Оракул - Шведов Сергей Владимирович - Страница 25
- Предыдущая
- 25/88
- Следующая
– Так как же быть с самогонным аппаратом? – спросил Ярослав.
– Верну, – клятвенно заверил Иван. – Хоть не я его украл, но своей вины не отрицаю. Вот туточки за кустиками была моя земляночка. И какая вражина туда забралась, ума не приложу?!
– Покажи мне землянку, – велел Ярослав к большому неудовольствию Кравчинского. – Может, там следы остались.
– Пошли, – коротко бросил Митрофанов, круто сворачивая с тропы в заросли.
Кравчинский тихо ругался сквозь зубы. Дался Яриле этот самогонный аппарат! Как будто других забот у них сейчас нет, как угождать подозрительной во всех отношениях ходулинской тетке. Впрочем, путь до землянки оказался недолгим. Видимо, Митрофанову лень было углубляться в лесные дебри, и он вырыл подземное убежище буквально в сотне шагов от проселочной дороги.
– Так ведь намаешься с флягой, – объяснил свою оплошность Ванька. – Брагу-то на себе пришлось бы переть.
Землянка, надо отдать старательному крестьянину должное, была обустроена на совесть. Ярослав не поленился и спустился внутрь. Пригибаться ему не пришлось, землянка уходила вглубь метра на два. Настил над головой был из хорошего теса, одолженного, надо полагать, у какого-нибудь рассеянного соседа. Справа от входа располагался топчан, на который Ярослав и присел в глубокой задумчивости. В землянке было темновато, но зато прохладно, что особенно пришлось по душе утомленному солнцем путнику.
– Вы что там, заснули? – послышался сверху рассерженный голос Аполлона Кравчинского.
Поэт был прав в своем благородном негодовании, тем не менее Ярослав не отказал себе в удовольствии еще немного посидеть в прохладе, а для очистки совести провел по топчану рукой. Ничего особенного он обнаружить здесь не рассчитывал, но, кажется, ошибся. Во всяком случае, он нащупал какую-то странную вещичку, которой вроде бы абсолютно неоткуда было взяться в землянке, вырытой Иваном Митрофановым для целей возможно предосудительных, но отнюдь не преступных.
– Ты что, баб сюда водишь? – спросил Ярослав у притихшего крестьянина.
– С чего ты взял?
Детектив поднялся с топчана и подошел к лазу. Солнечный свет, проникший в подземелье, ласково коснулся диадемы, камни которой тут же заиграли всеми цветами радуги.
– Что скажешь?
– Первый раз вижу, – растерянно почесал лохматый затылок Митрофанов.
Для более детального осмотра обнаруженного в землянке предмета детектив выбрался наружу. Оснований не верить Митрофанову у него не было. Ванька, в конце концов, далеко не дурак и вот так просто оставлять драгоценную вещь на топчане в доступной всем землянке он бы, конечно, не стал. Аполлон Кравчинский найденную Ярославом вещь осматривал с большим интересом. Эксперт не эксперт, но в драгоценных металлах и камнях поэт разбирался.
– Диадема сделана из золота, бриллианты чистейшей воды. Работа скорее всего восемнадцатого века. О цене даже не скажу. Но денег от ее продажи Митрофанову хватит на то, чтобы всю оставшуюся жизнь не выходить из запоя.
– Скажешь, тоже, – обиделся невесть на что Иван.
– Ты мне лучше объясни, друг ситный, куда дел похищенную карету? – продолжал наседать на растерявшегося аборигена Кравчинский.
– Да что ты ко мне привязался с этой каретой, – отбивался Митрофанов. – Какие в наших краях могут быть кареты? Телега – еще куда ни шло.
– А телегу у Кузиных, значит, ты украл? – насторожился детектив.
– Ничего я не крал. Телегу у Кузиных Костя Кривцов позаимствовал. Правда, без спроса. Но он ведь вернул эту телегу. Справил дело и вернул. А эти жлобы подняли хай на все село.
– Знает этот жук, где находится карета, – продолжал наседать Кравчинский. – По глазам вижу, что знает.
– Далась тебе эта карета! – с досадой воскликнул детектив.
– Так ведь эта диадема была в волосах у императрицы, – пояснил Аполлон. – Видимо, она ее обронила, а этот разбойник с большой дороги подобрал. А как, по-твоему, еще диадема восемнадцатого века могла оказаться в землянке?
Ярослав вынужден был признать, что логика в рассуждениях поэта есть, и обратить свои взоры на мирного поселянина, который в свете открывшихся фактов выглядел все менее мирным и добропорядочным. Митрофанов, надо отдать ему должное, быстро разобрался в ситуации и из обороны перешел в наступление:
– Так, может, вы эту самую бабу-артистку пришили, а фитюльку в мою землянку подбросили, дабы оклеветать честного человека и навести тень на плетень.
– Ну ты фрукт! – возмутился Кравчинский. – Допрыгаешься ты у меня, Митрофанов, сдам в ОГПУ как последнюю контру, утаившую от Советской власти несметные сокровища.
– Какое там сейчас ОГПУ! – глумливо ухмыльнулся Ванька. – Слезы.
Кузнецову намерение поэта сдать бедного крестьянина в ОГПУ показалось актом антигуманным и плохо согласующимся с либеральными убеждениями Аполлона Кравчинского. Тем более что никаких прямых улик против Митрофанова не было, а драгоценную вещь в землянке мог оставить просто прохожий.
– Где ты видел прохожих с бриллиантами в кармане? – пожал плечами Кравчинский. – И при чем тут, скажи, мои либеральные убеждения? Это же натуральный разбойник. Можно даже сказать – душегуб.
Митрофанов на «душегуба» обиделся и вознамерился пощупать скандальному поэту область лица, детективу с трудом удалось разнять расходившихся не на шутку крестьянина и интеллигента. Надо признать, что претензии Аполлона к Ивану имели под собой довольно серьезные основания, но, с другой стороны, Митрофанов мог и не знать о своих ночных похождениях, если эти похождения действительно имели место. Последнее предположение детектива хоть и было по стилю весьма замысловатым, но поэт уловил его суть и вынужден был признать, что оно не лишено оснований. Когда вокруг тебя происходит черт знает что, реальностью могут оказаться самые на первый взгляд фантастические гипотезы. После непродолжительных препирательств друзья решили разделиться. Ярославу пришло в голову, что Кравчинский имеет шанс выбраться из ловушки в одиночку. В конце концов, Аполлон к разворачивающимся здесь историям не имеет никакого отношения, в отличие от Кузнецова и Ходулина, сразу же ставших персонажами написанного каким-то безумцем романа. Нельзя сказать, что поэт с большой охотой принял предложение детектива, однако он не мог не понимать, что это шанс, и шанс, возможно, единственный.
- Предыдущая
- 25/88
- Следующая