Любовь со вкусом вишни (Смерть в наследство) - Алюшина Татьяна Александровна - Страница 19
- Предыдущая
- 19/48
- Следующая
Стоп! Стоп-стоп!! А в глазах-то у нас…
– Сколько вам лет? – резко, требовательно спросил Кнуров.
За столом воцарилась тишина, как пишут в романах: «гробовая». Он бы сказал – рабочая.
Во-первых, потому что всем сразу стало ясно, что потеха закончилась и началось дело, то самое, которому час.
Во-вторых, вопрос, заданный громко, был весьма далек от деликатности.
Девушка поставила стакан с минералкой, которую так и не донесла до губ, на стол, посмотрела Сергею прямо в глаза и ответила:
– Тридцать.
Он ожидал продолжения, что-то вроде: «А что?» и обиженно поджатые губки, или «Какое это имеет значение?», или что-нибудь язвительное, но нет – продолжения не последовало.
Как говорится: «без комментариев».
– Ты спрашивал? – посмотрел он недовольно на Пирата.
– Да… – расплылся тот в улыбке.
«Понятно!»
Его отпустило, полегчало, опять зазвенело внутри. Ну, во-о-от, так-то лучше будет. Кстати, отпустило и зазвенело не у него одного, между прочим!
– Рассказывайте! – почти приказал Кнуров.
– Два дня назад я вернулась из больницы… – начала Вероника, по-прежнему глядя ему в глаза далеко не приветливым и добродушным взглядом.
Она рассказывала четко, подробно, излагая только факты, не добавляя эмоций или комментариев, никаких «мне показалось», «я подумала…».
«Это хорошо! Соображает она замечательно, говорит только по делу. Значит, и работать будет легче», – уже приступил к работе Кнуров.
– Все, – закончила она и отпила воды из стакана.
– Когда умерла ваша бабушка?
– Три месяца назад.
– И до ее сороковин вас никто не беспокоил?
– Нет.
– Опишите, какая у вас квартира и какая у бабушки.
Она подробно рассказала, назвала адреса.
– Если работала одна команда и не торопясь, то неделя, если две, то дня три, – сказал Антон, имея в виду обыск.
– И узнали они совсем недавно, – подхватил Мишка.
– Правильно. Значит, либо в архивах что-то накопали, либо получили информацию от кого-то, скорее всего, после чьей-то смерти, – кивнул Антон.
– А может, случайно что-то всплыло? – сказал Пират.
– Может. А что за сотрясение у вас было? Что-то серьезное, раз вы целых пятьдесят дней в больнице лежали? – спросил Кнуров.
– Меня сбила машина.
– Какая, кто сбил? Это имеет отношение к этим людям? – стрелял вопросами он.
– Это имеет отношение к Евгению Александровичу Барышеву, вернее, к его сыну, потому что меня сбил именно он.
– Ого! – воскликнула Ната, высказав общее мнение.
– Но его не посадили, – утвердил Антон.
– Нет, – ответила Ника.
– И сколько вам заплатили? – спросил Сергей.
– Нисколько. Я не взяла деньги.
– Вы его просто так отпустили? – прищурившись, переспросил он.
– Да.
И опять без комментариев! Ну, не девка, а партизан на допросе!
– Почему?
Пират переглянулся с Антоном, и они понимающе усмехнулись – надо знать Матерого! Когда он работает, никаких политесов, никаких мелочей, не проясненных до конца. Забудьте о тайне личности и неудобных темах.
На то он и Матерый!
Вероника не отвела взгляда. «Из-за тебя!» – подумала со злостью Ника и ответила:
– Он пострадал больше, чем я.
– Каким образом? Тоже лежал в больнице?
– Нет. Увидел и понял, что он пустая дешевка. С него достаточно и этого.
– Почти понятно: пожалели, значит, мальчика, – усмехнулся он. Впрочем, это ему было уже неинтересно. – Где были ваши родители, когда обыскивали вашу квартиру?
– Там же, где и бабуля: на кладбище.
– Когда они умерли? – сбавив тон и напор, более мягко уточнил Кнуров.
– Четырнадцать лет назад. Разбились на машине.
– С кем вы жили после их гибели?
– С Соней.
– Кто такая Соня?
– Моя вторая бабушка, мамина мама.
– Где она сейчас? – уже зная ответ, все же спросил Сергей.
– Там же, где и все остальные, – на кладбище.
Ната прижала ладошку к губам, готовая расплакаться, Антон аккуратно, чтобы не заметила Вероника, обнял ее одной рукой за плечи и прижал к себе, подбодрить.
Плакать нельзя, сочувствовать можно, а плакать нет!
– Когда она умерла?
– Год и три месяца назад.
Конечно, Ника понимала, что Кнуров спрашивает не из праздного любопытства и не старается сделать ей больно. Конечно!
Но ей все равно было больно.
Она видела, что Кнуров уже работает, пытается разобраться, видела, как он, невзирая на расслабленную позу, весь собран, настроен на информацию.
Он задал жесткий темп их разговору: вопрос – ответ, вопрос – ответ.
И пусть неприятно, неуютно и он ее сильно раздражает, но она держала свои эмоции в кулаке. Даже, наверное, в двух.
Ника была готова к тому, что придется многое рассказать о себе и о своей семье. Ясное дело! А как иначе-то.
Ведь выплыло же откуда-то это «наследство»!
Но она не была готова, что человеком, задающим эти неудобные и причиняющие боль вопросы, окажется он, тот самый человек, связь с которым она так остро чувствовала.
– Что-то необычное или странное, какие-нибудь непонятные моменты, помимо аварии, происходили с вами после бабушкиной смерти?
– Да. У меня обнаружился дедушка! – ответила Ника и радостно улыбнулась, первый раз за сегодняшний день.
Последние месяцы жизни бабуля совсем сдала. После Сонечкиной смерти Ника проводила с ней как можно больше времени, часто оставаясь у нее по нескольку дней, а потом и совсем перебралась на Земляной Вал.
Бабуля ложилась рано, сильно уставала, но упорно отказывалась переложить домашние хлопоты на внучку. Ника не спорила, а старалась незаметно управиться со всеми делами сама. Бабуля усмехалась, видя все ее хитрости, но готовку отстояла категорически.
Вечерами, когда Ника возвращалась с работы, они вместе ужинали, она перемывала всю посуду, убирала в кухне и приходила к бабуле в гостиную, забиралась с ногами на диван, и они часами разговаривали обо всем.
Бабуля была высокой, как говорили раньше: «статной», интересной женщиной, такой осталась и в старости. И обладала невероятно сильным характером, громким командным голосом, острым умом и великолепным юмором. Полная противоположность своей близкой подруги, мягкой, спокойной, интеллигентной Сонечки, бабуля давала точные, едкие определения событиям, людям и на замечания подруги: «Нельзя же так, Кирюша!» – неизменно громко отвечала: «Да брось ты, Соня, эту интеллигентскую шелуху! Надо называть вещи своими именами!»
Эти две женщины всю жизнь нежно, преданно и беззаветно любили друг друга, защищали, спасали, когда в этом возникала необходимость, оставаясь родными до самой смерти.
Ника завороженно слушала бабулины рассказы про их молодость, их жизнь, о своих родителях, устроившись на диване и не зажигая верхний свет, включив только торшер для уюта.
Бабуле становилось все хуже и тяжелее с каждым днем, и Ника с замиранием сердца понимала, как неотвратимо приближается ее конец.
В одну из суббот Вероника встретилась с Милкой, они прошлись по магазинам в поисках какого-то необыкновенного платья для «шикарной» вечеринки на очередной Милкиной работе. Платье подруга купила, но от ее предложения отметить покупку в кафе Ника отказалась, она старалась не оставлять бабулю надолго одну.
Открыв дверь и войдя в квартиру, увешанная пакетами с продуктами, которые купила по дороге, решив порадовать бабулю вкусностями всяческими, Ника услышала громкую музыку. Вертинский.
– Бабуля, что врубаешь на всю катушку? – крикнула она в глубину квартиры.
– Балуюсь, – ответила бабуля, выходя в прихожую поцеловать внучку. – Убирай продукты и заходи в комнату.
В комнате был накрыт стол к чаю, чего последнее время они не делали.
– У нас что, торжество какое-то? И зачем ты перетруждалась? – тут же забеспокоилась Вероника.
– Нет, у нас не торжество, у нас серьезный разговор, – строго объявила бабуля. – Я многое должна тебе рассказать и объяснить. И не так уж я перетрудилась, не поле пахала небось!
- Предыдущая
- 19/48
- Следующая
