Пли! Пушкарь из будущего - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 22

• Предыдущая
• 22/67
• Следующая

Услышав радостную весть о снятии осады и победе, я снова провалился в сон.

Поутру нога отекла еще больше. Я сделал себе перевязку и решил отлежаться, немного познабливало. Эх, сейчас бы антибиотиков. Но чего нет, того нет. В городе оживилась жизнь: у распахнутых ворот стояла стража, в город потянулись крестьянские повозки с продуктами, на площади, с которой запускали змея, возобновился торг. Челядь, побывавшая на улицах, воротясь, рассказывала, что пленные были шокированы и подавлены летающим змеем – потери от стрелок были большие, особенную панику вызвал мой первый полет ночью. Неожиданный для врагов железный дождь от невидимого и неслышимого врага навел ужас на противника. Многие воины роптали, говорили о неблагоприятном стоянии звезд, о привлечении рязанским князем черных сил или колдовства. Часть воинов собиралась уйти из лагеря. Можно разве воевать с противником, которого не видишь, с которым нельзя биться на мечах или копьях, которого невозможно ранить или убить, взять в плен? Моральный дух воинства был подорван, угнетало сознание, что еще и когда могут выкинуть рязанцы. Во многих домах города шли бурные застолья. Убитых похоронили еще в дни осады. Теперь оставшиеся в живых бурно радовались жизни. Пусть завтра будет унылая работа, общественные заботы по замене городских ворот и ремонту стен, но это завтра. Из-за раненой ноги я не мог принять участие в празднествах, мы по-семейному посидели дома, а челядь я одарил мелочью. Через день прибыл гонец от князя. Кряхтя, я забрался в возок и отправился в кремль. По двору бродили пьяненькие холопы – видно, несколько дней застолья сказались, но стража была бодрой, воевода за порядком следил. Все тот же неприметный человек – Афанасий встретил меня с радостной улыбкой.

– Князь ужо ждет.

Я шагнул в распахнутые двери. Князь восседал в кресле в красном корзне, по обе стороны стола сидели бояре и воевода. Поклонился я и поприветствовал собрание. В ответ раздался нестройный гул голосов.

– Да, – молвил князь, когда стихли приветствия, – помог ты Рязани, дважды помог – калечных больных лечил да воинство супротивное сничтожить помог. Ловко ты придумал со змеем. Где видел сие?

– В заморских странах, князь.

– Далековато ты забирался, много чего насмотрелся, инда зело полезно. А хромаешь чего?

– Так стрелой в ногу зацепило, когда на змее летал.

– Садись, – предложил князь.

Я уселся в дальнем конце стола на лавочку.

– Когда воевода данковский, Олег Фролович, про тебя рассказывал, и верилось, и не верилось. Теперь сам да доверенные люди могли поглядеть. Хорошо службу служишь, хоть и на службе не состоишь. Решил я за усердие воинское, труды лекарские пожаловать тебе деревеньку с холопами – Власьево.

Я на мгновение растерялся. Какой из меня помещик? Я не знал, как по ботве отличить свеклу от моркови. Князь, видя мое замешательство, спросил:

– Что не так, али подарок не по нраву? – И нахмурил брови.

– Все так, княже, растерялся просто, не знаю, как и благодарить.

Я встал и раскланялся.

Сбоку выбежали слуги, обнесли князя и бояр кубками с вином, мне достался, наверное, самый большой. Делать нечего: назвался груздем – полезай в кузов.

В этот раз аудиенция была короткой, видно, у князя после осады дел было полно. Мне вручили дарственную грамоту, с чем я и отбыл домой. Анастасия встречала на пороге дома, встревоженно вглядываясь мне в лицо. Я достал из-за пазухи грамотку.

– Теперь мы землевладельцы.

Настя выхватила пергамент с коричневой сургучной княжеской печатью и, шевеля губами, начала читать, а затем радостно кинулась мне на шею.

Прошла неделя, нога почти зажила, я мог уже свободно ходить, но при длительной ходьбе щиколотка поднывала. На почти постоянные вопросы Насти, когда поедем смотреть деревню, я тянул с ответом. Наконец решился – завтра с утра едем. Дал указания на следующий день возок приготовить, продуктов. Со мной ехали возничий Прохор и бородатый Захар, что оставался домоправителем, когда я ездил в Данков за Настей. За прошедшее время я к нему пригляделся – мужик надежный, степенный, не вороватый, одна беда – к вину подпускать нельзя, меры не знает.

Долго тряслись в возке по пыльным дорогам, пока к вечеру не въехали в мою уже деревеньку. Стояла она на берегу небольшой речушки, была невелика – двенадцать домов. Прохор с Захаром быстро обошли дворы, собрали крестьян. Я представился. Ко мне подошел староста деревни.

– Что барин хочет?

– Сначала переночевать, а завтра объедем вместе по полям, покажешь, где что.

Ночевали мы с Анастасией в доме у старосты – он казался поболее и почище остальных. Прохор с Захаром в соседней избе. После завтрака все мы четверо и староста на своей кобылке отправились осматривать угодья. Участок оказался не очень велик – версты четыре в ширину и верст двенадцать в длину, с небольшим прудом и протекающей речушкой. Лес стоял недалеко.

Вернулись почти к вечеру, усталые, голодные, пропыленные. Сели за стол, перекусили, что жена старосты на стол поставила. Легли отдыхать. Сил что-то решать уже не было.

После сытного завтрака тем же составом, за исключением Прохора, я стал вести совет.

– Думаю, Захар, поставить тебя здесь управляющим.

Захар приосанился.

– Староста останется прежний, будет заниматься, чем и раньше, – землей, а ты будешь заниматься подсобным хозяйством – поставим лесопилку, мельницу, а там видно будет. Оставайся здесь, присмотри место для дома, управляющий при доме должен быть, да и мы наездами будем у тебя останавливаться.

Захар поклонился. Я отсчитал ему несколько серебряных рублей, чтоб нанять артель, строить дом, дал указания, и мы уехали.

Через десять дней уже вдвоем с Прохором, без Настеньки, мы приехали во Власьево. Рядом с домом старосты уже белел свежими бревнами сруб, правда, без крыши. Мы отошли вверх и вниз от деревни по течению реки, староста подсказал, где течение побыстрее, там и решили ставить лесопилку. По возвращении домой я отправился на торг, желающие наняться на работу обычно толкались там. По совету знакомого купца сначала нанял артельного – вроде бригадира плотников, а уже он подбирал себе артель. Договорились, ударили по рукам, погрузили в нанятые подводы купленные пилы и отправились в дорогу. Сам я выехал на следующий день. Артельным оказался мужик хваткий, мог понимать рисунки. Пока я в течение дня выяснял у старосты, какой налог надо сдавать в княжескую казну, сколько душ имеется в деревеньке и прочие хозяйственные премудрости, вчерне остов лесопилки уже начал обрисовываться. Теперь надо было решать вопрос с мельницей. Возить зерно на соседнюю, за двадцать верст, далековато и дорого. Коли натуральное хозяйство, то свое должно быть все.

Летом крестьяне будут заняты на полях, зимой на подсобном хозяйстве. В планы мои входила оплата за работу частично натурой – зерном, медом, овощами, частично деньгами. Будет достойная оплата, никто не ударится в бега и работать будут не из-под палки. Урожаи здесь были сам-три, то есть на килограмм посеянной пшеницы собирали три килограмма. Никто не пользовался удобрениями. Кучи навоза лежали позади каждого двора и, кроме запаха и мух, не приносили ничего.

Через две недели во двор ко мне постучал Захар. Рубашка мокрая от пота, ноги в пыли.

– Все, барин, дом закончили и лесопилку тоже, смотреть надоть.

– Ты что же, пешком из Власьева шел?

– Дык где подвезут, где пеше.

Так оказалось – предусмотрел я не все. Как в деревне без транспорта?

Поехали на торг:

– Выбирай себе лошадку и повозку.

По-моему, сам процесс выбора доставлял Захару большую радость: он заглядывал лошадям в рот, поднимал у них ноги, осматривал копыта, долго торговался.

Наконец и лошадь, и сбруя, и телега были куплены, и мы отправились в обратный путь. Захар гордо восседал на передке телеги, без нужды пощелкивал кнутом, погоняя и так резвую кобылку.

• Предыдущая
• 22/67
• Следующая