Уникальная система изометрических упражнений Железного Самсона - Шапошников Юрий Владимирович - Страница 3

Описываемые Ганноном «духовки» и высокогорные экспедиции – отнюдь не предел человеческих возможностей. А продолжительное бодрствование никак нельзя признать нормальным – думаю, что человек, не спавший столько времени, был в полуобморочном состоянии.

Таким образом, рассматриваемые факты в большинстве своем тривиальны, подбор их случаен, а выводы спекулятивны.

Иное дело – идея, которую автор хотел развить при помощи столь неудачно подобранных фактов. Возможность расширения физиологических пределов деятельности организма, необходимость тщательного изучения таких возможностей – это действительно интересно и важно.

Взявшись за эту тему, я бы начал анализировать спортивные результаты. Где предел силы, скорости, высоты прыжка? Тут есть точные наблюдения и можно делать научно обоснованные выводы.

Однако спорт, тренировка не дают еще гарантии расширения комплекса физиологических возможностей человека. Наш организм – самонастраивающая система. И нередко у физкультурников развитие тех или иных функций организма идет за счет других. Известно, что спортсмены, находящиеся в хорошей форме, обладающие великолепными мышцами, подвержены простудным заболеваниям в большей мере, чем простые смертные. Так что спорт сам по себе – не есть единственный путь физиологического совершенствования организма.

Дело гораздо сложнее. За миллионы лет эволюции люди стали значительно совершеннее своих предков: повысилась продолжительность жизни, увеличился рост, физическая сила. Организм выработал множество защитных реакций, которые не нужны были людям тысячи лет назад.

Немалое значение имеет и социальный фактор. Посмотрите на поколение, которое появилось после войны. Насколько эти люди крепче сверстников военного времени. Не последняя роль в жизнедеятельности организма принадлежит и эмоциональному настрою: во время войны солдатам приходилось совершать столь длительные переходы с такой тяжелой нагрузкой, что это уже само по себе могло быть признано рекордом.

Освоение космоса конечно же поставило человеческий организм в непривычные условия. Однако вряд ли это стоит переоценивать. Я убежден, что техника сделает перегрузки при взлете и посадке минимальными, легко переносимыми любым человеком. Сложнее с невесомостью. В невесомости имеет место повышенное выделение из организма солей кальция. Но, думаю, мы научимся приспосабливать к ней человеческий организм. И люди приобретут не существовавшую ранее способность жить и в условиях невесомости. Полагаю, что люди сейчас достаточно много знают о своих физических возможностях. И дело за тем, чтобы их умело развивать.

…Повторим вслед за Б. Егоровым – нужно умело развивать человеческие возможности. Для выбранного нами сюжета этот тезис представляет особый интерес: спортивной стороне сенсационных цирковых номеров уделяется сравнительно мало внимания, «Железный Самсон» – не исключение.

А ведь в начале нашего века силовой цирк и тяжелая атлетика практически не разделялись. В то время соревнований по поднятию тяжестей, подобных нынешним, не существовало. Единственным местом, где выступали силачи, был цирк. Блестящие успехи русских борцов и атлетов-гиревиков на цирковых аренах вошли в золотой фонд истории спорта. Поэтому мы и решили собрать по крупицам сведения об одном из сильнейших людей XX века, приподнять завесу тайны, которой были окутаны тренировки Железного Самсона.

Интересным казалось проследить, как крепла не только сила, но и воля этого удивительного человека, как в тяжелейшей жизненной школе вырабатывался его характер – многие номера Самсона требовали незаурядного мужества!

Книга эта – не биография, хотя она основывается на документах и воспоминаниях людей, знавших Александра Ивановича Засса, который был известен в цирке под псевдонимом Железный Самсон.

Серым осенним утром на безымянном хуторе, недалеко от Вильно, в доме Ивана Петровича Засса родился сын. Новорожденного назвали Александром, в глубине души надеясь, что ждет его славное будущее, достойное великих тезок.

Гордое имя – это почти все, что могла дать большая семья новому ее члену.

Шура был пятым ребенком. Мать со смешанным чувством гордости и горечи смотрела на кривящийся в гримасе крика ротик малыша – еще новый рот, а чем кормить? Большая семья – единственное богатство бедняка. И хоть ты разбейся – достатка не прибавится. Да откуда взяться-то? Земля бедная, дом чуть не по крышу в болоте, а за окном опять дождь. Пропадет урожай, жди года голодного.

Может, и не пережила бы семья ту зиму, да посоветовал свояк поехать за Волгу в имение княгини Юсуповой. Много не обещал, но сытный стол посулил. Зато уж и работа, конечно, до седьмого пота…

Недолго собирались, скарб небогат. За гроши продали соседям то, что можно было продать. Сели в поезд и увидели, что земля-то большая, можно сказать, бескрайняя – поля, поля, леса да перелески, города великие и малые. Не торопясь катился паровоз через всю Россию.

Подъехали к Саранску. Дальше – на лошадях, по степи, под знойным, безжалостным, несмотря на осеннюю пору, солнцем. Жутковато показалось после привычного лесного, болотного края – степь без предела, солнце да ветер.

Вот, наконец, и господский дом. Управляющий строг: имение громадное, два десятка деревень. Из конца в конец – больше тридцати верст. И везде нужен глаз, чтобы не оскудевала хозяйская казна. Дети старшие – тоже на работу: кто в поле, а кто помогать пастухам. Выходить завтра. Все.

И случилось так, что скоро, очень скоро начал маленький Шура самостоятельную жизнь. Отца почти не видел – он со старшими ребятами в поле от зари до зари. А мать с младшей сестрой то на кухне, то обед несут косарям, то в доме уборка, то еще что.

Одиноко крошечному человеку – в пустом доме ни души. Вот разве что щенок, маленький, пузатый, на толстых лапах. На том они и подружились, стали друг для друга товарищами в одиноких играх. А когда оба выросли, оказалось, что понимают они друг друга с полуслова, с полувзгляда. Пес, повинуясь мальчику, охотно проделывал всяческие уморительные трюки: ходил на задних и передних лапах, кувыркался и даже «подпевал» своему хозяину заунывным собачьим баритоном. Смотрели на эти бесплатные представления батраки, возвращающиеся с поля, и награждали маленьких артистов веселым смехом. С ними вместе смеялся и мальчик. И даже пес, носивший теперь роскошную кличку Хан, казалось, хохочет своими черными добрыми глазами. А когда пришла пора маленькому Шуре выходить на работу, он своего любимца Хана не бросил. Правда, и работа к этому располагала. Взял управляющий мальчика к себе посыльным. То туда сбегай, то туда сходи – то в кузню, то на скотный двор, то в соседнюю деревеньку. Выучился Шура ездить верхом. Так они и служили втроем – Шура, Хан и старый мерин Форсун, которого управляющий приказал давать Шуре для дальних оказий.

Это трио было предметом постоянных беззлобных насмешек всех рабочих в имении. Да и было от чего развеселиться – тощий, тяжело перекидывающий ноги мерин, на нем лихо подбоченившийся коренастый, дочерна загорелый малыш, а рядом – рыжий, кудлатый пес.

Тогда-то и услышал впервые будущий знаменитый артист слово «цирк». Произнес его конюх дядя Гриша. Личностью Григорий был примечательной. Служил он когда-то в кавалерии, говорят, воевал даже «с туркой». Оттуда принес Георгиевский крест да пустой рукав. И еще принес безудержную любовь к лошадям. На всю жизнь запомнил маленький Александр, как «беседовал» дядя Гриша со своими подопечными и как понимали его эти большие добродушные животные.

Была у нового конюха еще одна страсть – любил он порассказать про свое былое житье, про походы и страны, про войны и про родную деревню, что стоит на севере, откуда Гриша ушел давным-давно.

– А хлеб у нас пекут из ячменя – во вышиной! – рассказывал он, держа ладонь довольно высоко над землей. – Ей-богу, не вру! И ведь ячменный хлеб – он вкусный, пашеничного вкусней. Да и не растет у нас, на севере, пашеница. А хлеб вкусный… Только когда свежий. Зачерствеет – никуда, – дядя Гриша негодующе мотал головой и топорщил седые, прокуренные усы.