Черный колдун - Шведов Сергей Владимирович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/124
• Следующая

Рекин в задумчивости прошелся по комнате. Остановился у зеркала и печально оглядел редеющую шевелюру. Годы уходят, а владетель Лаудсвильский по-прежнему на вторых-третьих ролях в этом мире. Может, зря поверил Кюрджи? Впрочем, место ему обещали завидное, да и поздно уже поворачивать коня.

– Король Гарольд, – доложил слуга и застыл в глубоком поклоне.

Лаудсвильский вздрогнул от неожиданности и резко отвернулся от зеркала.

– Извини, благородный Рекин, я, кажется, помешал твоим размышлениям.

– Всегда готов служить моему государю. А размышления мои самые прозаические: как быстро летит время, а вместе с ним улетают и волосы с головы.

Гарольд засмеялся. Хотя, к удивлению Рекина, король выглядел смущенным. Судя по всему, разговор, который он собирался начать, был ему в тягость, отсюда и неуверенность, совершенно не свойственная молодому владыке.

– До меня дошли слухи, – сказал Гарольд после паузы, – неприятные слухи…

– Кажется, я догадываюсь, о чем идет речь, – пришел ему на помощь Лаудсвильский. – Небольшое приключение благородной Сигрид в Ожском бору.

Гарольд вспыхнул и впился глазами в лицо Лаудсвильского, но тот даже бровью не повел. Собственно, этого разговора следовало ожидать, и очень хорошо, что король обратился за разъяснениями к Рекину, а не к приграничным сплетникам.

– Я думаю, что король волнуется напрасно, – сказал спокойно Лаудсвильский, – о меченых ходит дурная слава, но далеко не все слухи соответствуют действительности.

– Значит, это правда?

– Разумеется, но не думаю, чтобы невесте Гарольда Нордлэндского что-либо угрожало в Ожском бору. Меченый не трогает женщину меченого. И не было еще случая, чтобы кто-нибудь из них нарушил этот закон.

Глаза Гарольда холодно блеснули из-под густых ресниц:

– Ты, кажется, оскорбляешь мою мать, владетель Рекин.

– Я сказал только то, что сказал, государь: чести благородной Сигрид в Ожском бору не было нанесено никакого ущерба.

– А моей чести?

– Ты не только мужчина, благородный Гарольд, ты еще и король, и если на твоих землях бесчинствуют разбойники, значит, ты плохой хозяин.

– Приграничье еще не встало под мою руку, а уже предъявляет мне свои претензии? – на губах Гарольда заиграла жесткая улыбка.

– Хозяин должен сразу показать зубы, иначе никто не будет его уважать. Пострадала не честь мужчины, а честь короля, что, на мой взгляд, гораздо важнее. Не забывай государь, что меченые сотни лет владели Приграничьем, и в глазах многих они истинные хозяева этой земли.

– Но их всего лишь жалкая горстка?

– А хотя бы даже один – важен принцип, важно знамя, которое можно будет поднять во время мятежа. Двадцать лет назад Чуб, единственный уцелевший меченый Башни, а течение месяца вернул себе власть в Приграничье, и далеко не только силой. Привычка, государь, замечательная вещь.

– Но мне показалось, что местные владетели не питают любви к меченым?

– А ты полагаешь, государь, что они полюбят тебя? Гарольд засмеялся, глаза его теперь смотрели на Рекина значительно теплее. Впрочем, в своих способностях угодить молодому королю Лаудсвильский не сомневался. Тут важно было, чтобы разговор с самого начала стал доверительным. Надо сказать спасибо дорогому родственнику Сивенду Норангерскому, который посоветовал Гарольду обратиться за разъяснениями по столь щекотливому делу к человеку опытному и знающему Приграничный край как свои пять пальцев. Разумеется, такая услуга родственника обошлась Рекину недешево. Нынешней молодежи палец в рот не клади, если не хочешь потерять руку по самый локоть.

– Я знаю, что обо мне ходит много нелестных слухов, государь. Говорят, что я служу Храму, и даже то, что я двадцать лет назад выдал Труффинна Унглинского меченым, но далеко не все в этих сплетнях правда.

– Я знаю, что ты не выдавал Труффинна, – спокойно сказал Гарольд. – Это сделал Бент Хаслумский.

– Бент! – Лицо Рекина пошло красными пятнами. Идиот, какой же он идиот! Не смог сам додуматься до столь очевидной вещи. Бог ты мой, вся жизнь могла бы пойти по-другому, догадайся он тогда о роли Хаслумского в буржской трагедии. А сколько ему пришлось выслушать оскорблений по этому поводу, сколько было проклятий в его адрес. Пришлось ведь по сути бежать из Нордлэнда и – двадцать лет скрываться в этом диком краю. Конечно, он здесь не пропал, но каких высот он мог бы достичь, если бы не слава предателя, которая тащилась за ним по пятам все эти годы.

– Все это прошлое, – Гарольда позабавила реакция владетеля. – А как же Храм, благородный Рекин?

– Разве ты не видишь, государь, как оживилась жизнь в Лэнде, как расцвели ремесла. А это ведь только самое начало. Мы долго жили в изоляции и надо наверстывать упущенное.

– По-твоему, Храм не представляет опасности для Лэнда?

– Я этого не сказал. С Храмом следует держать ухо востро, но и прятаться от него за каменными заборами глупо.

– Ладно, – нахмурился Гарольд, судя по всему, слова владетеля произвели на него впечатление, – о Храме мы с тобой еще поговорим, благородный Рекин, а теперь вернемся к меченым. Мальчишка, угнавший коня, действительно сын Тора Нидрасского?

– Да.

– А второй?

– Ульф – внук благородного Гольдульфа Хаарского и сын одного из близких родственников владетеля Альрика Нидрасского, человека, безусловно, благородного. По обычаям Приграничья Ульф может претендовать на Хаарский замок.

– Ты, кажется, симпатизируешь этому щенку?

– А почему бы нет, государь? Мальчишка умен, а главное – он не меченый и очень хорошо это осознает.

– Пожалуй, я готов повидаться с этим молодым человеком, – Гарольд лениво поднялся с места. – Организуй эту встречу, благородный Рекин.

Лаудсвильский склонил голову, провожая государя до дверей. Разговор сложился даже, более удачно, чем он ожидал. Гарольду в уме не откажешь – сразу ухватил суть дела. Зря Бьерн подозревал будущего зятя в сентиментальности. Этот молодой человек рожден от Тора Нидрасского, но воспитан-то он Бентом Хаслумским, в коварстве которого Лаудсвильскому пришлось двадцать лет убеждаться на собственной шкуре. Нет, каков Бент, а? Предать своего лучшего друга, погубить сотню верных соратников и доживать жизнь в почете и уважении, переложив вину на плечи другого. Такого человека осуждать нельзя, перед ним надо просто снять шляпу.

Гарольд с удовольствием подставил лоб свежему ветерку, подувшему от озера Духов. Надо сказать, что с этого пологого холма открывался чудесный вид на Ожский замок. И. следует признать, было чем полюбоваться – настоящее логово крупного зверя, каковым, в сущности, и является благородный Бьерн. Говорят, что и предыдущий владетель этого замка был не слабее Брандомского в коленях. Да оно и понятно, случайных хозяев у такой крепости быть не может, как не может быть и случайного короля в Нордлэнде. Не все это понимают, намекая на пятно в происхождении своего государя, но давно уже пора скептикам уяснить, что владеют не по праву, а по силе. Кто достоин, тот удержит, а все остальное в данном случае уже не существенно.

– Наш новый знакомый не торопится, – обернулся Гарольд к спутнику.

– Лаудсвильский обещал, что Ульф будет, но, похоже, вежливость не самый ходовой товар в этом краю, – неодобрительно покачал головой Сивенд Норангерский.

– Как бы он не прихватил с собой десятка два своих дружков-головорезов, – негромко заметил Хафтур.

Десять сопровождавших Гарольда воинов расположились шагах в пятидесяти, на берегу небольшого ручья. Хафтур то и дело бросал в их сторону тревожные взгляды. По его мнению, дружинники короля вели себя уж слишком беспечно. Приграничье, это вам не Бург, здесь голову могут снять так быстро, что даже пот со лба стряхнуть не успеешь.

– Полноте, Хафтур, – усмехнулся Гарольд, – и я и владетель Сивенд вполне способны за себя постоять.

– Ты не знаешь меченых, государь, – вздохнул Хафтур.

– Не преувеличивай, старый ворчун. Три таких воина, как мы, справятся как-нибудь с десятком молокососов.

• Предыдущая
• 32/124
• Следующая