречи именно в этом ресторане!

– Как и половина городских знаменитостей.

– Долго собираешься обезьянничать? – ехидно поинтересовался Салливан.

– Ну, к портному вашему я точно не пойду, никогда не любил профессорский стиль – вельветовый пиджак, ботинки на микропоре…

– Надо же, ты и шутить умеешь, а не только чужие идеи красть! Добавь юмора в свои романчики, может, станут повыразительней.

Мерзавец все-таки достал меня, и я решил не церемониться.

– Я пришел, чтобы приятно провести время в компании умопомрачительной красавицы, а твое присутствие портит мне все удовольствие. Так что вымести злобу на слабонервных.

– Думаешь, я злюсь?

Салливан перегнулся через стол и уставился на меня, скорчив зверскую рожу.

– Скоро узнаешь, на что я способен, если меня по-настоящему разозлить, – прошипел он сквозь зубы.

– Ты меня ужасно напугал… – поддразнил я, слегка удивившись угрозам.

Он выпрямился, кивнул Рейчел – то ли извинился, то ли попрощался – и вернулся к Норману Макколи.

– Ужасный человек! У меня от него кровь стынет, – пожаловалась моя спутница.

– Он просто болтает, давит на психику…

Я попытался успокоить Рейчел, но злоба, плескавшаяся в глазах Салливана, серьезно меня встревожила.

Мы отправились ко мне, решив утешиться в койке, и вполне преуспели.

– Скажи мне, Сэм… что я для тебя значу? – спросила Рейчел, перекатившись на живот.

Я погладил ее по плечу и промолчал – в надежде, что она сменит тему.

– Подружка? Любовница? Или нечто большее? – не отставала она.

Отвертеться не удастся, понял я. Мы никогда не обсуждали наши отношения, но они длились достаточно долго, так что Рейчел имела законное право поинтересоваться.

– Ты красивая, свободная, суперсексуальная женщина.

«Неплохая попытка, приятель…»

– Я не о том спрашиваю. Кто я для тебя?

Нужно было срочно найти выход – приемлемый для эго Рейчел и безопасный для меня.

– Ты – объект моих фантазий, героиня моей последней чудесной истории, риф, за который я уцепился, чтобы не пойти ко дну…

– Брось свои писательские выкрутасы! – Рейчел засмеялась. – Слова красивые, но пустые.

– Не могу определить наши отношения, – сдался я. – Мне с тобой хорошо, о большем я не задумываюсь.

Рейчел сделала забавную гримаску, и я понял, что она решила временно ослабить хватку.

Что еще я мог ей сказать? Что не могу ответить на вопрос «Кто я для тебя?», потому что и про себя ничего не понимаю? Что в те моменты, когда я мыслю трезво, мне становится ясно, как далеко я ушел от себя настоящего? Что я ненавижу себя так сильно, что даже в зеркало стараюсь не смотреть? Что утратил способность любить и ей нет места в моей жизни?

– Поедешь со мной в Майами? – спросил я в порыве виноватой нежности. – Там у меня будет больше свободного времени.

Лицо Рейчел прояснилось. Она ответила мне благодарным взглядом, а я вдруг осознал, что сделанное предложение никак не связано с моими или ее чувствами. Я не выбирал Майами – все встречи назначала пресс-секретарь.

Я ощутил себя смешным ничтожеством.

Я научился жить во лжи, но жалкие остатки принципов подавали сигналы «SOS», недодушенный внутренний голос нашептывал: «Ты сам во всем виноват…»

Нэйтан Санчез: рост – метр девяносто, сто тридцать кило мускулов и жира, крепкий, но неуклюжий. Телосложением мой агент напоминал скорее регбиста из «Олл Блэкс»[14], а никак не утонченного эстета.

Именно этот человек защищал мои авторские права и зорко следил за «монетизацией» моих усилий. Его внешний вид внушал почтение, голос грохотал, сипел и хрипел, затихал, а потом вдруг выдавал надрывные, астматически высокие ноты. В Нэйтане совершенно отсутствовала элегантность, зато он был наделен особой харизмой, какой обладают некоторые проходимцы и бандиты, умело скрывающие силу и разрушительную ярость за внешней бесстрастностью.

Нэйтан был склонен к крайностям. Он выплескивал свою чрезмерность на окружающих, слишком много ел, прикуривал одну сигарету от другой, изрыгал на вас поток фраз, захлебывался словами, багровел, надсадно кашлял, замирал на грани апоплексического удара, но даже в такие моменты его ум не дремал, а крокодильи глаза зорко следили, как бы кто не воспользовался его слабостью и не напал.

Он был моим другом – одним из немногих – и наперсником. Я мог в любое время дня и ночи зайти к нему без предупреждения или позвонить – просто так, чтобы отвести душу. Стол Нэйтана был вечно завален бумагами, папками и рукописями. Он запрещал помощнице наводить порядок, заявляя, что способен найти любой документ за тридцать секунд.

– Я планирую добиться пятнадцатипроцентного прироста, – объявил он.

– И каким же способом?

Я тут же пожалел, что спросил: мне в отличие от Нэйтана никогда не нравилось обсуждать цифры.

Он улыбнулся, затянулся любимым «Винстоном» – закон о запрете курения на рабочих местах на моего агента не распространялся – и пустился в объяснения, доказывая, что девятый роман побьет все рекорды.

– Ну, что думаешь?

– Ты прав – как всегда.

Мой голос выдал полное отсутствие интереса к теме. Нэйтан насупился, посмотрел мне в глаза, как будто надеялся прочитать мои мысли, и выдохнул дым.

– Что с тобой происходит, Сэмюэль?

– Ничего.

– Не ври! Что-то не так, я чувствую. Можешь мне довериться.

– Я просто… устал. Мне нужно время для себя, хочу остановиться, оглянуться, понять, к чему пришел.

– Ясно. Может, отправишься на несколько дней за границу, развеешься, глядишь – настроение и улучшится?

– Нескольких дней будет мало. Я хочу взять паузу – на год, может, на два…

Нэйтан нервным движением раздавил окурок в пепельнице.

– Шутишь?

– Серьезен как никогда. Я должен перевести дух.

– Ты прекрасно знаешь, что договор тебе этого не позволяет! – вышел из себя Нэйтан. – Роман в год, к точной дате!

– Мой договор с издательством скоро истекает, значит, ты можешь все устроить. Издатель поймет, что мне необходимо восстановить силы.

– Даже не надейся. Он понимает одно – логику рынка, а она очевидна: читатели каждую весну ждут выхода новой книги. Если они ее не получат, переметнутся к Норману Макколи.

– Глупости! Нас с Норманом читают одни и те же люди.

– Как бы не так! Ты его «сделал», и теперь твоя аудитория намного шире. Нельзя оставлять конкурента одного на дистанции, это навредит твоему имиджу. Свято место пусто не бывает – даже второе место, и его сразу займет один из аутсайдеров, на которых делают ставку конкурирующие издательства. Тебя выбьют из седла!

– Черт побери, Нэйтан, мы о романах говорим или о скачках?

– Не умничай и не придирайся к словам. Наш Господин Издатель делает на тебе огромные деньги, так что вольную ты никогда не получишь.

– Я жалуюсь, что устал, что мне невыносимо скучно, а ты снова о презренном металле!

– И что с того? – рыкнул он. – Ты разве не знаешь, что стал ходячим предприятием? За твой счет живет куча бездарей, окопавшихся в издательстве. Ты хоть раз слышал, чтобы патрон заявил: «Я устал как собака и решил удалиться от дел – на год-другой, – а вы тут разгребите проблемы и прикройте лавочку!»?