Меченые - Шведов Сергей Владимирович - Страница 26

• Предыдущая
• 26/110
• Следующая

– Ты убил моего отца? – глядя прямо в его бегающие глаза, спросила Гильдис.

– Нет, нет, – затряс головой Плешивый. – Я все скажу. Нет здесь моей вины. Это все они, отродье дьявола, меченые.

Гильдис побледнела, сердце ее болезненно сжалось, она с трудом выговорила одно-единственное слово:

– Продолжай.

– Он заплатил нам золотом. У него было много золота. Они швыряли монеты в толпу. Я видел, я… – Плешивый попробовал приподняться, но руки его подломились, и он рухнул на солому, хрипя и задыхаясь.

– Готов, – подтвердил лекарь.

Гильдис, не взглянув ни на лекаря, ни на шагнувшего вперед Ульфа, покинула подвал. Окинув столпившихся вокруг воинов невидящими глазами и что-то шепча побелевшими губами, она стала осторожно, точно слепая, с трудом нащупывая ступеньки негнущимися ногами, подниматься вверх по лестнице. Она сама взошла на второй этаж, без посторонней помощи дошла до своих покоев и только здесь рухнула на руки перепуганных служанок.

В трактире «У короля» справляли поминки, во всяком случае, настроение у собравшейся здесь публики было подавленное. Головорезы жадно пили брагу, топя в ней горечь поражения. А ведь казалось, что дело будет верным. Ну что такое двое, пусть и меченых, против почти двух десятков вооруженных и много чего повидавших людей. И вдруг такая незадача.

– Жаль Плешивого, – вздохнул Губастый, отхлебывая брагу из высокой кружки.

– Себя пожалей, – бросил ему Кривой. – Плешивый теперь пристроен на всем готовом в аду, а тебе за брагу платить нечем. Эх, меченых растрясти не удалось, в вине бы плавали.

– Этот сержант – сущий дьявол, – вступил в разговор рослый головорез с перевязанной головой.

– А вы – шавки трусливые, с двумя молокососами не могли справиться.

Лихой презрительно сплюнул под ноги собутыльнику.

– Ты не очень-то распаляйся, – обиделся Кривой. – Сам бежал, словно тебе пятки смазали.

Губастый обидно захохотал, Лихой метнул в его сторону уничтожающий взгляд, но опускаться до ругани с ничтожеством не стал. Что ни говори, а поражение роняет главаря в глазах подельников. И нынешнюю неудачу Лихому еще долго будут припоминать. Черт бы побрал этого урода Негора с его проклятым золотом. Если бы не старые долги, Лихой не стал бы так рисковать. А молчун мог бы и предупредить, что дело им придется иметь с лучшим рубакой Лэнда. Во всяком случае, Лихой на своем веку подобных бойцов не встречал, и не приведи Господь еще раз встретить. А из трактира надо смываться, пока не поздно, меченые наверняка будут мстить за убитого.

– Кстати, о звонкой монете. – Кривой подмигнул своим собутыльникам и перевел вопрошающий взгляд на Лихого.

Лихой сделал вид, что не понял приятеля, а про себя пожалел, что вообще сюда вернулся. Видимо, неудача сильно сказалась на его умственных способностях.

– Твой знакомый заплатил тебе за работу? – мягко полюбопытствовал Кривой.

– Это наши с ним счеты. Тебя они не касаются. К тому же дело мы не сделали.

– Потребуй плату за одного.

– Потребуй сам, – криво усмехнулся Лихой, – Мало тебе от меченых перепало, свяжись еще с молчунами.

– Задаток ты, во всяком случае, получил?

Головорезы многозначительно молчали. В их глазах, направленных на предводителя, не было любви, и Лихой после непродолжительного раздумья сдался. Небрежным жестом он швырнул мешочек с монетами на стол.

– Неужели кто-то думает, что я способен обокрасть товарищей?

Кривой только хмыкнул в ответ, тщательно отсчитывая каждому его долю:

– Мы просто боялись, что наше золото оттянет тебе карманы.

Эти слова были встречены дружным хохотом малопочтенного собрания. Лихой выругался вслух, а про себя поклялся свести счеты с Кривым при первом же удобном случае. Мысли предводителя о мести прервал тревожный шепот хозяина. Лихой при первых же словах трактирщика вскочил словно ошпаренный. Головорезы удивленно уставились на испуганного подельника.

– Меченые, – рявкнул Лихой.

– Двери заперты, – испуганно закричал кто-то.

– Вляпались! – Головорез с перевязанной головой метнулся к окну и тут же рухнул на пол. пробитый стрелой насквозь.

– Горим! – дико закричал Кривой.

Клубы дыма повалили из всех щелей. Люди заметались по залу в поисках спасения.

– Идиоты! – надрывался Лихой. – Двери вышибайте!

Он опрокинул тяжелый дубовый стол и попытался протаранить им дверь. Несколько человек, не потерявших еще разум от страха, бросились ему помогать. Дверь треснула по всей длине и поддалась под натиском объятых ужасом людей. Огонь уже бушевал внутри трактира, крыша вот-вот должна была рухнуть. Последним неистовым усилием дверь удалось сорвать с петель, и толпа полуобгоревших, почти задохнувшихся в дыму людей с воплями ринулась наружу. Меченые хладнокровно расстреливали убегающих из арбалетов, рубили их мечами, топтали конями. Единицам удалось скрыться среди надгробий старого кладбища. Лихому не повезло. Ара ловко подставил ему подножку, и через минуту предводитель головорезов уже стоял перед Тузом со связанными за спиной руками.

– Ну, вот и встретились, – Сержант подбросил на ладони золотую монету и ловко поймал ее на лету, лицо его не предвещало ничего хорошего.

Лихой похолодел, ноги отказывались служить ему, и он тряпичной куклой обвис на руках у меченых. Сержант криво усмехнулся и небрежно швырнул монету в огонь.

– Я дарю это золото тебе, – сказал он, пристально глядя в глаза пленника. – Дело за малым – достать его из огня.

Сержант взмахнул рукой, меченые подхватили оцепеневшего от ужаса Лихого и, раскачав его, швырнули в огонь. Раздался дикий вопль, сноп искр взметнулся к небесам, и на этом все было кончено для негодяя в этом мире.

– Я все расскажу, – заорал Кривой, до икоты напуганный страшной смертью предводителя. – Нам заплатили. Лысый, в длинном плаще, глаза как у змеи, а лицо как маска канатного плясуна. Я видел его мельком, но узнаю обязательно.

Меченые переглянулись: уж слишком точен был портрет молчуна Негора. Теперь уже ни у кого не было сомнений в том, кому понадобилась смерть первого сержанта Башни.

– В огонь его, чтобы и пепла не осталось.

Туз грязно выругался, глядя на проступающие в свете нарождающегося дня стены ненавистного города глазами полными ярости и боли.

На всем протяжении от Бурга до Башни мир так и не засиял яркими красками для Туза. Что-то оборвалось в его сердце со смертью Беса, и оборвалось уже, кажется, навсегда. Мир и раньше был для него чужим, зато его заменяла Башня, несокрушимая твердыня, надежная как скала, к которой всегда можно было прислониться спиной, отбиваясь от наседающего врага. Скала треснула, словно от удара молнии, и рассыпалась прахом. И в этом прахе, как в вонючем болоте, утонули его лучшие друзья – Рамзай и Бес. Туз впервые почувствовал себя одиноким, и это было непривычное, пугающее чувство.

Башня встретила его еще одной страшной вестью. И Туз не сдержал заклокотавшей в сердце ярости. Сжав кулаки, он шагнул к Бульдогу. Бульдог хоть и смутился, но ответил с вызовом:

– Я твоему Рыжему не нянька.

– Убью, – выдохнул Туз. – Сука.

Сурок попытался его остановить, но сержант был просто невменяемым. Он рванулся вперед и ударил Бульдога по лицу, тот отлетел к стене, но на ногах устоял. Губы Бульдога побелели, а руки лихорадочно искали эфесы мечей.

– Ну, Туз, – сказал он почти спокойно, – бить сержанта Башни – это тебе не по девочкам ходить.

Ара и Зуб с трудом удерживали Туза, изрыгающего страшные проклятия. Сутулый обхватил Бульдога поперек туловища длинными руками и потащил в сторону, что-то шепча ему на ухо. Разъяренный Бульдог бешено отбивался В зал вбежал, на ходу обнажая мечи, второй лейтенант Башни. Глаза Рябого потемнели от гнева.

– Сгною обоих в подземелье, – крикнул он с порога.

• Предыдущая
• 26/110
• Следующая