Пли! Пушкарь из будущего - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 5
- Предыдущая
- 5/67
- Следующая
– А больные-то где?
– Да где ж им ужо быть, наверху, Юрий. Тебя ждут.
В самом деле, в коридоре, у дверей моей комнаты, толпилось с десяток человек крестьян. Это живо мне напомнило картину поликлиники, еще не хватало талонов на прием и извечного: «Вы здесь не стояли, я очередь занимала за этим дядечкой в шляпе».
Ну что ж, начнем, пожалуй. Первый заскочил тощенький мужчинка с котомкой за плечами:
– Животом маюсь, господин. Чем ни займусь – в нужник тянет.
Пропальпировал живот, назначил отвар коры крушины и древесный уголь. Мужчина, на удивление, выложил на сундук пяток яичек и был таков.
Следующей зашла молодка с лихорадочным румянцем на щеках:
– Родила недавно я, да лихоманка приключилась, грудь как каменная и болит.
После осмотра стало понятно – острый мастит. Я промыл в хлебном вине скальпель, ополоснул им же руки и попросил молодку:
– Сейчас будет немножко больно – потерпи.
Одним движением вскрыл гнойник, оттуда хлынул гной. Молодка взревела дурным голосом, ведь даже новокаина у меня не было.
По коридору послышался удаляющийся топот, по всей видимости, очередь испугалась и решила вылечиться сама. Оставив рану открытой (эх, жаль, что нет даже резиновой трубки – дренаж поставить), забинтовал рану, велел прийти завтра. Молодка ушла, я выглянул в коридор – там осталась только одна женщина. Сложного здесь не было, дал несколько советов. Похоже, сегодня прием окончен. Интересно получается: все случаи здесь – это травматология и хирургическая практика. При размышлении стало объяснимо – знахари, травники с терапевтическими заболеваниями кое-как, в меру своих знаний и разумения, справляются, а вот оперировать? Я и сам был в затруднении: наркоза нет, о стерилизации инструментов слыхом никто не слыхивал, инструментов остро не хватает. Как же матушка-Русь лечилась?
Я попросил у Игната Лукича несколько плошек побольше, кувшин хлебного вина, замочил в нем для очистки свои инструменты.
Щека у хозяина спала, глаз почти открылся, и хотя разговор был пока шепеляв, Игнат Лукич не унывал. Глянув на сундук, на котором лежали яички и курица, спросил:
– Ты куды девать все собираешься?
Вопрос меня огорошил. Съесть все это сразу я не мог, холодильников здесь нет.
– Давай я заберу, пока не пропало, дам тебе две деньги.
Я согласился, хотя о ценах представления не имел. Так потихоньку начал налаживать свой быт. Крыша над головой, хоть и не своя, имелась, не голодный, ближайшая перспектива проглядывается, ну и ладно.
Прошла неделя, пожитков прибавлялось, начала сказываться нехватка инструментов, да и комнатка для приемов оказалась маловата. Всю натуроплату: курами, яйцами, медом, сметаной, грибами, ягодами – забирал трактирщик, расплачиваясь со мной добросовестно. В конце недели я снял швы с раны на лице Игната Лукича.
Рубец получился аккуратным, розовеньким, он почти сливался с красными щеками страдальца. Я оглядел свою работу и остался доволен. Не хуже, чем в своей больнице.
Игнат Лукич достал из кармана зеркальце и оглядел лицо, судя по тому, что радостно заулыбался, работой остался доволен.
– Молодец, хорошо поработал!
Я понял, что вопрос дармового жилья и еды встает перед ним в полный рост.
– Давай-ка, паря, подумаем, как нам быть. Комнату занимать мне невыгодно. Людишки в коридоре толкаются, мешают. Опять же, деньжат ты маленько уже поднабрал.
– Что делать, подскажи, ты же местный.
Лукич присел на лавку, долго хмыкал, чесал затылок, со стороны было видно, что идет мозговая работа.
– Два выхода есть: или комнату у кого в доме снять, или…
– Что замолчал?
– А ты надолго к нам?
Я пожал плечами – идти некуда и жить негде, родственники будущие наверняка где-то есть, иначе как бы я появился в будущем, да только где и как их искать? Я представил на секунду, что будет, если бы их нашел – здравствуйте, я ваш прапра… внук? Хорошо, если сразу башку не скрутят.
– Ты, похоже, человек серьезный, – молвил трактирщик. – Если надолго к нам, можно в углу двора маленький домик поставить об одной комнате. За неё платить будешь.
– Почему об одной, две хотя бы – в одной принимать, в другой ожидать. Пока построим: осень будет, где людям находиться?
– А и верно – не подумал.
Мы хлопнули по рукам. И снова все потянулось по-прежнему – с утра прием пациентов, обед, опять прием. По мере работы количество пациентов росло: если раньше приходили с торга, то сейчас шли из города и окружающих деревень специально.
Где-то через месяц, утром, я проснулся от перестука топоров, громкого крепкого мужицкого словца. Выглянув в окно, увидел артель плотников, ставящих в углу двора, справа от ворот, сруб. Да никак мне домик – можно сказать, амбулаторию ставят. Я быстро выскочил во двор – мужики с прибаутками дружно ставили бревенчатые венцы. Ко мне подошел артельщик:
– Ты, что ли, жить здесь будешь? Игнат Лукич сказывал.
Мы определились, где будут двери и окна, и я пошел умываться и завтракать.
Однако радость моя была преждевременной. Игнат Лукич сказал, что доски для пола придется ждать долго, ден шестьдесят.
– Как? – удивился я.
– А ты что думал, видел хоть раз, как доски делают?
– Нет, – признался я.
Не рассказывать же ему, что в моем времени доски из бревна получаются за пять минут. Во мне проснулся интерес – что за лесопилка здесь?
– А хошь, завтра со мной поедем, я в Ашихмино собирался, у меня там артель своя, бревна, вестимо, оттуда, и доски там делать будут.
На следующее утро Игнату Лукичу запрягли с утра нечто вроде пролетки – на двух седоков. Я пристроился рядом с хозяином, мы тронулись.
Трясло изрядно, местные-то привыкшие, но мне после «Жигулей» такая езда показалось пыткой. Поистине и морковка сладкая для тех, кто сахара не ел.
Ехали недолго, по местным меркам, конечно, часа два. На берегу Оки располагалась небольшая деревушка – домов на двадцать. Ближе к воде высилась груда бревен.
По всей видимости, их сплавляли с верховьев плотами. Дюжина крепких мужиков обрабатывала лес. Палками с железными крючками на конце бревно затаскивали на подобие железного козла, споро топорами вбивали по всей длине железные клинья, и бревно раскалывалось вдоль. С половинами процедуру повторяли, затем топором заготовки досок обтесывались, и получались почти доски. Затем два мужика брали нечто вроде здоровенного скребка и таким громадным рубанком выравнивали поверхность, причем только с одной стороны.
– А почему только с одной стороны? – спросил я.
– Так трудов много, а как ни положи, видна только одна сторона – хоть на полу, хоть на стене.
Разумно вообще-то. Топором мастеровые владели мастерски: и рубили, и тесали, и использовали вместо молотка. Делали топором грубую и тонкую работу – причем одинаково хорошо. И топоры для разных работ были разные – большие и маленькие, но все наточены, как бритва. В умелых руках и при необходимости и оружием могло служить тоже убойным. Удара топора ни одна кольчуга или кираса не выдержит. Я поинтересовался:
– А пилы у вас есть?
– Есть, а как же, и лучковые, и двуручные, только топором быстрее получается, и устаешь меньше.
В голове начали шевелиться мысли о лесопилке с приводом от воды. А что – двуручные пилы у них есть, если собрать несколько в пакет, поставить водяное колесо… Я подозвал Игната Лукича и артельного, стал объяснять свою задумку – вбить недалеко от берега сваю или несколько, сделать колесо с лопастями, вал привода, поставить пакетом для начала несколько двуручных пил, причем от толщины прокладок между пилами будет изменяться толщина изготовляемых досок. Долго пришлось растолковывать, что-то додумывая на ходу, импровизируя, я выкручивался как мог – многих материалов и инструментов не было, да и появятся они нескоро. Артельный долго чесал в затылке, что-то рисовал прутиком на песке. Игнат Лукич сказал, поразмыслив:
– Так ведь сколько дён потеряем, пока соберем энту штуку.
- Предыдущая
- 5/67
- Следующая
