История моего безумия - Коэн Тьерри - Страница 11

– У вашей матери была шизофрения, – сообщил он во время второго визита. – Она покончила с собой в припадке параноидального бреда.

Слова прозвучали, но я не удивился.

– Эта болезнь может передаваться по наследству, я прав?

– Да. Но это говорит лишь о возможном риске шизофрении и не гарантирует ее появления. Волноваться нет причин. Я не нашел у вас никаких тревожных симптомов.

– Но я теряю сознание, совершаю поступки, о которых не помню!

– Вы были под воздействием алкоголя, очень устали, – поспешил успокоить он.

– Не все пьяницы реагируют подобным образом.

– Мало кто ведет жизнь, подобную вашей.

Доктор помолчал.

– Нэйтан все мне рассказал ради вашего же блага, – пояснил он.

Я покачал головой и поднялся.

– Подождите, господин Сандерсон, у меня есть еще один вопрос. Зачем вы сказали, что не знаете диагноза матери?

– Я его не знал.

– Но ведь у вас был доступ к ее медицинской карте.

– С чего вы взяли?

– Когда я позвонил в архив и запросил информацию, мне сообщили, что несколько недель назад вы уже сделали это.

Слова Фаррела сразили меня наповал.

– Да, но… Я не решился заглянуть в бумаги. Просто не смог – слишком уж это тяжело.

Я чувствовал, как темный глухой страх медленно заползает в душу. Я был уверен, что не делал никакого запроса, факты свидетельствовали об обратном. Мой мозг не желал этого принимать, следовательно… я – шизофреник?

Желание выяснить правду преследовало меня много лет, я был уверен, что, только сделав это, смогу успокоится, но после встречи с Даной одержимость отступила. Я решил жить настоящим и строить будущее, мне казалось, что любовь к жене и дочери сумеет усыпить моих демонов.

Я преодолел страх благодаря моим книгам: герои встали между мной и мнимой угрозой страшной болезни. Я топил страх в выпивке, предпочитая сваливать взбрыки на алкоголь, а не на нарушения психики.

Я не понимал, что бегство от действительности – признак нездоровья.

– Я уверен, это дело рук журналиста, – сказал Деннис. – Жалкий дерьмокопатель готовит статью или тайно кропает твою биографию.

Я был потрясен тем, что узнал от доктора, и отправился за помощью к Деннису. Он усадил меня в кресло, принес чашку кофе и смотрел, как я пью, с участием, окрашенным нежной иронией. Такой взгляд бывает у друзей, когда мы беспокоимся по пустякам, а им приходится успокаивать нас.

– Может, и так, – ответил я.

– Есть и другая вероятность: ты сделал запрос, а потом забыл об этом…

– Как забыл, что написал то дурацкое послание на Фейсбуке и вчерашнюю драку в клубе.

Деннис покачал головой:

– Ты был пьян.

– Что, если я не помню об этом именно потому, что был пьян?

– Возможно, но довольно терзать себя вопросами. Сейчас ты можешь одно – строить предположения, а воображение у тебя богатое, но издерганное, так что версии будут самые невероятные.

Я вынужден был согласиться: мой мозг уже начал выдавать варианты развития событий – один тревожней другого.

Чтобы отвлечься от проблем, я засел за роман и закончил его, но мира в душе не обрел. Нэйтан и Джерри заверили меня, что книга получилась хорошая. Такая же хорошая, как все остальные. Учитывая, как мало я их ценил, эти слова меня совсем не утешили.

Я читал корректуру девятого романа, до начала рекламной кампании оставалось несколько недель, и мой пресс-секретарь готовила расписание встреч.

Мне снова предстояло ездить по городам, подписывать книги, участвовать в конференциях, отвечать на вопросы журналистов, по большей части – пресыщенных скептиков, в лучшем случае прочитавших пресс-релиз и аннотацию и с умным видом задающих одни и те же вопросы. Когда я начинал, вся эта «собачья свадьба» оскорбляла мой девственный идеализм, и я талдычил где ни попадя, что дело писателя – писать, и ничего больше. Потом пришел успех, издательство вложило кучу денег в рекламу и потребовало, чтобы я взял на себя часть забот и согласился общаться с журналистами. Я вошел во вкус, ощутил собственную значимость и по глупости вообразил, что публичная сторона ремесла возносит меня над простыми смертными, делает жизнь более увлекательной. Да, я очень уставал, но с удовольствием открывал для себя новые места, где раньше по природной лени никогда не бывал. Я наслаждался роскошными отелями и кухней лучших поваров, но со временем пресытился этими наслаждениями – всеми, кроме сексуальной охоты.

В ожидании турне я отдыхал – спал допоздна, днем бездельничал, вечерами пил, а когда организм отказывался принимать алкоголь, садился за компьютер и делал вид, что обдумываю план очередной сентиментальной дребедени.

Договор с издательством истек, директор был обеспокоен моими недавними эскападами и «обеднением интриги» и хотел увидеть синопсис, прежде чем обсуждать с Нэйтаном условия нового договора и тратиться на рекламную кампанию. А я даже сюжет придумать не мог, не говоря уж о том, чтобы написать роман. Сделав очередную безуспешную попытку, я открывал Фейсбук и выискивал более или менее откровенные предложения читательниц, чтобы заполнить ночные «вакансии» на время тура.

Я отвечал на двусмысленные вопросы одной матери семейства, упивавшейся беседой с любимым автором, и тут кто-то «попросился в друзья» в мой секретный личный аккаунт. Я удивился: сюда писали только приятели или любовницы. Просьба исходила от моего однофамильца – не в первый раз, так уже поступали фанаты, а иногда и настоящие тезки, спешившие указать на забавное совпадение.

Я принял очередного Сэмюэля Сандерсона в друзья и вернулся к увлекательному диалогу, не зная, что этот клик компьютерной мышкой изменит всю мою жизнь.

Погрузит ее в кошмар.

Я звонил Мэйан и всякий раз попадал на голосовую почту, на эсэмэски она тоже не отвечала, и мне оставалось одно – поговорить с Даной.

– Мэйан не подходит к телефону, – сказал я.

– Ну и?..

– Она дома? Можешь ее позвать?

– Твоя дочь занята, – сухо ответила моя бывшая жена.

Наши отношения после развода были мягко говоря натянутыми. К моему глубокому сожалению, она пресекала любые попытки сближения, давая понять, что и говорить бы со мной не стала, если бы не Мэйан.

– Прошу тебя, Дана… Я знаю, после того как мы расстались, наши отношения осложнились, но окончательно она от меня не отказывалась. Грубила, посылала куда подальше, но все-таки общалась, а теперь даже поговорить не хочет! Я ничего не понимаю.

– Неужели?

– Правда не понимаю!

– А прессу ты читаешь?

– Какую прессу, при чем тут пресса?! – разозлился я.

– Ту, где описываются твои похождения.

– О чем ты, Дана?

– О твоей последней… возлюбленной. Об этой девчонке…

Я раздраженно крякнул:

– Теперь понятно. Она не девчонка, ей двадцать шесть!

– А твоей дочери – двадцать.

– И что с того?

– Мэйан не нравится, что ты появляешься на людях с ее ровесницей.

– Ясно… И все-таки очень тебя прошу, уговори ее позвонить мне. Я хочу, чтобы мы вместе пообедали.

– Она читала твои сообщения, но не намерена рисковать: ей не улыбается идея столкнуться нос к носу с твоей… подружкой.

Дана не считала нужным скрывать свое неодобрение.

– И ты с ней согласна?

– В каком смысле?

– Ты тоже считаешь, что она слишком молода для меня?

– Я ничего не считаю и никого не сужу. Я могла давать советы человеку, с которым делила жизнь. Его я знала и понимала, но это было давно.

– Бога ради, не сгущай краски!

Дана промолчала.

– А у тебя как дела с… Люком? – спросил я, чтобы перевести разговор в безопасное русло.

– Его зовут Лукас.

– Извини…

– Проехали. Он замечательный человек, добрый, внимательный. Мэйан очень хорошо с ним ладит.

Дане, как и всем женщинам, была свойственна зловредность.

Меня не слишком радовала мысль, что моя бывшая жена счастливо живет с человеком без недостатков, а моя дочь испытывает к нему дружеские чувства. Будь я менее эгоистичен, я порадовался бы за них, вместо того чтобы копить злобу.